Танцовщица и султан (СИ) - Акулова Анастасия Сергеевна - Страница 38

Веселенький день, ничего не скажешь…

В последнее время каждое утро наполнено тоской, однообразием, истязающим беспокойством. Череда одинаковых дней проходила мимо, но волнение не отпускало, а нарастало в геометрической прогрессии. Каан уехал следить за последними приготовлениями к походу, и я с ужасом осознавала, что мне… не хватает его. Страх охватывал при одной мысли, что вскоре он отправится на войну… И, просыпаясь каждым ярким осенним утром, я каждый раз думала о том, что мне просто необходимо его увидеть хотя бы раз перед тем, как он отправится в поход. Ведь после нашего последнего разговора мы не обмолвились ни словом. Он если и смотрел на меня, то равнодушно, холодно, как на пустое место, и это, как бы я себя ни одергивала, причиняло боль. Но куда большую — понимание того, что на войне может случится всякое даже с султаном, а зная его, я с уверенностью могу сказать, что он примет самое активное участие и сидеть в сторонке не будет точно.

Однажды, проснувшись в такой же полноте яркости и красочности осеннего утра, я заметила, что сменился тон и "настроение" погоды за пределами моей клетки, стало пасмурно, и только разноцветные падающие листья пленяли мой взор… Через небольшое окно в огромный сказочный сад я видела изменения привычного, не то чтобы эти изменения были чем-то принципиально новым, чего я никогда не видела раньше, но внешний облик этого маленького мира менялся с каждой секундой, а вместе с ним и что-то во мне. С падением каждого листочка менялась композиция всего пейзажа… Это очень трудно сходу разглядеть, но если чуточку присмотреться, то можно почувствовать, как всего один маленький лист меняет и преображает все вокруг…

Я обожаю этот осенний сад. Меня туда тянет как магнитом, и все свободное время, данное мне или украденное, я проводила в облюбованном "ромашковом" уголке, где рядом еще цвели два куста роз и был фонтан, иногда даже приносила с собою арфу, на которой немного научилась играть. Как сегодня. И пела, импровизируя по нотам, старую, любимую с детства осеннюю песню, что так подходила этому пасмурному утру.

В осенний сад зовут меня

Воспоминания мои.

Горит оранжевый наряд

И воздух свеж,

И журавли курлычат в небе.

И кажется, что мы с тобой

Не расставались никогда.

Ты, словно солнце и вода,

Живешь со мной, не разлучаясь.

И так подряд уж много лет,

Когда приходит осень вновь.

Хочу найти затихший сад,

Чтоб все мечты

И всю любовь

Вернула память.

И голос твой услышу вдруг.

Слова, как теплые огни,

Зовут меня в былые дни.

Мне не забыть тебя — я знаю…

Вздохнув, кое-как вынырнула из размышлений, и, прикинув, сколько я тут просидела, заставила себя встать: хватятся — несдобровать. Крепко держа арфу, я неспешно направлялась ко дворцу, когда услышала голоса и лязг неподалеку.

Лязг?..

Притормозив, тут же пошла на звук, все ускоряясь, ведомая каким-то нехорошим предчувствием. Но даже худшие ожидания не подготовили бы меня к тому, что я увидела.

За кустами, на знакомой площадке, где обычно тренировался повелитель (каюсь, подглядывала, завораживающее зрелище), помимо охраны, замершей в паре десятков шагов, был только он сам с обнаженной саблей в руке, и Гард.

Гард, стоящий на коленях, с выжидающим взглядом и напряженно сжатыми губами. У самой его шеи — лезвие сабли… А взгляд повелителя жесток и суров. В нем все льды Арктики, приговор… так мне показалось…

Такого всеобъемлющего ужаса я не испытывала еще никогда, даже во время шторма. Весь воздух резко вышибло из груди, будто в сердце воткнули кол.

Приглушенно вскрикнув, я выронила арфу и, не помня себя, бросилась вперед, видя лишь удивленные глаза цвета морозного утра…

— Стойте. Не надо…

Подкашивались ноги, я готова была упасть, голос дрожал и срывался. В голове осталась одна лишь мысль: я переживу все, что угодно, только не это.

