Ангел-мститель (СИ) - Буря Ирина - Страница 143

Доставив меня под локоток в квартиру (можно подумать, мне когда-нибудь удавалось далеко от него удрать!), он облегченно вздохнул.

— Я тебя очень прошу, — сменил он повелительный тон на проникновенный, — ложись спать. Сколько мы это лекарство будем искать, я понятия не имею, так что нечего тебе тоже без отдыха оставаться.

Он, что, издевается?! Как я сейчас засну? Марина — неизвестно, в каком состоянии, Светка завтра голову оторвет за то, что я ей сразу не сообщила, а тут еще и его Бог знает, куда уносит!

— Хорошо, — смиренно произнесла я.

Стас издал какой-то непонятный звук.

Мой ангел подозрительно прищурился.

— Татьяна, я точно могу на тебя надеяться? — вкрадчиво спросил он. — Ты себя не накрутишь до того, чтобы мне и тебя потом пришлось спасать?

— Татьяна, я прослежу за тем, чтобы он как можно скорее вернулся, — подал вдруг голос Стас, и мой ангел метнул в него убийственным взглядом.

— Я не буду тебя ждать, — совершенно искренне пообещала я. — До утра. А там — как получится…

Естественно, я не буду его ждать — еще чего! Я буду просто так ходить по квартире и делать то, что у меня лучше всего получается — думать. Чем я и занялась, как только за ними захлопнулась дверь.

И, как и следовало ожидать, первой мне в голову пришла самая неприятная мысль.

Похоже, придется извиниться.

Я раз за разом прокручивала в голове недавние события и никак не могла понять, что это на меня нашло. С чего это я на него взъелась? Откуда опять взялось это желание все вокруг с изнанки рассматривать? Почему вдруг в каждом его слове, жесте, взгляде подвох начал чудиться? Потому что они с моими не совпали? Раз он не со мной — значит, против меня?

Это что же получается — мне в жизни вместо близкого человека зеркало моих настроений нужно?

Причем говорящее, как в сказке — «Свет мой зеркальце, скажи…»?

И ведь он — действительно ангел-хранитель, и сколько ни ерничай по этому поводу, факт этот остается фактом. И в задачу его входит не поддакивать каждому возникшему у меня соображению, а предостерегать от ошибок и избавлять от неприятностей. Что, собственно говоря, он всегда и делал — взять хоть давние недоразумения с Франсуа и моими родителями. Я поежилась, вспомнив, как всего пару дней назад вынудила его выгораживать меня перед матерью.

И о том, что он — мужчина, забывать нельзя… только не так, как я это в последнее время делала. Интересно, как бы мне самой понравилось, если бы он начал вместе со мной по каждому пустяку пыхтеть, суетиться и руками размахивать? Мужчина в дело вступает, когда что-то серьезное происходит — вот как сейчас с Мариной — и не стонет и не ахает, а меры принимает. Так чего же беситься, если ему и спокойные периоды в жизни выпадают? Может, ему тоже силы накопить нужно, чтобы при возникновении следующей опасности во всеоружии оказаться? Может, не случайно на женщину в периоды затишья приступ активности нападает — чтобы в острый момент отступила она на задний план, сохраняя баланс сил?

Почему же я все время на амбразуру кидаюсь, даже если вижу, что она мне вовсе не по размеру? Сама ведь Марине втолковывала, что наши ангелы не стреножить, а обезопасить ее хотят. Почему мне так важно, чтобы хорошие дела исключительно из моих идей рождались? Сама ведь на мать обижалась, что ее ничье, кроме своего, мнение не интересует. Почему меня так задевает, когда он исключительно своими усилиями чего-то стоящего добивается? Сама ведь всю жизнь возмущалась, что мне шагу не дают самостоятельно ступить.

А если еще учесть, что все эти его усилия на помощь мне и моим близким направлены… Он хоть раз лично для себя чего-то попросил? Он хоть раз от меня отмахнулся — надоела, мол, со своим излиянием чувств, у самого на работе неприятности? Даже когда меня замыкало в гордом молчании непонятого гения, он не пожимал плечами: «Хочешь дуться — дуйся», а тихо и незаметно устраивал так, чтобы из моей жизни исчез сам источник обиды и раздражения. Взять хоть последний пример с работой… А я хоть «Спасибо» ему сказала? По-моему, сказала. Но, по-моему, как-то не так… Господи, хоть бы он скорее приехал!

