Перевал (СИ) - "Эвенир" - Страница 45

— У тебя сапог в крови! — ахнул тот.

Противная рана, конечно, открылась снова, а ведь пустяковая была царапина. В этот раз на перевязку пошла рубашка Аля, причём Родрик задремал, не дождавшись конца болезненной процедуры. Сквозь дрёму слушал обрывок разговора, рокочущий голос Кейна, дрожащий от усталости — Аля.

— Давай твой мешок, я понесу завтра…

— Не надо! У меня и так самый маленький. Даже у ярлёнка больше.

— Ну, так он же мальчик.

— А я кто? Девочка?

— Я не ярлёнок…

— Ярлёнок и есть, кто ж ещё? Вот приедешь в Гнездо — будешь орлёнком…

— Меня там будут бить, пожалуй…

— Не «пожалуй», а непременно. А ты им скажи: «Я — гость лорда Родрика, и если вы не уважаете меня, значит, не уважаете и его». А как это сказал — сразу в глаз. Или в нос, чтобы кровь пустить. Но в глаз лучше.

Родрик ещё успел удивиться воспитательной премудрости Кейна, которого логосский мальчишка выбрал в защитники, но даже удивление вышло бессильным. Потом вернулся проводник, принёс какую-то плохую новость, но к тому времени Родрик уже спал.

Утром его знобило. Зубы стучали, противно ныли кости. Ему дали сухую овсяную лепёшку и полоску солонины, но еда не шла в горло, и он спрятал угощение в карман плаща.

За завтраком прояснилась и вечерняя плохая новость: камнепад засыпал узкую тропу, по которой собирался провести их проводник. Теперь им предстояло вскарабкаться по стене, чтобы продолжить путь. Или же выбрать окружную дорогу, пролегавшую в опасной близости к Равенсроху. Так что, по сути дела, выбора у них не было.

Снегопад прекратился. Похолодало. Темная стена поблёскивала ледяными слезами. Проводник достал из заплечного мешка моток веревки.

— Я бы поднялся, — проговорил он с сомнением, — но если я грохнусь, кто вас дальше-то поведёт?

— Я взберусь! — вдруг заявил Аль. — Правда, я смогу!

— Исключено! — отрезал Родрик. — Ты — не горец, ты горы год назад впервые увидел. Ты никогда по скалам не лазал, сорвёшься!

— Я лёгкий и ловкий! — заспорил эал. — Я хорошо стою на ногах, в любую качку на корабле не падал!

— И слушать не стану! — от голоса Родрика осыпалась с ели снеговая шапка и с криком вспорхнула в небо птица. — Никуда ты не пойдёшь! Сядь вот здесь и помалкивай!

Других желающих не находилось. Кейн и Норт отводили взгляд, их можно было понять. Только вчера их били смертным боем. Ярлёнок все так же прятался за спину своего защитника, эалы молчали. В другое время Родрик и сам бы поднялся на эту стену, но раненая нога казалась чужой и тяжелой. Он точно знал, что сорвётся.

Аль подошёл к нему вплотную, заговорил негромко, но спокойно:

— Это все из-за меня. Ты не попал бы в плен, и Доннер был бы жив. Тебе не пришлось бы отдавать пленников, если бы не я. Я слышал, что в Равенсрохе говорили: «Мало попросили. Он за эту шлюху все Гнездо отдаст». Так же и в Гнезде скажут, не все, но многие. Дай мне хоть что-то сделать. А если сорвусь, значит, такова моя судьба. Я тоже устал, понимаешь? От бессилия своего устал, от того, что сам ничего не могу и ничего не решаю! Ну дай же мне хоть один раз по-своему сделать! Я ведь не ребёнок и не игрушка!

Родрик молчал. Аль усмехнулся, грустно, горько.

— Прикажешь остаться? Ты же знаешь, я послушаюсь…

— Иди.

Слово вырвалось само. Было оно единственно правильным.

Аль молча кивнул. Подошёл к проводнику, сбросил на снег тяжёлый плащ, шапку, рукавицы. Подтянулись и остальные, стали смотреть, как логоссец показывает Алю верёвку, объясняет:

— Там, наверху, ты увидишь сосну, её и отсюда видно чутка. Вон, видишь? Обернёшь вокруг веревку в три обхвата. Потом завяжешь вот таким узлом… Второй конец скинешь вниз, да смотри, чтоб ровно упала, не зацепилась ни за что. Ступай легко, только чтоб не по льду. Запомни: две руки — одна нога, одна рука — две ноги… Вниз не смотри, по сторонам не смотри, только смотри, где ногу поставить да за что рукой ухватиться. Не спеши…

