Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 18

Азариил скрылся в прихожей. Бамбуковые занавески с тихим стуком заколыхались.

— Это он Ангелу-Хранителю говорил, — убежденно заявила Варя с восхищением. — Только непонятно, к которому из наших.

Ее неуемный, бьющий через край восторг раздражал. Поводов для радости Андрей не находил, зато для злости — сколько угодно.

С исчезновением ангела стало тоскливо и страшно: тени, ниши и дверные проемы после памятного бесовского ополчения не внушали доверия, а тьма за окнами, казалось, кишела котятами. Того и гляди к стеклу приплюснется чей-нибудь кривой зубастый скальп!

— Ух… Ну и дела… — Варя замельтешила по гостиной. — Сейчас соображу. Нужно одеться потеплее, не забыть платок, прихватить с собой пластиковые бутылки и молитвослов на всякий случай… Поразительно! Настоящий ангел!

Утомленный ее безудержными излияниями, Андрей ушел в кухню искать бутылки и хлопнул дверью.

Как много планов у бытия! С какой непревзойденной гармонией они сочетаются друг с другом, как глубоко продуманы их переплетения, какой стройный порядок царит в каждом! Воистину все это непостижимо, и остается лишь замирать с благоговением всякий раз, как мысль волею или неволей обращается к тайнам мироздания. И восхвалять замысел Творца, и преклоняться перед Его величием.

А Андрей любопытен. Ему с его ограниченным человеческим умом непременно хочется вникнуть в суть и получить ответы на вопросы, которые и задавать-то не должно. Какая самонадеянность!

Азариил размышлял об этом, поднимаясь по широким выщербленным ступеням древнего храма. И, наверное, впервые с самого момента своего рождения задумался над тем, как легко шагнуть из телесного мира в духовный. И даже спуститься в преисподнюю, будь на то воля Божья. Человеку и впрямь не постигнуть, а ангел ему не помощник, чтобы объяснить: разве распишешь слепому многообразие видимого спектра?

Под ногами хрустели мелкие камешки: твердые, жесткие, ровно такие же, как на земле. Лоза дикого винограда и длинные, цепкие плети плюща обвили балюстраду, взбираясь по колоннам до самых сводов. В притворе царил прохладный полумрак; из распахнутых навстречу дверей дохнуло благоуханием елея и ладана. С замиранием сердца, отбросив праздные мысли, Азариил вступил в храм и медленно, в священном трепете двинулся по наосу. Включая в себя сразу несколько величественных крестово-купольных построек, расположенных одна за другой, храм казался бесконечным. Приделы здесь располагались иначе, чем в земных церквях, причудливо и непонятно сочетались с нефами и все вместе походили на длинную анфиладу. Сквозь высокие стрельчатые окна текли косые солнечные лучи, освещая замысловатую плиточную мозаику пола. И в каждый Азариил погружался, чувствуя, как волны благословенного тепла омывают его с ног до головы; и в каждом ощущался направленный сверху взгляд, исполненный вселенской любви и понимания.

Невзирая на обилие света, в храме было темно. Снова мелькнула мысль, что объяснить это Андрею вряд ли получилось бы. Таинственно мерцали золотые орнаменты, покрывающие торцы арок и колонны. Фрески дышали жизнью, силой и непревзойденной гармонией оттенков: огненные серафимы, шестикрылые херувимы, многоокие престолы, величественные власти, грозные силы, доблестные господства, суровые начала, возвышенные архангелы и одухотворенные ангелы. На стенах висели иконы без окладов и киотов: таких, наверное, при жизни не встречал ни один человек. Изображались на них исключительно ангелы: в полный рост и все — с одним единственным крылом, как напоминание об обманчивой устойчивости природы и опасной близости падения. Вестники, пророки, каратели, воины, миротворцы… Тускло блестело шершавое золото, одежды благодаря искусной прорисовке выглядели объемными, а растрескавшаяся краска создавала впечатление тканого полотна.

Азариил остановился напротив алтаря. Царские врата сейчас были закрыты и занавешены, но он знал, что в ответ на молитву они обязательно распахнутся, а через боковые двери можно шагнуть прямо в престолу Божию.

