Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 16

— Давайте вашу куртку, дражайшая фройлейн, — добродушно завел Корсаков, — вы уж, поди, отвыкли от должного обращения? Скажите, когда за вами в последний раз ухаживал мужчина?..

И впрямь, не припомню, когда мужчина именно «ухаживал».

Зато прекрасно помню, когда мужчина, развалившись на диване с пультом от телевизора, требовал немедленно откупорить ему пиво.

Я сняла куртку и сунула ему.

— А все потому, что нынешнее поколение… А-а! — вдруг заверещал он, и куртка полетела на пол.

— Что это с вами? — очнулась я от ступора.

Он затряс рукой, время от времени дуя на нее.

Я, ничего не понимая, воззрилась на него.

— Ну что стоишь, как истукан?! Поднимай свое барахло и встречай гостя! — прошипел он, не переставая дуть на руку.

Я подняла куртку с пола и молча повесила на вешалку, покосившись на портрет.

— Удивляюсь вам, Марта Вильгельмовна… — вернулся опять к высокому стилю непрошеный гость по пути в гостиную.

Меня вдруг впервые покоробило это обращение.

— Называйте меня просто Марта.

— Вас это раздражает?

Я не знала, что ему ответить.

— Сделайте исключение ради меня. Позвольте вас так называть.

Ладно, черт с ним, пусть называет, как хочет. Сейчас он выскажется и пускай катится ко всем…

Я не успела закончить мысль; к горлу вдруг подкатил ком, и я чуть не выплеснула последнее слово вместе с блевотиной, хлынувшей из меня потоком.

— Ай-ай-ай! А я ведь предупреждал: следите за своими мыслями!

С этими словами Корсаков степенно прошел в гостиную. Пока я возилась с ведром и тряпкой, вытирая рвоту, он произвел там необходимые манипуляции, и когда я появилась на пороге, сразу увидела портрет отца.

Он висел на своем законном месте. НА НЕМ НЕ БЫЛО НИ ЦАРАПИНЫ.

Я невольно обратила внимание на часы — они показывали без десяти девять.

Чего он приперся на ночь глядя?..

— Не угостите ли чаем? — вопросил адвокат, извлекая из вновь неизвестно откуда появившегося портфеля печенье и пирожные.

— Я ужинаю на кухне.

Я думала, что он опять попросит сделать исключение, однако он лишь пробурчал, дескать, это дурной тон, и прошел на кухню. Я накрыла на стол, и мы уселись.

— Как поживаете? — задал он дежурный вопрос, закинув ногу на ногу.

— Нельзя ли ближе к делу? — попросила я.

— А куда это вы собирались в столь поздний час, милейшая фройлейн? — вдруг спросил он, прищурившись.

Глядя ему прямо в глаза, я твердо заявила:

— Я собиралась уехать отсюда домой. Навсегда. Я и сейчас собираюсь это сделать. А вы меня задерживаете.

— Как дерзко вы разговариваете!.. Однако, смею спросить: что же побудило вас к столь необдуманному поступку?

— Я обдумала свой поступок.

— Да?

— Мне… неуютно здесь, — с легкой запинкой пояснила я.

— Вы хотите сказать, — произнес Корсаков размеренно, — что здесь, в двухэтажной квартире с двумя ванными комнатами, спальней в итальянском стиле и гостиной с нефритовым камином — вам НЕУЮТНО. Я не ослышался?

Я почувствовала себя глупо.

— Понимаете…

— А где ж вам тогда уютно, будьте любезны поведать. Уж не в тесной ли халупе на улице Некрасова?!

Мне было как-то неловко сознаться, что именно в ней.

Павел Иванович выпрямился на стуле.

— Н-да, фройлейн Марта, вы меня прямо-таки поражаете. И, насколько я понял, вы имеете намерение отказаться от этой квартиры и предпочесть ей уже упомянутую конуру?

— Не называйте ее так. Пусть она небольшая и скромно обставлена, в ней я чувствую себя в своей тарелке.

Я не смогла вымолвить фразу «Мне там не страшно».

— Ну, а если ваша мама неожиданно вернется из Испании обратно на постоянное местожительство? — выдвинул Корсаков новый аргумент.

И это знает!

Сделав вид, что ничуть не удивлена его осведомленностью, я уверенно произнесла:

— У них с мужем все замечательно, и возвращаться она не собирается.

