Дни войны (СИ) - "Гайя-А" - Страница 47

Несмотря на это, в Сум-Айтуре было все, что полагается иметь неплохому маленькому селению: дом продажной любви, бани для путешественников и горожан, подобие гостиниц — только для своих — приезжим полагались места у жителей в свинарниках. Верена здесь знали очень хорошо — склонившись почти до земли, приветствовали его слуги и стражники, и все двери перед ним открывались, стоило ему лишь приблизиться.

Там, куда он и его соратники вошли, было шумно и многолюдно. Звучная разноязычная брань разносилась по углам, поросшим плесенью и грибами. Латалена осторожно поглядывала по сторонам. Она разглядела людей, оборотней и пафсов, и, что удивило ее еще сильнее — родичей, асуров-горцев. Но дольше доли секунды женщина взгляд ни на ком не останавливала.

Наконец, Верен разглядел в толпе выпивох и бандитов того, кого искал, и склонился, сняв шляпу.

— Я приветствую тебя, Эйлан, сын Дальмы, и желаю тебе приятной охоты с хорошей добычей!

Внезапно Латалена увидела и обиталище хозяина заведения. Под аляповатым, но роскошным балдахином курились несколько высоких, в рост человека, кальянов и кадильниц, а под тихую дробь барабанов извивались в полумраке полуобнаженные женщины. Из темноты сначала вышли трое огромных оборотней, вооруженных каждый как отдельная армия.

Затем появились две прислужницы, одетые одинаково, и уж только затем появился не слишком высокий южанин-полукровка в одной длинной до пят рубашке, на лице которого было столько серег и колец, что сразу сосчитать их было совершенно невозможно. На немытой шее начиналась татуировка, окончание которой было заметно на левой ступне. Лицо Эйлана хранило следы оспы и многочисленных драк.

— Приветствую и тебя, Верен из Заснеженья, — низким голосом пропел Эйлан, — я вижу, твоя охота была очень плодотворна, но скажи мне, милостью всех богов Сины — зачем ты привел сюда ее?

Его палец указал точно на Латалену. Верен обернулся, недовольный тем, что Эйлан Ублюдок взглянул на женщину.

— Мы нашли ее по дороге, — ответил он негромко, — и я хочу получить за нее выкуп в белом городе. Она моя добыча.

— На твоем месте я бы ее отпустил, — Эйлан повернулся к гостям спиной, — но раз она твоя, можешь оставить себе. Я с друзьями делю только золото.

— Тогда нам нечего делить, Эйлан, — возвестил Верен и снова коротко кивнул, — сегодня я прошу у тебя лишь пару дней отдыха для меня и моих ребят, и хорошего ужина.

Верен уже развернулся, чтобы уйти, когда Эйлан произнес по-горски — Латалена едва услышала:

— Я знаю это семейство. Женщина Элдар. Это племя приносит погибель.

Верен сразу после дома Эйлана отправился в баню, и Прекраснейшая поспешила за ним — запах немытого тела стал уже невыносим, и хотелось скорее смыть с грязью перенесенные болезни и раны. В помещении было душно, стояла кромешная тьма, а вода была холодной и отдавала гнильцой, но особого выбора не имелось. Зато Латалена с удивлением обнаружила под одной из лавок небольшой душистый обмылок — что кое-что значило с учетом увиденного и услышанного.

Несмотря на кажущуюся бедность вокруг, Сум-Айтур был более чем богат. Здесь могло не найтись лишнего топора, но золото водилось круглый год, так же, как роскошные ткани, пряности, вино, горская водка и драгоценные камни. Снаружи захлопнулись засовы, и щелкнул замок. Латалена содрогнулась от этого звука.

Странно, но в Мирменделе она боялась меньше, среди врагов, чем здесь, среди необузданной и первобытной дикости.

— Ты напугала Ублюдка своим появлением.

— Я ничего не сделала для этого, — ответила Латалена, пытаясь определить источник звука. Из полумрака верхней галереи раздалось фырканье.

