Лейб-хирург (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 16

Вот об этом доложили…

— Но теперь вижу, что дело не в симпатиях. Вы необычный человек, Валериан Витольдович. Это не комплимент — я разбираюсь в людях.

А вот в своей службе — ни хрена!

— Может, дадите совет?

Даже так?

— Вам известно о предстоящих событиях на фронте?

— Разумеется!

— В ходе наступления наши войска будут захватывать пленных. Их следует немедленно допросить, чтобы узнать планы немецкого командования, расположение частей, их численность и вооружение. Образно говоря, выдоить, как корову. Поручите это провинившимся жандармам. Пообещайте, что забудете об их проступке, если они будут своевременно снабжать наше командование нужными сведениями.

— Немцы могут отказаться говорить.

— Нужно заставить.

— Валериан Витольдович! — он повысил голос. — Предлагаете мне дать санкцию на пытки?

— Именно так, Владимир Федорович! Хотите воевать в белых перчатках? А сколько русских солдат и офицеров заплатят за это жизнями? Читали «Войну и мир» господина Толстого? Помните, как Андрей Болконский рассуждает о французах? Они пришли на нашу землю с оружием в руках, поэтому он будет их без жалости убивать. А ведь немцы не только пришли. Они убивают наших раненых и медицинский персонал, морят голодом пленных. Они преступили законы человеческие, и поэтому больше не люди.

— Вам легко это говорить! Не вам же пытать.

— Если потребуется, смогу. Сомневаетесь? После нападения на лазарет я заколол штыком раненого немецкого солдата, который просил о помощи. Знаете, почему? Перед этим он стрелял по лазарету и атаковал его. На здании имелся красный крест, но немцев это не остановило. Они шли насиловать и убивать. Я видел перед собой не человека, а бешеного пса, которого следует уничтожить. И сделал это, хотя заслужил неприязнь со стороны медицинской сестры, которое это видела. Она так и не поняла, что не защити я лазарет, ее бы разложили на полу, а после использования прирезали бы. Бывали в операционной?

— Не довелось.

— Из нее врачи выходят испачканные крови, а то — и в дерьме, если операция на кишечнике. Это неприятно, зато мы спасаем жизни. Вам доверили безопасность государства. Должность сродни хирургической, справить ее и остаться чистеньким невозможно. Не хотите пачкаться — подавайте в отставку! Вам даже поаплодируют наши либеральные интеллигенты. А вот Отечество спасибо не скажет.

— Можно еще рому? — попросил Джунковский.

Не жалко! Я напустил ему бокал. Он взял и выпил его в два глотка.

— Странный у нас разговор, — сказал, поставив бокал на столик. — Я — генерал, командующий Корпусом жандармов, выслушиваю нотации от врача, который годится мне в сыновья, и не нахожу, что возразить. Сколько вам лет, Валериан Витольдович?

— Двадцать четыре.

Исполнилось вроде. Я этот момент как-то упустил.

— Судя по словам, так все пятьдесят. А еще у вас нет уважения к старшим годами и чином. Где вы такого набрались?

— В окопах, Владимир Федорович! А еще в госпитале. Под ножом хирурга все равны.

— Запомню. Благодарю за угощение, Валериан Витольдович. Засим откланяюсь. Не провожайте. Честь имею!

Ушел… Наверняка с большой каменюкой за пазухой. Ну, и бог с ним! Выпить еще? Не буду. Завтра у меня показательные операции в госпитале.

— Здравия желаю, ваше императорское величество!

— И вам здоровья, Владимир Федорович! Чем вызвана ваша просьба об аудиенции?

— Покорнейше прошу принять мою отставку.

— Что случилось?

— Осознал, что не гожусь для исправления обязанностей командующего Отдельным корпусом жандармов.

— Вас в этом кто-то убедил?

— Имел разговор с господином Довнар-Подляским.

— Вот как? — Мария с любопытством посмотрела на Джунковского. — И что он сказал?

