Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 19

— А у меня отрок, — тихо промолвил Лаувиан. — Двенадцать лет — и уже две попытки самоубийства за плечами. Данталиану Многоликому достаточно нашептать ему на ухо, что мама мечтала убить его в утробе, и тот сразу за бритву схватится.

— Смерти нельзя допускать, — ровным тоном предупредил Аския.

— Не против себя он, а против матери нож обратить собирается. А Мастема только того и ждет! Душа, омытая в крови, сама к демонам просится.

— И мне не легче, — признался Хазиил. — Достался сын с умом, помраченным корыстолюбием и алчностью, готовый ради наследства сжить со света собственного отца. Падшие выставили против него Маммона, и тот натравил бесов-подстрекателей.

— А с моим человеком демону не повезло, — сказал Катехил. Странный он был: крупный, нестриженный и заросший щетиной. — Эмильен в тюрьме сидит за грабежи, и я сижу вместе с ним. Валафару придется нелегко. Пришлось, правда, испросить благословение на использование чужого тела, но все удачно устроилось: Господь призвал невинно осужденного в Свет, а я на время позаимствовал его плоть… Отношусь со всем почтением, — Катехил смущенно умолк.

— Нуриил? — спросил Аския.

— Я присматриваю за ведьмой, брат. Она называет себя ясновидящей, гадает по хрустальному шару и предсказывает судьбу по картам. До недавнего времени бесы над ней глумились, но теперь за нее взялся сам король шабашей Леонард. Прикинулся духом погибшего мужа. Смрад за версту…

— Азариил?

— Мне не на что сетовать, — ангел слегка поклонился. — Я за вверенным мне человеком неисправимых пороков не вижу. Он был атеистом, однако Мастема своим появлением избавил его от этого недостатка. А дальше как сложится — все в руках Божьих и святой воле Его.

— Хорошо, — удовлетворенно поблагодарил Аския. — Для всех нас случившееся с братом Аваддоном — большое несчастье и весьма скорбное обстоятельство. И одновременно — урок. Усвойте его, братья, и запомните: самый страшный грех есть неповиновение. Для падшего обратного пути нет. От падения нельзя оправиться, после падения нельзя возвыситься. Сейчас возвращайтесь на землю, выполняйте свою миссию и уповайте на милость Отца нашего. Благословение на вас!

Аския поднял руку, и семь ангелов склонились перед крестным знамением.

— Тремя верстами южнее, он сказал! Каково, а? Нет бы человеческим языком объяснить: улица такая-то, дом такой-то. Из какого столетия этот вульгарный архаизм вообще взялся? Кто сейчас расстояние верстами мерит? А может, они там, в небесной канцелярии, вообще циркулем отсчитывают? На глазок?

Сидя за рулем, Андрей исходил гневом. Примерно обозначенный ангелом район на поверку оказался плотной паутиной улиц, а навигатор — вот незадача! — в упор не видел не только ли Всехсвятской, но и вообще ни одной церкви. И отправлял на Славянскую площадь, на Ленинградский проспект или в Алексеевский женский монастырь. Совсем не по пути.

Закралось в душу нехорошее подозрение, будто божий засланец Азариил в технике нарочно поковырялся. Уж для чего — бог весть! Но и телефон клинило, и навигатор чудил.

— Может, это специальная защита от бесов, — предполагала Варя, пока они бороздили ночные улицы и исследовали закоулки.

— Угу, и от нас заодно, — огрызнулся Андрей.

— Он же ангел, ему, наверное, непривычно мыслить земными категориями. Решил, что дал исчерпывающие указания.

— Жираф большой, ему с высоты виднее, где тут красный кирпич и медные купола.

— А если у прохожего спросить?

— Рискни. Будем надеяться, им окажется не та скелетина, с которой я в покер играл.

— Теоретически вероятность крайне мала.

— Теоретически и сквозь чугунные решетки на автомобилях не пролетают. Знаешь, я не удивлюсь, если за нами уже хвост волочится.

Впрочем, черные кошки дорогу не перебегали — уже хорошо.

Варя притихла и долго сидела с отсутствующим видом, игнорируя пыхтение и самозабвенную брань Андрея, в которую он вкладывал всю душу.

— Руганью ты только привлечешь внимание нечистого, — наконец сказала она, оборвав очередную экспрессивную реплику на полуслове. — Сверни-ка вон туда.