— Конечно! Ублюдок суеверен, как портовая шлюха. Но он иногда бывает весьма проницателен. И некоторые из моих ребят считают, что тебя надо утопить, от греха подальше.

— Ты за этим пришел? — огрызнулась Латалена, и из темноты донеслось злобное хихиканье.

— Нет, но начинаю задумываться.

— У меня взрослый сын, воин. Моя семья богата и вернет тебе твои деньги, если ты хочешь торговаться, — ответила, стараясь не повышать голоса, пленница.

Верен смолчал, словно оценивая услышанное. Латалена была спокойна. Но все же леди Элдар вздрогнула, когда оборотень бесшумно появился перед ней, выскользнув из темноты. Он разглядывал ее с равнодушным видом.

А Латалену била крупная дрожь. На нее смотрел огромный, голодный хищник, и никакое мастерство и ловкость не могли бы остановить его, желай он причинить ей зло. «Мои братья, — думала женщина, пытаясь не бояться, — ведь стая оборотней перебила мою родню, а это были лучшие воины среди нас!». Однако когда асурийка отважилась вновь поднять глаза и посмотреть в лицо волку, мужчина ухмылялся. И неожиданно леди Элдар бояться перестала вовсе.

По крайней мере, бояться за свою жизнь.

Верен был настолько сильнее, что сама мысль воевать с ней его смешила. И смеясь, он покачал головой.

— Если хочешь, носи свои тряпки на лице, остроухая, — добродушно ответил он, накручивая прядь иссиня-черных волос красавицы на палец, — волки не воюют с женщинами, а я не разбойник — по нынешним временам перебиваюсь, чем придется. Я еду в Элдойр, и собираюсь взять тебя с собой. Видимо, за тебя в самом деле есть кому заплатить.

Латалена чуть помедлила, прежде чем ответить.

— Буду благодарна. Скоро выезжаем?

Оборотень удивленно вскинул густые брови.

— Ох прости, твоё высочество, не спросил, как тебе удобнее. Ты увидишь еще три-четыре заката, прежде чем попадешь домой, если Бог даст, а мы не задержимся нигде.

— Я хочу переодеться, — помедлив, сказала Латалена, сжимая руки, — здесь есть какая-нибудь приличная одежда?

— Женщина, я тебе не прислуга! — заворчал Верен, хмурясь, — здесь есть горячая еда, крыша над головой и нет холеры и южан — будь довольна этим.

Выходя, он хлопнул дверью. Однако через несколько минут дверь распахнулась, и в нее влетел сверток, распавшийся на множество тряпок. Очевидно, контрабанда шелка была поставлена в Сум-Айтуре тоже на широкую ногу.

«Странные, но мужчины», — рассудила Латалена об оборотнях, одевшись и радуясь случаю снова почувствовать себя свободной. Или почти свободной.

Взгляд Верена ей не нравился. Собственнический, покровительственный, оценивающий, и какой-то… беспристрастный. Вне всякого сомнения, он знал имя ее семьи — его знали абсолютно все в Поднебесье, где знали о Единобожии. Но с ним она не чувствовала веса своего имени, хотя он, несомненно, исповедовал ту же веру, что и она.

***

Бесстрастность оборотня была лишь видимостью.

Верен не любил горцев. С кочевниками он мог еще как-то сосуществовать в одном мире, но прочих — и асуров в особенности — не выносил на дух.

— Вот посмотри, — объяснял он причины своей неприязни куму, — в глаза твоей дочери. Или жены. Или тёщи…

— Боже упаси, — усмехнулся Гухард, — я скорее загляну в драконью задницу…

— Кому что. Но ты обращал внимание? Не мог же не заметить. Помнишь мать Эйлана? Глаза ее? Вроде и фигурка, — Верен обрисовал двумя движениями то, что назвал «фигуркой», — и голосок нежный. А глаза, как у дохлой рыбины. Говоришь с ней, отвечает; а души нет ни в глазах, ни в словах.

Сказав это, он сплюнул.