Остальные шестеро были уже в сборе, ждали только его, задержавшегося. Никто не упрекнул, не укорил, не задал вопроса и не высказал назидания.

Лаувиан, Хазиил, Катехил, Нуриил, Менадель, Акамиан и Азариил — семеро Ангелов из чина Сил замерли, выстроившись в ряд, и склонили головы для безмолвной молитвы.

Время текло. Колыхались за окнами плети дикого винограда, незаходящее солнце щедро вливалось в вытянутые, узкие окна, ровно горели лампады, и клубился воздухе сладкий серебристый дым.

Однако дышалось на удивление трудно: привычное незамутненное счастье непривычно теснило грудь, а бедное человеческое сердце, видимо, не могло вместить ни всеобъемлющей любви, ни благоговения — и трепыхалось в груди загнанной птицей. Азариил не смел поднять глаза, чтобы убедиться: и с другими воплощенными братьями происходит подобное. Следовало дождаться окончания молитвы, следовало погрузиться в нее полностью, целиком обратившись в призыв…

Наконец катапетасма отодвинулась. Царские врата раскрылись, и из Света на амвон вышел ослепительный посланник, принадлежащий лику Властей, — Аския. Храм на мгновение озарился, глаза защипало, однако сияние быстро померкло по мере того, как ангел принял менее болезненный для огрубевшего восприятия облик. Невещественными остались лишь крылья — текучие, прозрачные и туманные.

Азариил с интересом отметил, что в струящихся белоснежных одеждах его грациозностью и изяществом напоминал скорее девичий, чем юношеский. Лицо сияло подобно молнии на грозовом небе, а для передачи синевы глаз на земле, не нашлось бы подходящего оттенка. Праведница Варвара, разочарованная вульгарной телесностью Азариила, пришла бы в восторг.

— Мир вам, братья, — произнес Аския, и голос его звучал как множество голосов.

Семеро ответили почтительным поклоном.

— Я вижу, каждый из вас достойно переносит тяготы, связанные с обретением плоти, и хочу напомнить, что мера эта вынужденная. Поспешность, с которой вы были отправлены на землю, помешала разъяснить ее причины. Но, побывав среди людей, вы, возможно, и сами о них догадались.

Азариил не задавался подобными вопросами. Воля Небес — это воля Небес, ее не обсуждают, над ней не размышляют. Смиренное исполнение — вот все, чего требовал и Бог, и сама ангельская природа.

— Вы посланы к смертным, весьма далеким от добродетели, духовно искалеченным и изуродованным печатью падшего, — продолжил Аския. — Подобно заточенным в аду, они пребывают во мраке, и явиться к ним в бестелесной форме, пусть даже и адаптированной для восприятия, было бы немилосердно. Божественный свет прожег бы их насквозь, и они в панике бежали бы от вас, сами не зная почему.

Хм… Андрей не показался Азариилу настолько несчастным.

— Прошли те времена, когда люди на земле доверяли чудесным явлениям. Многие предпочитают закрывать глаза на непонятное и списывать на «случайности» божественный промысел. Часто выходящее за рамки материалистического толкования высмеивается, воспринимается враждебно или не воспринимается вовсе. И это вторая причина, по которой вы вынуждены сковывать себя узами плоти. Напугать Осколки неосторожным явлением значило бы оттолкнуть их от себя — и отправить прямиком в объятия падших.

Аския замолчал.

— Мне досталась блудница, — вдруг горестно поведал Менадель. Азариил не разбирался в людской привлекательности, однако из всех присутствующих этот ангел вызывал самые приятные эстетические ощущения.

— Было бы легче, если бы ее на подобный образ жизни толкнули обстоятельства, но речь, увы, идет о добровольном выборе. Даже меня пыталась ввести во грех. Мастема напустил на нее порочного Асмодея, а Хранитель и на версту приблизиться не может. Бесы под ногами вьются и ластятся, как котята.

— Похожая ситуация, — поддержал Акамиан. — Только мой подопечный, Джеймс, — неверующий католический священник. И такие встречаются. Принес сгоряча обет безбрачия, который ему оказалось не по силам соблюдать, и теперь втайне пьет, богохульствует и предается греховным помыслам. Не знаю, как смогу отбить его от Лилит…