Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala - Страница 82

Чернав легко отодвинул ее от себя.

— Это не травы, — ответил он, заметив лихорадочный блеск в глазах спутницы. — И не порошки.

— Тогда что? — сощурилась Марушка.

О, рядом с ней оказался настоящий целитель! Повыше уровнем, чем травник из Тержи, и уж точно в разы опытнее и сильнее Руты. А, может, и вовсе один из лучших целителей всего княжества. «Да этот Чернав справнее даже Федоры!» — Марушка чесала ладонь, освобождая новую кожу, и раздувала ноздри от нетерпения: она не могла упустить шанса расспросить его обо всем, что тот знает, вынудить поделиться тайными знаниями и умолять на коленях, если придется, чтобы Чернав обучил ее так же лечить одним только наложением рук.

— Ты можешь сделать так и со второй моей ладонью? — тарахтела она, не замечая черных теней под глазами попутчика и помутневшего взгляда. — А научить меня? Я вообще-то многое уже сама могу — раны штопала, отвары и порошки могу сделать от разных хворей, но такому не обучена…

— Учить не буду, — процедил Чернав, и легкая нотка недовольства и усталости скользнула в его голосе, — а вторую руку, так и быть, давай.

Марушка протянула саднящую правую руку и жадно впилась в нее взглядом, как только мужчина коснулся ее холодными пальцами. Сначала онемели кончики пальцев, хотя Чернав и не дотрагивался до них, в отличие от прошлого раза, а затем девочка ощутила легкое покалывание, которое вскоре переросло в сильный жар. Захотелось поскорее выдернуть руку, но Марушка ждала, не проронив ни звука — она должна была разгадать этот хитрый секрет.

Когда по телу пробежали мурашки от холода, Марушка посмотрела на Чернава — тот сосредоточенно глядел в одну точку, едва шевеля побелевшими губами. Черты его лица заострились, а глаза поблекли. Ладонь девочки он отпустил резко, будто в руку по досадному недоразумению попалась болотная жаба. Путника шатнуло, волосы прилипли ко взмокшему лбу. Марушка нахмурилась, наблюдая за ним — мужчина, казалось, постарел разом на несколько лет: тени под глазами теперь напоминали больше синяки, щеки впали, а мелкие морщины оттисками птичьих лапок собрались в уголках глаз.

— Это волшба! — воскликнула Марушка. — А ты можешь исцелить мне ногу? — показала она на потемневший от запекшейся крови ноготь.

— Нет, — отрезал Чернав, неловко отступая в сторону.

Марушка перевела недоуменный взгляд с ноги на спутника, и тут же бросилась к нему. Но на этот раз не молить его поведать о секретах целительства и чародейства, но подставить плечо. Девочка ухнула от неожиданности и согнулась под весом Чернава — того шатало, руки дрожали, с лица сошли краски, а холодная высохшая кожа на ощупь напоминала бересту.

— Придется передохнуть, — слабо улыбнулся Чернав, указывая направление, — тут совсем близко… Я чую. Пойдем.

Марушка не стала уточнять, что почуял ее спутник, здраво рассудив, что отдых ему действительно не помешает. Федора никогда не использовала чары напрямую — лечить старуха предпочитала травами, настоями да руками: и грыжу вправляла, и роды принимала, и раны штопала, если придется. Иногда только творила обереги: чтоб скотина во дворе не переводилась, урожай не посох, от злого да завистливого глаза, от хворей разных да непрошенных гостей — всё, что могло понадобиться им с Марушкой да селянам из Малых Лук. В такие дни старуха запиралась от любопытных глаз ученицы на чердаке, жгла сухие травы, терпкий запах которых тянулся после над болотом, рисовала руны, — грозилась им обучить и Марушку, когда та грамоту осилит, да не срослось. А после волшбы, отсыпалась день или два, и вовсе не вставая с постели. Кошки оберегали ее чуткий сон, не подпуская никого к порогу избы. Даже Марушку. Впрочем, та и сама была не против — редко ей удавалось провести день в лесу, бездельничая. Правда, все равно поглядывала одним глазом, не проклюнулись ли где грибы, поспели ли ягоды и лещина, присматривала полянки медуницы да кошачьей травы, и ощупывала покрытые лишайником ветки бузины в поисках похожих на вареные хрящи грибов — медвежьих ушек, — для старухиных отваров.

