Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 15

После чего беседа опять зашла в тупик.

— А вы как сюда попали? Тоже наследство получили? — спросила я ради приличия.

Мне было абсолютно все равно, как она сюда попала.

— Нет, — ответила она, — я не наследница. Я — наследодатель.

Фраза прозвучала странно. Получается, ты либо наследница, либо наследодатель.

— Третьего не дано, — эхом отозвалась женщина.

Мне стало совсем жутко.

— Как это не дано? — вступила я в глупый спор. — Тысячи людей никому не оставляют никакого наследства и сами ничего не наследуют!

— Только не здесь… Только не здесь, — зашептала она.

Я решила, что пора закругляться.

— Извините, — сказала я, поднявшись, — было приятно познакомиться, я бы еще с удовольствием посидела, но меня ждут.

Света не выразила никакой реакции. Я одернула куртку и зашагала к выходу.

— Умерла ведь Алла Иванна-то… — раздалось в спину.

Я обернулась.

— Умерла?.. Давно?..

Из-под надвинутого на лицо капюшона Света вперила на меня свои бесцветные глаза.

— Давно уж, лет десять назад.

Я остолбенела.

— Как это, лет десять назад?..

— Щас точно скажу, — принялась она подсчитывать что-то в уме, — как раз ее сын из армии в сентябре вернулся, а в ноябре она умерла. В девяносто втором году.

— Да как же это может быть? — горячо возразила я. — Если Надя снимала у нее комнату в девяносто девятом?..

— Как это не может быть?! — окрысилась наследодатель Света. — Когда все соседи ее хоронили?! Я прекрасно помню, это было в ноябре девяносто второго года. А сын ее еще раньше умер, в девяносто первом.

— Это какой сын умер в девяносто первом? Который в девяносто втором из армии вернулся? — уточнила я. У меня возникло смутное ощущение, что я нахожусь в сумасшедшем доме.

— А какой же еще? — вскинулась Света. — У нее один сын был, Юрка.

Главное, что я вспомнила и этого Юрку — когда изредка заходила к Наде, он орал из зала:

— Эй, девчонки, идите сюда телевизор смотреть, нам с баб Аллой без вас скучно!

Да я его видела на прошлой неделе возле пивной!..

— Похороны у Юрки пышные были… По сорок рублей с каждой квартиры собирали! — вздохнула Света.

Не прощаясь, я кинулась со стадиона прочь.

Мимо аптеки, конфетной фабрики, книжного магазина, башни с часами и супермаркета, забыв про ногу, я бежала так быстро, что только вывески мелькали перед глазами.

Ну и ну! Ну и привел Господь встретиться!..

У остановки я замедлила шаг.

Внезапно мне снова, как утром, как вчера вечером, после мучительного поиска лестницы, нестерпимо захотелось уехать отсюда, вырваться из этого непонятного, мрачного, скорбного места, хоть ненадолго… Может, Оксанка уже приехала от матери? Сейчас я ей позвоню и договорюсь о встрече; посидим в кафе, поболтаем… Сколько сейчас времени?..

Доставая телефон, я вдруг заметила, что сумрак стал быстро сгущаться и наползать со всех сторон; день угасал прямо на глазах, как настольная лампа с регулятором света. В домах начали один за другим вспыхивать окна. Башенные часы громко и внятно пробили восемь.

Восемь вечера!

Рука, роющаяся в сумке, замерла, и сама я, наблюдая за нереальностью происходящего, встала, как парализованная.

Я думала, что выброшу портрет, и все изменится, но ничего не изменилось. Странные люди, странные магазины, странное время, которое то сжимается, то растягивается, день, который ни с того ни с сего оборачивается ночью, минуя естественный закон природы…

Но я же реалист! Я не верю, что это возможно! Так не бывает, потому что не может быть!

Я не верю, но я стою на остановке и отчетливо слышу бой часов. И в этот час небеса как будто резко сомкнулись и заперли чертов проспект в темноте!

В полном смятении я достала телефон и дрожащей рукой начала нажимать кнопки. Дозвониться удалось не сразу, и когда я уже почти отчаялась, в трубке раздались треск, шипение, скрежет, и, наконец, где-то далеко-далеко, будто на краю Земли, зазвучал то и дело прерывающийся и исчезающий голос.