— Жизнь, фройлейн Марта, иногда бывает сложнее, чем мы можем себе представить…

Какой же он зануда!

— Даже если она и вернется, — твердо заявила я, — ничего страшного. Мы с ней всегда прекрасно уживались.

— Но вам же надо устраивать свою личную жизнь. Вам скоро двадцать пять лет!

— Об этом рано говорить.

— Как бы не было поздно! — Внезапно он разозлился и чуть не рубанул ладонью по столу, но, очевидно, вспомнив о манерах, сдержался. — Вдруг у вашего избранника не будет отдельного жилья? Сейчас жилье есть далеко не у каждого молодого человека. Тем более, — он усмехнулся, — у того контингента, который вы предпочитаете.

Тут он прав, меня всегда наносит на нищих и неприкаянных, но талантливых и одержимых.

— Ну почему вы все видите в черном цвете? Может, у моего избранника будет двухкомнатная квартира… — возразила я неуверенно.

Адвокат разразился злым хохотом.

— …в которой будут жить его бабушка, мать с отчимом и младшая сестра со вторым мужем, новорожденным младенцем и дочерью от первого брака! — торжествующе закончил он.

Я представила себе эту безрадостную картину.

И вздохнула. Скорее всего, примерно так и будет. До этого всегда происходило нечто подобное.

Заметив, что я уже колеблюсь, Корсаков пристально посмотрел на меня. Мне показалось, что его взгляд проник в мои внутренности и пошевелил печень. Увидев, как напряглось мое лицо, адвокат засмеялся.

— А не выпить ли нам, дорогая… м-м… Марта?

Судя по тому, как вальяжно он расположился на стуле, уходить явно не торопится. Значит, сегодня я уже никуда не уеду — вряд ли трамваи ходят по ночам, да и насчет такси тоже сомневаюсь. Коль так, можно и выпить. За мой последний вечер на проспекте Касаткина. Я кивнула и двинулась к буфету.

— Не многовато вы вчера абсенту-то хлебанули? — раздалось за спиной.

Я притормозила.

— Вчера? Я совсем не пила вчера.

— Ну уж!..

Я приоткрыла дверцы буфета, достала абсент и увидела, что бутылка полна лишь наполовину!

Я вытаращила глаза.

— Да-а… — осуждающе произнес Павел Иванович. — Пьянчужка вы, Марта Вильгельмовна, да еще и лгунья в придачу!

— Да не пила я! — воскликнула я, изумленно глядя на бутылку.

— А кто же, по-вашему, выпил все это? Уж не батюшка ли ваш покойный?..

Это прозвучало как неудачная шутка, но в его интонации мне послышался скрытый интерес.

Я поставила бутылку на стол и вернулась на свое место. Корсаков сразу же наполнил бокалы. Мы чокнулись, и я стала тянуть завораживающую зеленую жидкость.

Куда же подевалось полбутылки?.. Я точно помню, что даже не открывала ее…

— Абсент, знаете ли, имеет такое свойство… — мурлыкал над ухом адвокат, — выпили и не помните, когда и как пили. А,извиняюсь, предметы сами собой с места не срывались и не начинали по комнате шастать?

Что он хочет этим сказать?.. Я уже отпила несколько глотков из бокала. Начало приходить ощущение успокоения.

— Так что? — настойчиво повторил он. — Стулья не ходили строем по комнате?

Я пошевелила губами, но звук застрял где-то внутри.

— Что? — наклонившись ко мне, переспросил Корсаков.

— Портрет… — пролепетала я.

— А-а, — распрямился он обратно, — значит, портрет. Лес шелестел, мост скрипел… Так?

Я кивнула.

— Уж не из-за этого ли вы выкинули сие бесценное произведение искусства с балкона, едва не размозжив голову вашему покорному слуге?

— Как?..

Я же смотрела вниз — там не было ни души!

— Да-да, я как раз шел вас навестить. Слава богу, портрет не долетел до земли, а упал на мягкое одеяло, которое сушилось на третьем этаже. Пока я ходил к вашим соседям с третьего этажа, объяснял суть да дело, вас и след простыл.

Он опрокинул в себя остатки напитка. Я сделала то же самое. Он тут же налил по второй.

Волшебная жидкость заставила кровь быстрее бежать по жилам. Мне вдруг стало горячо, весело, в груди заклокотали страсти, или, как говорил сосед-слесарь с улицы Некрасова — страстя. Я радостно заулыбалась.