— Посоветовал для искупления вины направить офицеров из Минского жандармского управления на фронт и поручить им допрос германских военнопленных, при этом, не останавливаясь перед пытками. Главное, как заметил господин лейб-хирург, выдоить их, как корову.

— И что вас смутило?

— Я офицер и дворянин, ваше императорское величество! Отдать такой приказ бесчестно!

Мария встала из-за стола и прошлась по кабинету. Джунковский следил за ней взглядом. Императрица приблизилась к нему и посмотрела в глаза.

— Хотите остаться чистеньким, господин генерал? Чтобы даже пятнышко на мундир не село? В грязи пусть копаются другие?

— Но, ваше императорское величество…

— Понятие чести неприменимо к убийцам. Германия напала на нашу страну без всякого повода. Ее солдаты грабят, убивают и насилуют. На каком основании мы должны относиться к ним по-рыцарски? Они бандиты, презревшие законы человеческие. Это война на уничтожение, поэтому в отношении такого врага применимы любые метода. Жаль, что вы этого не осознали. Я принимаю вашу отставку! Чем планируете заняться?

— Прошу отправить меня на фронт.

— У вас есть опыт вождения войск?

— Нет, ваше императорское величество.

— Не смогу доверить вам даже бригаду.

— Не претендую, ваше императорское величество. Для начала хотел бы послужить в штабе под началом опытного командующего.

— В Ставку вам рановато. К Деникину пойдете?

— Почту за честь. Блестящий генерал.

— Договорились. Я распоряжусь о вашем направлении к Антону Ивановичу. Надеюсь, сработаетесь.

— Приложу все силы.

— До свиданья, Владимир Федорович.

— Честь имею, ваше императорское величество!

— Здравствуйте, Афанасий Петрович! Проходите, присаживайтесь!

— Благодарю, государыня.

— Как там ваш подопечный?

— Весь в делах, государыня. Взялся так, что пробуждает опасения. Ведь только оправился от ранения.

— Он врач, Афанасий Петрович, и ему виднее. Мы знаем, что он в состоянии исцелить себя сам.

— Это так, но молодым людям свойственно переоценивать свои возможности. Как бы не надорвался.

— Не такой уж он молодой…

— Простите, государыня?

— Не обращайте внимания, Афанасий Петрович, это о другом. Вы говорили о делах. Посвятите в подробности.

— Валериан Витольдович побывал у начальника Главного санитарного управления армии. Похоже, ему удалось заразить своими идеями Николая Александровича. При управлении организованы группы из ведущих ученых и врачей. Одна из них работает над методикой переливания крови и прочих инфузий, другая разрабатывает лекарства. Трудятся день и ночь.

— Вы хорошо осведомлены.

— Вхожу в состав одной из групп, приглашен лично Вельяминовым. Почел за честь участвовать.

— И как успехи?

— Рано говорить, но, похоже, получается. Уже удается определить группу крови. Помогли чьи-то наработки, которые передало в наши руки санитарное управление. Не знаю только их происхождения.

— Не задавайтесь этим вопросом, Афанасий Петрович! Государственный секрет.

— Понял, государыня! А это правда, что в случае успеха, все причастные к нему будут удостоены наград, включая ордена и пожалования потомственного дворянства тем, кто его не имеет?

— Правда, Афанасий Петрович! Только у вас это есть.

— Не претендую, государыня! Радуюсь за коллег. Они теперь горы перевернут!

— Горы не нужно, а вот то, что положено, сделайте.

— Не пощадим сил, государыня!

— Вернемся к вашему подопечному. Чем еще отличился?

— Проводит показательные операции в учебной зале Московского университета. Поначалу на них присутствовали студенты и профессора, а теперь не отбиться от практикующих хирургов. Пришлось даже очередь организовать. Понять коллег можно, сам присутствовал на операциях. Валериан Витольдович гениальный хирург и отличный педагог. Объясняет дотошно каждую мелочь. В университете от его лекций в восторге. Руководство предложило Валериану Витольдовичу профессорскую кафедру.

— А он?

— Ответил, что сейчас не время. Предложил вернуться к этому вопросу по окончании войны. К тому же требуется ваше разрешение.