Вот и сейчас, Марушка плелась, подстраиваясь под тяжелые шаги Чернава, опиравшегося на ее плечо, пыхтела от навалившегося груза, а глаза сами собой вылавливали пробившиеся у обочины круглые листья чирейной травы. «Вот плутовская травка! — злилась девочка. — Так она была нужна мне — и ни листочка, а теперь — хоть в снопы вяжи».

Поле, на обочине которого велел остановиться Чернав, оказалось ничем не примечательным: колосилась пшеница, выглядывали меж высоких стеблей синие глазки васильков и звездочки щербака. Путники встали у старого вяза, глядевшего на них черным провалом дупла — молния попала, да и иссушила дерево.

Чернав устроился в хитросплетении корней, спиной опершись на сожженное дерево и глубоко впившись побелевшими пальцами в замшелую сырую землю. Марушка скоро оценила обстановку, покрутилась на месте и побежала в поле, путаясь в колосьях и сетуя на ноготь — искать травы, которые придадут ее спутнику сил.

— Облепиха, корень плешивца… — бормотала она, шагая по полю и склоняясь к самой земле, — дятельник, лапчатка… Да где ж мне их взять тут?

Дятельник, впрочем, нашелся — живым ковром проглядывая сквозь высокие стебли пшеницы. Марушка собрала розовеющие соцветия в подол платья и поспешила обратно, лихорадочно соображая, в чем вскипятить воды для отвара и согласится ли спутник пожевать цветы, если посудины не сыщется.

Не дойдя до вяза нескольких шагов, она остановилась и просыпала от неожиданности дятельник — Чернав ждал ее, и выглядел он лучше и здоровее, чем до встречи с девочкой. На пальце правой руки, ухватившись маленькими лапками, сидела растрепанная синегрудая синица с белым хохолком.

«Что за дела? — нахмурилась Марушка, собирая соцветия обратно. — Нельзя за один день сначала постареть на несколько лет, а потом помолодеть на десяток!» Глубокая складка на лбу ее спутника разгладилась, чернота под глазами пропала, только блестела паутиной седина. Марушка тряхнула головой, моргнула, но неожиданное преображение, казавшееся маревом, произошло на самом деле.

— Я дятельник собрала, — пробурчала девочка, высыпая соцветия в мох между корнями дерева. — Впустую, похоже. Расскажи мне про волшбу, — попросила она, усаживаясь рядом.

Чернав загадочно молчал, будто раздумывая, можно ли доверять девочке, и смерил ее испытующим взглядом. Синегрудая птица перепрыгнула на другую руку мужчины и повернула круглую голову к Марушке.

— Я ученица знахарки, — заверила девочка, умоляюще складывая ладони. — И не простой, а настоящей ведуньи! К ней за советом приезжали из соседних деревень, — приукрасила она, — и из города приходили помощи просить, — приплела заодно и Лиса. — Федора обещала меня выучить, но не успела.

— Ладно, — согласился Чернав и, поразмыслив, добавил, — если ты расскажешь, зачем тебе к Живе.

Марушка вздохнула, повертела головой, будто из тумана могли вырасти приспешники Радмилы и подслушать её, но вокруг стояла гнетущая тишина, только вдали надрывно каркала ворона, и девочка заговорила:

— Сначала я хотела задать другой вопрос. Но… — замялась она, — всё переменилось. Мне нужно отыскать моего друга. Там, где мы условились встретиться, его никто не видел и не знает, куда он мог пойти. Значит, случилась беда… — прошептала Марушка, растирая руки.

— Почему ты так решила? — удивился Чернав. — Разве человек не может просто уйти? Что если, ему наскучило сидеть на одном месте? Или он передумал ждать?

— Лис бы ни за что меня не бросил, — упрямо покачала головой девочка. — Я узнаю у Живы, куда он делся, и пойду за ним хоть бы в самое пекло.

* * *

Рядом со статным вороным конем Роланда, пегая жилистая Буря, которую запрягли для Лиса и вывели за ворота, выглядела насмешкой над рыжим — как если бы вместо живого скакуна ему вынесли деревянного конька на жерди.

— Да эта кляча по дороге рассыплется, — плевался Лис, обходя лошадь и придирчиво рассматривая ее со всех сторон. — Еще б осла мне привели!