— Марта! Ты где?.. — словно с другого конца света кричала Оксана. — Я тебя не слышу!..

Я надорвала связки, пытаясь пробиться сквозь помехи.

Но все было бесполезно. Тонущий в шуме далекий голос, в конце концов, пропал совсем.

Тягучий сумрак надвинулся еще сильнее, и я явственно, всей своей кожей, почувствовала, как медленно и страшно взглянули на меня его мертвые глаза.

Желание немедленно уехать стало непреодолимым.

Пусть меня не слышно через неведомое расстояние и ускользающее меж пальцев время, пусть нахлынувшая из ниоткуда ледяная мгла смыкает на моем горле свои щупальца, но я все равно уеду!

В нетерпеливом, затем беспокойном, и, наконец, отчаянном ожидании трамвая я просидела на остановке, как мне показалось, всю ночь.

Но, когда часы на башне зазвучали снова, они снова пробили восемь раз.

А трамвай так и не появился.

Каким-то внутренним чутьем я поняла, что сегодня он уже не придет и, одолеваемая тяжелыми мыслями, поплелась в свои апартаменты.

Мне никогда не вырваться отсюда. Я останусь здесь навсегда.

Я вошла в прихожую и села прямо на пол, перед огромным, в человеческий рост, зеркалом в черной прямоугольной раме. Посмотрелась в него.

Интересно, оно показывает все так, как есть? Ничего не приукрашивает и не уродует?

Я увидела свое похудевшее лицо с темными кругами под глазами. Да. Недешево дается мне возможность обладания семикомнатной квартирой в центре.

Семикомнатной? Я что-то не могу припомнить седьмой комнаты, их только шесть. Может, прихожая тоже считается комнатой? Она такая огромная… Впрочем, мне хватило бы одной спальни.

Хотя какая теперь разница?

Мне хватило бы одной спальни, если бы эта квартира не вытягивала душу из тела.

А точно ли она в центре? Об этом центре вообще никто слыхом не слыхивал. А Света что-то болтала про какой-то мост…

Я сделала вывод, что вообще не знаю, где нахожусь.

Мне не нужна эта квартира. Мне здесь плохо. Она сосет из меня жизнь.

Тяжелым шагом, не раздеваясь — к чему раздеваться?.. — я поднялась в спальню. Раскрытый, наполовину собранный баул стоял посреди комнаты. Я стала кидать туда оставшиеся вещи. Сейчас возьму его, выйду из дома и пойду на остановку. Еще немного, на грани последней надежды, подожду трамвай. А если он не придет, поймаю такси — они время от времени курсируют вдоль дороги. Собравшись, я потащила баул по лестнице. Приволокла его к двери. В последний раз окинула взглядом квартиру — просторную прихожую, массивные двери, ведущие в комнаты, и лестницу.

Прощай, наследство!

Зря я выкинула папу с балкона. Висел бы себе на стене в гостиной…

Держа баул в одной руке, другой я взялась за ручку двери, но неожиданно она распахнулась снаружи, и от неожиданного толчка я отлетела в сторону.

За дверью стоял Павел Иванович Корсаков.

— Извините, что без приглашения, — учтиво произнес он, протискиваясь в дверь, загороженную баулом, — но дела прежде всего.

По квартире моментально разнесся пряный запах его одеколона.

Невзирая на меня, сидящую на паркете посреди прихожей, он чинно прошел к вешалке, снял головной убор и повесил его на оленьи рога.

Плащ, как и в первое свое посещение, снимать не стал.

— Мерзну все время, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — Позволите?..

Вот черт его принес!..

Он исподлобья взглянул на меня.

— Вы не пробовали следить за своими мыслями, фройлейн Марта? — со скрытой злобой спросил он. — Мысль способна созидать и разрушать.

Но мне было не до его философских взглядов.

Я во все глаза уставилась на большой плоский предмет, который он держал подмышкой.

ЭТО БЫЛ ПОРТРЕТ МОЕГО ОТЦА!

Он меж тем мягко продолжал:

— Давайте-ка пройдем в гостиную и поговорим.

Я, не произнося ни слова, медленно поднялась с пола, отодвинула в сторону баул и заперла дверь.