Закрытое небо (СИ) - Ручей Наталья - Страница 42

Момент узнавания настает, когда замечаю на стене две картины.

Интересно, Влад всегда принимает женщин на своей территории? И зачем разместил здесь меня? Мне кажется, ему было бы гораздо удобней, чтобы я временно пожила в соседней — он бы зашел туда, когда моя простуда окончательно исчезнет, а так…

Думаю так и ежусь от этих мыслей.

Противно до тошноты.

Будь все так, как я представила, ничего бы у нас не вышло. Открой он однажды дверь в мою комнату, я бы, вероятней всего, просто сбежала. Или одумалась раньше. Не смогла бы подпустить к себе совершенно чужого мужчину, не только мысли, но и тело сопротивлялось бы.

А так я прислушиваюсь к дому и пытаюсь понять, где Влад сейчас.

Он сам не понимает, насколько верную тактику выбрал. Или наоборот — слишком хорошо понимает. Потому что когда открывается дверь и он входит в комнату, я не напрягаюсь, не зажимаюсь — наоборот, слежу за его расслабленными движениями.

Он проходит к дверцам скрытого гардероба, распахивает его, снимает свитер, и я смотрю на его обнаженную спину, пока он ищет, какую футболку надеть.

Он взъерошивает пятерней черные волосы, и этот жест подталкивает меня к нему.

Ничего особенного, но такое ощущение, что на каждом из его пальцев по ниточке, которые тянут меня к нему, вынуждая приблизиться.

И отпускают лишь в тот момент, когда я так близко, что могу провести пальцами по его спине, скользнуть ненадолго к сильным плечам и снова спуститься вниз по его позвоночнику.

Нажимаю костяшками, царапаю, пока скольжу по телу мужчины, подгоняемая воспоминаниями, как сильно он хотел меня раньше.

Может, это тот самый момент?

Я хочу ощутить Влада до дрожи в пальцах, хочу его сегодня, сейчас, в эту секунду. Хочу не только увидеть, но почувствовать, что жизнь продолжается. Хочу ощутить ее, узнать этот насыщенный вкус, которого избегала раньше. И если завтра всемирный потоп, я четко знаю, что хочу, чтобы последним воспоминанием был вкус этого мужчины на моем языке.

А может, все дело в запахе, который я без остановки вдыхаю, прислонившись к спине. И в той ауре уверенности и всевластия, которые окружают хозяина дома. Рядом с ним не только теплее, и это не удушающее тепло. Рядом с ним спокойно, и я перестаю чувствовать себя марионеткой в каком-то странном кино.

Я делаю то, что мне нравится.

И судя по дыханию мужчины — ему это нравится тоже.

Осмелев, провожу пальцами по его ремню, чуть касаюсь впалого живота, выдохнув, тянусь к молнии брюк, и…

— Мария!.. — не голос, угрожающий рокот.

А мне почему-то не страшно — смешно. Трусь щекой о напряженную спину, пытаюсь вырвать пальцы из стального захвата, разочарованно вздыхаю и подключаю вторую ладонь, раз первую не отпускают.

Влад разворачивается, приподнимает мое лицо одним пальцем, всматривается в глаза и качает головой.

— Кашля почти уже нет, — бормочу я, поглядывая на темную дорожку, которая заманчиво спускается вниз, туда, куда в который раз тщетно пытаются опуститься мои ладони. — Сигарет уже тоже нет.

Это уже не намек, а открытый транспарант, что мой рот свободен, и для него.

Он смотрит на мои губы, но я чувствую, ощущаю на каком-то ином, интуитивном уровне, что мои доводы разбиваются в щепку о те каменные границы, которые он выстроил. И возле которых собирается удерживать меня. Сколько? Несколько дней, пока окончательно пойду на поправку? А потом швырнет меня об них сам?

Нет уж, разбиваться — так добровольно.

Я снова тянусь к молнии на его брюках, но безуспешно. Держит цепко — и не позволяет, и не отталкивает. И так только хуже. Его дыхание у моих губ поднимает внутри меня сильные волны, и мне все равно куда ударяться, лишь бы прекратить эти муки из сомнений и ожидания.

— Ты просто непробиваемый! — взрываюсь я и пытаюсь вырвать ладони. — Даже Николя понимал, когда мне нужно забыться, расслабиться!

— Николя? — обманчиво спокойно звучит голос Влада, а глаза сужаются до двух щелок.

