Секция плавания для пьющих в одиночестве (СИ) - Карин Саша - Страница 31

Вскоре закончилась песня, потом еще одна, и еще… Лиза танцевала, а Мара переместился поближе к кровати, прилег на полу, положив под голову рюкзак и поджав ноги, чтобы ей не мешать. Он наблюдал за ней из своего угла — сначала с улыбкой, потом рассеянно, с полузакрытыми глазами. Его пьяный взгляд выхватывал ее резкие повторяющиеся движения на фоне советских обоев, и вскоре ему стало казаться, что Лиза вошла в какой-то транс и уже не может остановиться сама. Словно все, что в ней накопилось за месяцы одинокого и мрачного существования, рвалось теперь наружу в каком-то странном диком ритуальном танце… Нет, это был не ритуал. Больше это было похоже на истерику.

Он взглянул на часы — было уже заполночь. За стеной над ухом Мары раздались неуверенные постукивания — должно быть, кто-то из пациентов не мог уснуть. Лиза, казалось, этого не слышала и не чувствовала времени. Она вся дрожала от усталости, но продолжала танцевать. Из уголков ее глаз потекли слезы, оставлявшие соленые дорожки на щеках. Ложбинка под носом тоже стала влажной, на ее верхней губе долго дрожала маленькая капля, которая, наконец, упала на пол.

Мара поднялся, подошел к столу и выключил колонку. Лиза продолжала танцевать. В тот момент Мара действительно испугался. Он положил руку Лизе на плечо, но она как будто не почувствовала его прикосновения. Тогда он с силой сжал ее предплечья и медленно опустил ладони, переместив их на запястья, сцепив их в замок; он почувствовал мурашки на ее коже, как будто она замерзла в этой натопленной комнате. Лиза остановилась. Она открыла глаза и невидящим взглядом обвела комнату, потом удивленно посмотрела на Мару.

— Давай спать, — сказал он дрогнувшим от волнения голосом. — Уже поздно.

Лиза кивнула, закрыла ладонями лицо и молча, пошатываясь, пошла в ванную комнату.

Когда она вернулась, он уже разделся и лежал в кровати у стены напротив двери. Лиза, не взглянув на Мару, прошла к своей постели, присела на край и стала медленно стягивать джинсы. Мара тут же отвернулся к стене, но все же успел заметить ее черные трусики и худые мальчишеские бедра.

Он зажмурился и попытался думать о коте. Это не помогло. Тогда он представил холодное, освещенное тусклым светом нутро своего далекого холодильника, в котором до сих пор лежат несвежие остатки помидоров и других овощей, которые он забыл доесть перед отъездом; как они, словно в ускоренной съемке, бессмысленно покрываются плесенью и превращаются в почерневшие трупы. Это помогло, и он притворился, что не слышит, как скользит ткань по бледной коже девушки.

Наконец, у него за спиной скрипнул матрас и зашуршало одеяло. Лиза выключила свет и невнятно прошептала:

— Спокойной ночи…

Она точно назвала чье-то имя, но Мара не расслышал, чье именно. Он подозревал, что Лиза звала не его. И все же он запоздало сказал:

— Спокойной ночи, Лиза.

Она не ответила.

Мара долго не мог заснуть. Он боялся повернуться, чтобы не разбудить Лизу — если она уже спала, то спала глубоким сном, беззвучным и неподвижным. Было около двух часов ночи, когда он рискнул подняться с кровати и пойти в ванную, чтобы почистить зубы и, возможно, если сон так и не придет, почитать что-нибудь до рассвета. На цыпочках Мара прокрался к столу, порылся в ящиках и схватил первую попавшуюся брошюру, которая оказалась плохо иллюстрированным санаторским буклетом с описаниями платных услуг.

В ванной Мара почистил зубы и сполоснул лицо. Когда он выключил воду, то услышал какой-то шорох, донесшийся из комнаты. Он оставил брошюру у раковины, тихо приоткрыл дверь и выключил за собой свет. Выглянув из-за угла, Мара увидел Лизу, сидевшую на полу в центре комнаты, прямо перед столом. Она была совершенно голая. Ее трусики валялись у ножки кровати. Окно было открыто, и занавески медленно раскачивались, впуская внутрь нясные лунные лучи — они скользили по стеклу на рамке с черным уголком и нежно касались выступавших костей на лизиных плечах. Снегопад перестал, и ночь была чистая, холодная и ясная.