Я вдруг вспомнила, когда меня в последний раз одолевали такие отчаянные мысли. В тот первый раз, когда его отозвали, я тоже не знала, когда он вернется. И вернется ли вообще. Я замерла на полдороги из кухни в спальню — это был самый длинный маршрут по нашей квартире. А если он за этим лекарством к своим кинулся? А если его задержат для выяснения обстоятельств Марининого несчастного случая? А если они ему эту аварию в вину вменят — его же, по-моему, в прошлый раз заставили подписать что-то насчет ответственности за Марину?

Да что же я такая бестолковая — могла бы и раньше сообразить и Стаса в доме заложником оставить!

Мой малыш, похоже, тоже проникся всей отчаянностью положения — два раза ножкой в возмущении топнул. Мне совсем стыдно стало — вот еще и ребенка перепугала. Вместо того чтобы внушить ему незыблемую веру в непобедимость отца. Так, спокойно, малыш — начинаем рассуждать логически.

Папа поехал за лекарствами для тети Марины. Какие лекарства могут быть у него в небесных высях? Правильно, никаких — кроме эфемерных, вроде их пищи. Следующий вопрос — станут ли в нашей больнице применять препарат, не одобренный Министерством здравоохранения? Ни за что — даже если им официально заверенный высшими силами документ о его действенности предоставить. На что, кстати, эти силы никогда не пойдут — из-за пресловутого режима секретности.

Отсюда вывод — папе даже в голову не могло прийти так рисковать своей земной жизнью и семьей. Он отправился объезжать все аптеки города. А их много. И какие из них дежурят, никому не известно. Да и в некоторых из тех ему наверняка скажут, что товар на складе, который на ночь закрыт. Он, скорее всего, и этого главного небесного буку с собой взял, чтобы ему — в порядке исключения — этот самый склад открыли…

Мой ангел вернулся где-то около семи утра — я к тому времени уже размышляла, не оказалось ли искомое лекарство одним из тех чудодейственных препаратов, которое только-только начали ввозить из-за границы, на которой оно в таможне и застряло. И прикидывала, сколько времени может потребоваться, чтобы добраться до всех известных мне пограничных городов. Хоть бы этот препарат с запада ввозили — в ту сторону дороги лучше.

Он зашел на кухню и тяжело привалился плечом к холодильнику, стоящему у самой двери.

— Не спала, — мрачно произнес он даже без намека на вопрос в голосе.

— Спала, — не моргнув глазом, соврала я — и тут же, мысленно охнув, сонно захлопала глазами. — Я просто пораньше встала — вот Светке уже вполне можно звонить. Ну, что?

У него на лице мелькнула тень довольной улыбки, с трудом пробившейся через маску усталости.

— Теперь точно выкарабкается, — уверенно бросил он, присаживаясь к столу. — Все нашли и доставили — не исключено, что уже сегодня каких-то изменений к лучшему можно ожидать.

— Есть хочешь? — спросила я и, не дожидаясь ответа, пошла к холодильнику.

В то время как он завтракал, я сварила ему, опять-таки не спрашивая, кофе и принялась дожидаться, пока еда окажет на него обычное умиротворяющее воздействие. У меня самой аппетит еще не проснулся — месяц свободного режима сказался — но чай пришелся весьма кстати. Было, чем руки занять, чтобы он по ним о моем нетерпении не догадался.

Наконец, он поставил свою чашку на стол, с шумом выдохнул воздух и откинулся на спинку стула.

— Слушай, у меня к тебе разговор есть, — решила я, что более благоприятного момента ждать не следует.

— Татьяна, — устало потер он рукой глаза, — я тебе клянусь, что с Мариной все будет хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Поэтому мы к ней сегодня поедем, но после работы. И сидеть тебе у нее целыми днями незачем. Кстати, позвони ее матери и скажи, что все необходимое уже сделано, но сегодня-завтра излишне беспокоить ее не нужно.

— Хорошо, — с готовностью согласилась я, — но я о другом. Я хотела тебе «Спасибо» сказать и… извиниться.