— Да там тупик, даже светофора не…

— На всякий случай.

Ну, хочешь — получай! Андрей раздраженно крутанул руль, и машина медленно вползла в безвестный переулок. Дорога здесь оказалась разбита, текла неровно сквозь дворы и скверик, где в совершенном беспорядке росли кусты и деревья: зазеваешься — того и гляди въедешь в ствол. С победным ехидством Андрей разглядывал трущобы, по которым скользили лучи фар: мол, ну и что я говорил? Вломились невесть куда невесть почто…

Однако впереди, на фоне подсвеченных городскими огнями туч, вдруг возник характерный силуэт здания: острая, граненая крыша колокольни с маковкой и луковица купола. Колеса взрыли свежий снег, стыдливо прикрывавший грязную слякоть, и уткнулись в бордюр. В желтом свете фар мокро блестела железная решетка ограды.

— Похоже, добрались, — Варя радостно завозилась, отстегивая ремень безопасности.

— Как ты догадалась? — только и смог вымолвить обескураженный Андрей. Тысячу раз еще проехал бы по той улице и не обратил внимания на неказистый поворот!

— Ангел-Хранитель надоумил. Азариил не зря велел ему нам помогать.

— Что же он не явился во плоти и не сказал человеческим языком? Весь район избороздили!..

— Явиться не может — не положено. А говорить — говорил, да я не слушала.

Варвара вылезла из машины, хлопнула дверцей и, стянув у горла воротник куртки, заторопилась к воротам. Впрочем, «ворота» — громко сказано. Проем в ограде перегораживала кособокая железная калитка. На ржавых ее прутьях болталась массивная цепь с навесным замком, однако стоило тронуть дверцу — и петли тоненько и противно заскулили.

— Открыто, — сообщила Варя.

— Погоди, может, еще не та церковь, — проворчал раздосадованный Андрей, следуя за ней по пятам в обнимку с парой пластиковых бутылок. Калитку на всякий случай прикрыл.

Ведущая к крыльцу дорожка была выложена плиткой. Справа на газоне торчали черные остовы неухоженных кустов, слева, перед домом священника, возвышалось нечто несуразное, наподобие мостика через лужу.

Стоя под навесом крыльца, опирающимся на четыре тонких столба, Варя уже рылась в сумке. В зубах у нее был зажат серый беретик, мокрый и жалкий, а волосы растрепались, разлетелись по плечам: густые, повлажневшие и вьющиеся от тающего снега.

Андрей не видел смысла в условностях, да ситуация и не располагала размениваться на мелочи, но вертевшееся на языке замечание проглотил. Пусть ее повязывает свой платок.

Убежище не казалось надежным. В темноте толком не разглядишь, и все же было очевидно, что зданию этому как минимум полтора века, а то и больше. Намертво спаянный раствором кирпич отличался грубой фактурой — сейчас такой уже не кладут. Но в пользу древности свидетельствовало даже не это, а какое-то особое чувство. От стен веяло старостью, стены впитали в себя прошлое: годы и десятилетия, осени и зимы, зной и ветры. И людские переживания. Пока Варя возилась с платком, Андрей прикоснулся к шершавой кладке: пальцы мигом замерзли, будто стена поглотила тепло. А вместе с теплом, наверное, и частицу тревоги.

— Готова!

Не дожидаясь указаний, Варвара постучала в дверь — вполне себе современную, пластиковую. Затрясла рукой, подула на костяшки, а звук, между тем, получился не слишком выразительным. Андрей выждал минуту, удостоверился, что робкие Варины поползновения остались незамеченными, и грохнул в дверь кулаком.

— Тише! — сестра от испуга подпрыгнула.

— Тише никто не услышит.

Спустя минуту из-за двери раздалось неуверенное:

— Александр, ты?

Трусоват, похоже, дьякон.

— Здравствуйте! — старательно вкладывая в голос побольше благодушия, поприветствовал Андрей. И вдруг, неожиданно для самого себя, пустился в причитания с подвываниями: — Нас сейчас обокрали в сквере: деньги, документы, паспорт и ключи от машины… и телефон! Телефон тоже унесли! А мы издалека, в паломничество… А ночевать негде, а холодно, а сестра у меня голодная… а позолоти ручку, яхонтовый, — бросил Андрей в сторону. — Пустите обогреться, а?