Родрик не подошёл. Он старался не слушать. Снова опустился на снег, вытянул проклятую ногу. Стал глядеть, как проводник перекинул через плечо Аля бухту веревки, как его мальчик подошёл к стене, стал подниматься, вначале легко и быстро, едва касаясь камней кончиками пальцев. Потом — медленно и осторожно. Вот посыпались мелкие камни из-под его руки. Вот соскользнула с выступа нога и принялась торопливо искать другую опору. А вот его мальчик замер на месте, окаменел от ужаса, прижавшись всем телом к стене, не в силах сделать следующий шаг. Страшно захотелось отвернуться, закрыть глаза, спрятать лицо в ладонях, не видеть, не слышать, не знать. Мелькнула предательская мысль: в самом деле, пусть все кончится. Все равно в этой войне не победить, не удержать, не защитить. Так пусть все закончится сейчас. Родрик стряхнул болезненное оцепенение. Встал на ноги, подошёл к друзьям. Заставил себя смотреть на тонкую фигурку, распятую на каменной стене, на светлую косу, дрожащую на ветру.

— Давай, Аль, — сказал вдруг Кейн. — Ты сдюжишь, девочка. Ты — сильная.

Дрогнула белая рука, скользнула по черному камню, вцепилась в невидимый выступ. Согнулась в колене нога, носок нашёл удобную трещину. Аль двинулся вверх.

— Силы Света с тобой, золотой ты наш, — перевёл дыхание Норт.

Больше Аль не останавливался, карабкался вверх, как бывалый скалолаз. Ступил на чуть заметную полку, уходящую вправо и вверх, легко заскользил в сторону. Исчез за выступом скалы, пропал из виду. Потянулись долгие минуты. А потом быстрой змеёй заструилась по камням веревка. Логоссец поймал её, крепко дёрнул — держится. Голова и плечи Аля показались над вершиной стены, едва заметные на фоне мрачного неба. Тяжелая рука ударила Родрика между лопатками, и он с хрипом выпустил воздух, грозивший разорвать ему грудь.

Первыми поднялись по стене эалы, вытянули на верёвке Агата, заботливо завёрнутого в плащ Норта, потом поднялся и сам Норт. Кейн между тем объяснял ярлёнку, обвязывая его верёвкой:

— Не виси, как куль с дерьмом. Карабкайся сам. Если сорвёшься, придётся тебя тащить вверх, как того пса. А ты можешь из петли и выскользнуть, так что лучше ползи.

Мальчишка вскарабкался довольно ловко, хныкая и попискивая. Потом подняли мешки с провиантом. Настала очередь Родрика. Он вспомнил совет, который проводник дал Алю: ни о чем не думать, лишь о том, куда поставить ногу и за что зацепиться пальцами. Смешно, разве на такие стены взлетал он мальчишкой? Да и совсем недавно, на спор с тем же Харолдом, взобрался на внешнюю стену Белого Гнезда, гладкую, как стекло. Потуже затянул петлю на талии, ступил на чуть заметный выступ, привычно нащупал опору для рук. И тотчас же понял, что ничего не выйдет. Раненая нога не выдерживала веса его тела. Пришлось подтянуться на руках, от острой боли в треснувших рёбрах потемнело в глазах. Но шаг все же сделан. И ещё один. И ещё. Страшно не было, только больно и очень трудно. До желанного карниза он все же не дошёл, ступил на лёд и сорвался. Когда тугая петля перехватила грудь, он на мгновение потерял сознание. Но только на мгновение. По карнизу шёл сам, проклиная свою беспомощность. А когда крепкие эалы втащили его на вершину хребта, он увидел, как Аль бьет Кейна кулачком в плечо и смеётся ему в лицо:

— Кто это здесь девочка?

А Кейн подхватывает эала под мышки и кружит его легко, как ребёнка. А тот смеётся, и его золотая коса летит, летит…

К вечеру снова пошёл снег. К вечеру Родрик выбился из сил и позволил эалу забрать его мешок. Теперь он знал, это был Эйллерт. Красивый сукин сын, сильный, как бык, плечистый, здоровый, молодой. Родрик же был столетним старцем. Каждый шаг давался ему с трудом, каждый шаг пронизывал огненной болью. Он падал и вставал снова. Ему помогали. Он не различал лиц. А потом, сто лет спустя, они оказались в крошечной, сложенной из целых брёвен хижине, где горел на земляном полу неяркий огонёк, где пахло потом и псиной. Где говорили о непонятном.

— Родрик не может дальше идти. У него жар. Его рана открылась, он потерял много крови. Мы должны остаться, подождать, когда ему станет лучше.