Заклятая невеста (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 42

— Он сможет нас спасти?

— Если я выясню, что творится с моей магией. Ты же понимаешь, что говорить об этом никому нельзя?

Девушка кивнула, быстро-быстро.

— А что с ней происходит?

— Я… создаю порталы, — раскрыла ладони, хотя к моим ладоням порталы не имели никакого отношения. — Пространственные переходы, правда, пока на очень небольшие расстояния.

Если вспомнить Ирэю, она провалилась сквозь пол и выпала в тронном зале, во время наказания Льера я просто рванулась к нему — и оказалась рядом. Единственное, что объединяло эти моменты — сильные эмоции. Может быть, в этом все дело?

— Еще я спасла тебя.

Амалия широко распахнула глаза.

— В лесу. Помнишь первый раз, когда ты пришла в себя в Аурихэйме?

И почему Золтер запретил мне об этом говорить?

Вопросы, вопросы, вопросы — и ни одного ответа.

— Аурихэйм не откликается на магию смертных, но на мою магию по какой-то причине откликается. Поэтому… — я улыбнулась и протянула ей руку. — Мы обязательно вернемся.

Амалия вложила в ладонь дрожащие пальцы. Под глазами девушки залегли глубокие темные круги, и даже оттеняющее ее светлую кожу голубое платье сейчас не освежало.

— Я очень надеюсь, леди Лавиния, — сдавленно прошептала она. — У меня такое чувство, что этот мир меня убивает. Я здесь постоянно мерзну… Помните, я говорила, что мне не страшны холода? Но здесь с утра до ночи продирает озноб, хотя жара у меня нет.

Я приложила ладонь к ее лбу: действительно, жара нет.

— Ты говорила кому-нибудь об этом? — спросила встревоженно.

Да, Аурихэйм — не лучшее место для юной леди, и я сама частенько мерзну от близости Смерти, но…

— А со мной кто-то говорит? — Она горько усмехнулась. — Мне приносят еду с таким видом, словно кормят зверье. Единственная, с кем я говорю — вы.

Я прищурилась.

— Кто тебе прислуживает?

— Прислуживает? — Амалия приподняла брови. — Несет тяжелую повинность, вы хотели сказать. Они каждый день меняются, и ни одна не назвала своего имени, хотя я пыталась спросить.

Взметнувшуюся было внутри ярость я заставила отступить. Нет, с этим элленарийским снобизмом пора что-то делать, и если это делать — то делать сегодня, когда во время наказания Ирэи во внутреннем дворе соберется толпа. При мысли о том, какой может быть реакция Золтера, внутри что-то подозрительно задрожало, но эту дрожь я уняла раньше, чем она растеклась по всему телу и добралась до сердца. Если я права (а я права, потому что иначе объяснить случившееся с пологом просто нельзя), моя магия в Аурихэйме не подчиняется никаким законам и правилам, странным образом набирает силу, хотя в этом мире почти не осталось жизни.

Пока я буду молчать, Золтер тоже будет молчать.

А значит, пришло время заявить об этом во всеуслышание.

Оставшееся до вечера время я посвятила общению с магией. Раньше я принимала ее как данность и не заостряла внимания на своих ощущениях, но сейчас отмечала все, что казалось мне интересным. Например, в нашем мире я чувствовала мягкое раскрытие сил, в Аурихэйме магия вспыхивала сразу. Здесь я чувствовала ее неотделимо от себя постоянно: в каждом вздохе, в каждом движении пальцев, над которыми мерцала жемчужная дымка, в родном мире она зарождалась во мне лишь тогда, когда я того хотела.

Чем больше я обращалась к магии, тем больше понимала суть слов Золтера об истинной силе: мы с ней действительно были единым целым. Мне не нужно было ее звать, она была со мной каждое мгновение, струилась по моему телу, бежала по венам, раскрывалась цветами и жизнью.

После того, как у меня на балдахине вырос цветок, я поняла, что стоит остановиться и прекратила. Не то, чтобы это меня напугало (что может сделать маленький безобидный цветок?), но я была достаточно подкована в магии, чтобы понимать, что если чего-то не можешь объяснить, в это погружаться не стоит. По крайней мере, пока рядом не будет того, кто может.