Мара осторожно подошел к Лизе — она не шелохнулась. Глаза ее были полузакрыты. Он сел на пол напротив нее и повернулся к окну, стараясь не смотреть на голое тело девушки. Какое-то время они просидели неподвижно. А потом Лиза потянулась к нему, запустила холодные руки ему под футболку, ощупывая его живот и постепенно поднимаясь выше. Футболка натянулась, когда ее пальцы замерли на его ребрах. Мара посмотрел на Лизу и увидел, что она приоткрыла губы и слегка откинула назад затылок. Она дышала глубоко и ровно, и лунный свет легко касался ее тела, словно накинув поверх него полупрозрачную шаль. Только в маленьком углублении ее пупка прямо над единственной складкой на ровном животе была темнота.

Мара поцеловал Лизу в губы. Это был влажный и очень нежный поцелуй. Ее пальцы потянулись выше по его коже, и он снял футболку, положив ее на пол рядом с собой. Лиза провела указательным пальцем от его груди к треугольнику шеи и оставила там ладонь. Казалось, она слушает биение его сердца. Мара знал, что не сдержится, и он посмотрел — туда, где между перекрестием ее тонких рук просвечивал маленький бледно-розовый сосок на правильном овале груди. Мара поцеловал Лизу снова. Этот поцелуй был долгим и почему-то печальным, как последний августовский день, — в нем был привкус вина и неуверенное дыхание уходящего тепла.

Они просидели на полу еще несколько минут, пока из-за открытого нараспашку окна в комнате не стало нестерпимо холодно. Тогда они оба почти синхронно, будто ведомые общим импульсом, встали на ноги и стали подбирать с пола разбросанную одежду. После этого Лиза сразу забралась в свою кровать, а Мара закрыл окно и задернул занавески. Когда он посмотрел на часы, было ровно три часа. Спать оставалось всего ничего, и он знал, что уже не сможет выспаться этой ночью. Мара накрылся одеялом и повернулся к стене, считая секунды до рассвета.

Когда Лиза проснулась, Мара спал — беспокойным и коротким предрассветным сном. Открыв глаза, она увидела его спину, наполовину скрытую сползшим на пол одеялом, и черные волосы, разбросанные по подушке. Момент пробуждения был таким внезапным и полным, что Лиза едва сдержалась, чтобы не закричать — наверно, из-за приснившегося и тут же забытого кошмара. Он исчез почти мгновенно, как только Лиза открыла глаза, но оставил после себя неприятную дрожащую в уголке сознания тень. Она приподнялась на кровати и рассеянно оглядела комнату: немые доказательства случившегося ночью — блокнот Мары на полу и колонка на столе — все еще тоскливо и осуждающе пребывали на своих местах. Затем она снова взглянула на Мару, неподвижно лежавшего на кровати у противоположной стены, и подумала: «Он здесь, это все по-настоящему».

Лиза скинула одеяло, оголив ноги, и обхватила голову руками. Ей было нехорошо, но не столько от выпитого накануне, сколько от гнетущего впечатления, пробужденного в ней приходом мрачного утра. В этом чувстве были смущение и страх, желание объясниться, смятение и нерешительность. Несколько секунд это чувство распирало ее изнутри, сдавив грудь и не давая дышать, а потом так же внезапно отступило, словно съежившись в комок где-то внутри. Лиза сделала несколько глубоких вдохов, надела очки и, посмотрев на фотографию Вани, прошептала: «Доброе утро». Она прошептала это почти беззвучно, одними губами, потому что воздух не осмелился полностью выйти из ее легких.

Было еще очень темно, и за окном не брезжил рассвет. Лиза зажгла экран смартфона и посмотрела на часы: около семи. Потом медленно поднялась с кровати, прихватила джинсы со спинки стула и на цыпочках прокралась в ванную комнату. Голова кружилась, а в теле после пропущенного накануне ужина ощущалась непривычная легкость.

В ванной она положила очки на край раковины и долго умывалась холодной водой. Ей не хотелось ни о чем думать — в том числе о случившемся ночью. Когда Лиза подняла голову и посмотрела в свое размытое отражение в зеркале, оно показалось ей чужим. Она попыталась улыбнуться, но увидела лишь нервно дрогнувшие уголки губ на лице своего двойника.