Осознает ли он сам, как пугающе притягателен в этот момент? Но какой смысл в притяжении, если он недоступен, закрыт.

Молчу.

Упрямо отвожу взгляд в сторону, цепляясь за пустое, за то, что поможет отвлечься — смотрю на красивый паркет, рассматриваю его, только его, и вдруг замечаю босые стопы мужчины. Едва сдерживаюсь, чтобы не сбросить тапочки и не потянуться к нему, не погладить своими пальцами ног.

— Ему не нравятся женщины, — уверенно заключает Влад.

Вот кто спокоен и кого не штормит, не бросает из крайности в крайность, вот у кого нет желания или прижаться сильнее, или вырваться и сбежать так далеко, чтобы не видеть, чтобы уже не достал.

— Ему не нравятся, — давлю в себе спонтанную слабость, пытаюсь, чтобы мой голос тоже лишился эмоций. — Но у него много знакомых мужчин. И некоторые из них очень даже были не против утешить.

Я знаю, что нарываюсь.

Но даже предположить не могла, как быстро иногда рушатся неприступные скалы.

— Утешили? — шипит надо мной рассерженный океан.

Упрямо молчу, все так же смотрю вниз — не в пучину. Зачем, если вода выталкивает меня на поверхность, как незадачливого утопленника.

— Утешили?! — уже с нажимом, и, приподнимая мое лицо ладонями, чтобы не вырваться, чтобы глаза в глаза, чтобы взгляд проник в душу и сам прочитал.

— Нет, — выдыхаю в приоткрытые губы чуть слышно.

И меня смывает сизой волной.

Руки Влада подхватывают меня, отрывают от пола, заставляя обхватить бедра мужчины, чтобы не свалиться с такой высоты, на которую меня уносит от легкой паники ожидания.

Два шага, короткий полет на кровать, но едва успеваю облокотиться локтями и взглянуть на очередной приступ шторма, как тот нависает надо мной и шипит рассерженным прибоем:

— До первого хрипа… Поняла меня?..

Дождавшись рассеянного кивка, Влад подталкивает меня чуть выше, к подушкам, а сам делает то, в чем отказывал мне.

Быстро, уверенно, безотрывно глядя в глаза, расстегивает пуговицу на моих джинсах, опускает молнию вниз, стягивает мои брюки, откидывает куда-то назад. Проводит ладонью по моим оголенным ногам, но когда я пытаюсь сдвинуть колени, не позволяет — вместо этого раздвигает их шире.

Уловив мой панический вздох, подтягивается на руках выше, заслоняет собой весь свет, сужая его до двух серых точек, склоняет лицо к моему — медленно, так медленно, что я не выдерживаю и вцепляюсь пальцами ему в волосы, тяну на себя. И в тот момент, когда наши губы впервые встречаются, я извиваюсь бесстыжей волной, сама бьюсь о рифы, и стону, не в силах выдержать тот огонь, который во мне зажигается.

Мне мало.

Мне так бесконечно много.

И так странно и страшно, что этого не было раньше.

Обхватываю бедра мужчины, трусь об него, скольжу по его спине ладонями, наверняка оставляя царапины, чтобы знать, что и он побывал в этом кораблекрушении, вместе со мной.

И только делаю вдох, как губы мужчины меня оставляют.

Не знаю, в какой момент он успел, но, когда его губы, рассыпая огненные искры, опускаются к моему животу, я понимаю, что трусиков больше нет — я полностью беззащитна перед этой стихией.

Кожа горит от коротких порывистых поцелуев. Мои ногти в ответ впиваются в его плечи. Не понимаю, чего больше хочу — вдавить его в себя или чтобы он не касался так остро, так больно, до судорог в каждой клеточке тела.

Низ живота скручивает в тугой узел. Пульсация нарастает, я выгибаюсь, мне хотя бы палец, чтобы унять эти ощущения. Кажется, что еще немного, и меня разорвет от ожидания вперемешку с осколками страха.

Ногами сбиваю простынь, ткань оголяет матрас, а вместе с ней и мои нервы. Хочу крикнуть ему, чтобы перестал играть, перестал меня мучить, потому что еще немного я точно обеспечу ему первую рваную простынь.

Влад останавливается, всего на мгновенье, чтобы развести мои ноги шире и одну из них забросить себе на плечо. И тут же, не давая времени очнуться смущению или стыду, кончик языка мужчины касается моего лона, открытого для его жадных взглядов и губ.