Все, что угодно, только не…

В повисшей тишине мой мечущийся взгляд зацепился за что-то блестящее. Сабля. Еще одна, брошенная неподалеку. Пронзенная догадкой, тяжело дышащая я неуверенно взглянула на "жертву" и "палача" — оба они были слегка вспотевшие, в одних рубашках.

Черт, неужели…?

— Не надо что? — Вопросительно выгнув бровь, уточнил Каан, убрав саблю в ножны и недоуменно глядя на меня. Гард тем временем встал и поспешно отвернулся — так принято при появлении кого-то из султанского гарема.

Блин, вот я дура…

— Простите, повелитель, — Кое-как подавив неимоверно облегченный вздох, смущенно потупилась я, — Мне показалось, что здесь будет казнь… Я не выношу вида крови, смерти. Один раз увидела — хуже этого нет ничего на свете.

Это и впрямь так, однажды на эарданской площади я столкнулась с таким зрелищем, с тех пор мне долго снились кошмары.

Взгляд повелителя тяжелел с каждой секундой, и я, осознавая, что натворила, поняла, что лучше мне сейчас сбежать.

— Простите, что потревожила, — на грани слышимости произнесла я, — Позвольте, я вернусь во дворец.

Дождавшись сухого кивка, я быстро поклонилась, и, подхватив арфу, галопом бросилась обратно.

Только бы он не подумал чего-нибудь… такого. Иначе я сама же могу стать виновницей того… того, что мне только что показалось.

Господи, спаси… И что на меня нашло?

Вечер был прохладным и пасмурным. Листья кружились в медленном танце, тихо стучался в окна мелкий дождь. Весь день был такой: безрадостный, серый, полный ленивой тоски. Причем не только для меня — у всех девушек-рабынь были постные лица, и только предававшиеся безделью фаворитки выглядели довольными, посматривая на нас свысока. Отчего-то было тяжело на сердце, и все время хотелось спать. А между тем гоняли меня вдвое больше, чем обычно — в честь скорого отъезда повелителя в гареме случился маленький праздник: девушкам раздавали угощения и маленькие подарки, чтобы мы молились за благополучное возвращение повелителя с победой, а еще…

— А еще сегодня будет праздник… только в его покоях. — С предвкушающей улыбкой доверительно шепнула Лейла — одна из немногих девушек, с кем я здесь нормально общалась, — Управляющая гаремом выберет нескольких девушек, только самых красивых, и в его покоях…

Я замерла в полнейшем шоке, ибо мое воображение выросшей в двадцать первом веке извращенки при этих словах нарисовало… "нехорошие" картинки. Черт возьми, только не говорите, что в гареме бывают еще и…

При этой мысли меня обуяла такая страшная ярость, что хотелось вскочить и дать пару пощечин одному венценосному козлу. Я так бы и сделала, если бы не вовремя законченная фраза Лейлы:

— …и танцуют. Та, что понравится повелителю больше всех, получает кольцо, и в ту же ночь… эй, ты чего? — Бледная, как мел, я, зло смотрела куда-то перед собой. Ярость немного схлынула, но совсем не исчезла. — Ревнуешь, что ли?..

Я вздохнула, взяв себя в руки.

Да, черт возьми, да. Я ревную. Пора признать это, как свершившийся факт.

— Прости, я… пойду прогуляюсь. — Тихо ответила я.

Свежий воздух, дунувший в лицо, заметно отрезвил. Ха, а чего я ожидала? Что я теперь для него пуп вселенной, единственная-неповторимая? Очень смешно.

"А может, это из-за того случая с Гардом? Может, Каан обо всем догадался, и… — похолодела от этой мысли, — Господи, надеюсь, ему ничего не сделали. Да нет, бред какой-то. Иначе наказали бы обоих, и я уже давно в темнице бы прохлаждалась. С другой стороны, может, это просто из-за самой записки, и таким образом он пытается заставить меня тоже ревновать? И какая тварь об этом донесла?? — И тут же сама посмеялась над собой: — Ага, аж десять раз, делать ему перед походом больше нечего. Ха, ну у меня и самомнение".

В душе поселилась боль, но я усмехнулась, горько, зло: пусть так. Пусть проводит время с кем хочет, и тогда я смогу наконец избавиться от этой "болезни", вычеркнуть его из своих мыслей. Иначе, наверное, тут и быть не могло…