Я ожидала, что за мной придет Лизея, но Золтер явился лично. Окинул меня отстраненным взглядом и поинтересовался:

— Ты ужинала?

— Чтобы меня стошнило на глазах у всех? — хмыкнула я. — Увольте. Публичные казни и наказания не возбуждают мой аппетит.

На самом деле я была не вполне уверена, что поступаю правильно: все-таки для магии нужны силы, но мне кусок в горло не лез. Во-первых, потому что смотреть на истязания Ирэи мне совершенно не хотелось, а во-вторых — по причине того, что я задумала.

— Что же его возбуждает? — поинтересовался он, отточенным жестом подавая мне руку.

Это было как-то слишком по-энгерийски, поэтому я даже не сразу нашлась с ответом. Обычно его аэльвэрство предпочитало приказывать или брать, так что подобный джентльменский жест совершенно выбивался из образа. Раздумывая над этим, я поняла, что что-то странное творится не только с моей магией, но и с Золтером. Пока я не упустила эту мысль, надо будет к ней вернуться. После того, как вернусь к себе.

— Вы сегодня так милы. Мне ожидать солнца и радугу?

— Ты была бы не ты, если бы не сказала что-то подобное, — хмыкнул он.

Но руку не убрал, и я добровольно положила ладонь на сгиб его локтя.

— Ты не ответила на вопрос.

— Он не показался мне интересным, — хмыкнула я. — Тем более что раньше вас это не интересовало.

— Интересует сейчас, — коротко произнес он, и мы направились к дверям.

Вся дикость ситуации заключалась в том, что мы шли не на званый ужин, а смотреть на наказание, но вели себя именно как собравшиеся на официальный прием. Еще большая дикость — то, что я уже начинала к этому привыкать, но самая, пожалуй, из ряда вон — то, что я иду рядом с мужчиной, который предпочитает брать женщин силой и делает вид, что все хорошо.

Эта мысль заставила отнять руку.

— Что-то снова не так?

— Снова? — я приподняла брови. — Оно постоянно не так.

— Что именно?

— С чего предпочитаете начать?

— С чего угодно. Но не сейчас. Поговорим об этом за ужином.

Я не ослышалась? Он сказал — поговорим?

— Руку, Лавиния. — Это прозвучало привычно-жестко, проходящие мимо элленари склонились, но Золтер даже не взглянул в их сторону.

Ладонь я вернула на место, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что кроется за столь резкими переменами. То ли это очередная игра, то ли… не знаю.

В любом случае, серьезный разговор нам сегодня точно предстоит. Не знаю, состоится ли он за ужином (после того, как я покажу всем, на что способна жизнь), но в том, что избежать его не получится, можно было не сомневаться. Украдкой взглянула на повелителя Аурихэйма, когда мы вышли к лестнице — что раньше, что сейчас, я не могла его понять.

Может быть, в этом все дело? В том, что элленари непостижимы. Да и можно ли понять существо, которое прожило бесчисленное множество лет?

Сколько ему вообще лет?

Перевела взгляд на картину, отражавшую суть магии и ее зарождение.

Смерть и жизнь, вливающиеся друг в друга, рассыпающиеся искры стихий — пламя и лед, земля и воздух. А ведь в нашем мире почти не осталось магов стихии, да и здесь я их не встречала. Целительскую магию вообще сложно выделить во что-то особенное, ее проявления — именно то, о чем Золтер говорил про мужчин-магов. Использование силы крови, зелий и созданных давным-давно плетений, возможно, усовершенствованных и доработанных.

О, сколько знаний можно было бы найти здесь! Тереза бы многое отдала, чтобы к ним прикоснуться.

И кажется… я тоже.

— Стихии угасают, потому что из Аурихэйма уходит жизнь? — неожиданно спросила я.

Он скользнул взглядом по моему плечу. Я бы сказала, огладил, от этого не-прикосновения стало жарко даже в насквозь промерзших стенах его замка.

— Годы жизни в Энгерии все-таки не истребили желания поглубже погрузиться в магию?

Я поправила волосы, заставляя их лечь на плечо. В Аурихэйме предпочитали прически попроще, преимущество отдавали распущенным волосам, украшенным завитками, иногда несколько прядей чуть поднимали наверх.