Лейб-хирург (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 15

Я заканчивал чаепитие, когда в столовую заглянул Никодим.

— Пришел давешний генерал, — сообщил с порога.

— Веди его в кабинет! — распорядился я, но тут же передумал: — Лучше в библиотеку!

Не нужно жандарму смотреть на разложенные на моем столе бумаги. Обязательно нос сунет — порода у них такая.

— Слушаюсь! — поклонился Никодим.

— И подай туда рому!..

Я допил чай, с сожалением посмотрел на оставшиеся булочки и встал из-за стола. Коридором прошел в библиотеку. Генерал был там. Увидев меня, встал с дивана. Та-ак… Не старый еще, с привычными здесь пышными усами. Генерал слегка наклонил голову.

— Добрый вечер, Валериан Витольдович! Позвольте отрекомендоваться. Товарищ министра внутренних дел, командующий Отдельным корпусом жандармов Джунковский Владимир Федорович.

Ага! Читал я про этого деятеля в той России. Несмотря на должность, сочувствовал революционным идеям и имел своеобразные представления о чести. Возглавив корпус, упразднил охранные отделения во всех городах, кроме Москвы, Санкт-Петербурга и Варшавы. Запретил иметь секретных агентов в армии и флоте, а также в учебных заведениях. То-то шпионы и революционеры воодушевились! Интересно, здесь также? Похоже на то: немецких агентов в Минске жандармы прошляпили. С другой стороны — порядочный человек. Пытался разоблачить Распутина перед царем, за что вылетел в отставку. Мог сидеть на пенсии, но попросился на фронт. Командовал бригадой, дивизией, корпусом. Неплохо командовал: солдаты и офицеры его любили. После революции за границу не сбежал, остался в СССР, советское правительство ему даже пенсию платило. Но в годы Большого Террора его подмели…

Джунковский по-своему понял мой взгляд.

— Извините за поздний визит — дела. У меня к вам неотложный разговор.

— Прошу! — указал я на кресло, и устроился напротив. Вошел Никодим с подносом, на котором стояла бутылка с ромом, бокалы и блюда с легкой закуской. Сгрузив поднос на разделявший нас небольшой столик, Никодим поклонился и вышел.

— Рому? — предложил я. — Или хотите коньяку?

— Ром сгодится, — кивнул Джунковский. — Погоды стоят морозные, так что самое то.

Я разлил напиток по бокалам.

— За ваше здоровье, Владимир Федорович!

Не буду я его превосходительством называть. Перебьется. Это мой дом, и здесь правила общения задаю я.

— Приятно слышать о здоровье от врача, — улыбнулся генерал. — Благодарю.

Он осушил бокал и поставил его столик. Затем уставился на меня. Пришлось и мне поспешить — выпил, не ощутив вкуса. Принесло же этого жандарма!

— Слушаю вас, Владимир Федорович.

— Сегодня был с докладом у ее императорского величества. Выслушав его, она дала ряд поручений. Среди них: разобраться и строго наказать офицеров губернского управления Корпуса в Минске. По словам императрицы, они обманули нас, доложив, что разоблачили шпионскую сеть немцев в Минске, за что получили повышения в чинах и ордена. На самом деле нашли расписки агентов у убитого германского резидента. Я спросил: откуда сведения? Государыня сослалась на вас, заявив, что доверяет вашим словам. Развейте мои сомнения, Валериан Витольдович! — он пытливо посмотрел на меня.

Проверяет меня тещенька! Или подставляет…

— Государыня сказала правду, Владимир Федорович. Ваши офицеры никого не разоблачали. Получили дело готовым.

— Откуда вам известно?

— Это я застрелил немецкого резидента.

Ресницы у Джунковского полезли на брови.

— Вы!? Но почему?

— Он пытался меня завербовать.

— Для чего?

И это спрашивает жандарм! Как тут запущено…

— Посмотрите сюда, Владимир Федорович! — я указал на ордена на своем мундире. — Перед вами врач, который спас жизнь командующего фронтом и может просить у него протекции… Скажем, перебраться ближе к штабу. Врачам люди доверяют тайны, которые хранят даже от близких. Покойный резидент знал дело.

— Но как он вышел на вас?

— Оставил письмо в гостинице, где я в то время проживал. Выдал себя за моего приятеля по Германии и пригласил в гости.

— Он был вашим приятелем?

Наконец-то начал соображать!

— Не знаю, Владимир Федорович. В окопах я заболел аппендицитом. Операция запоздала, и случился перитонит. В лазарете я умер. Меня даже отнесли в чуланчик и накрыли простыней. Но милостью Господа нашего пришел в себя, — я перекрестился. — Однако вследствие клинической смерти утратил часть памяти. Как объяснил мне начальник лазарета, из-за кислородного голодания мозга. Исчезли многие личные воспоминания. (Ага, носитель отформатировали.) Я этого не скрывал, и немец, видимо, пронюхал. Умный был, стервец! Получив письмо, я, естественно, пожелал встретиться с приятелем в надежде вспомнить прошлое.

— И что было дальше?

— «Приятель» оказался майором Генерального штаба Германской империи Карлом Бергхардом. Он стал меня вербовать, обещая деньги и карьеру в Германии. Я отказался. Тогда он стал угрожать пистолетом. Заявил, что застрелит меня, а труп бросит в реку. Я притворился, что согласен. Он спрятал оружие, и полез в саквояж за бумагами. Воспользовавшись этим, я достал свой пистолет…

— У вас было оружие?

— Оно и сейчас со мной, — я достал из кармана и положил на столик «браунинг». Купил после того, как подарил свой Мише. — После нападения германских драгун на лазарет не расстаюсь. Мы на войне, господин Джунковский!

— Извините! — сказал он. — Неожиданно для врача. У меня были иные представления о вашем служении.

— Я военный врач, Владимир Федорович.

— Понял. Что было дальше?

— Под прицелом пистолета отобрал оружие у немца и велел ему написать признание. Решил передать его жандармам вместе с ним. Немец принялся писать, а я встал рядом, чтобы видеть. Немец дернулся, видимо, хотел отобрать у меня пистолет, но я успел выстрелить.

— Было именно так? — Джунковский уставился на меня. Не верит.

— Сообщаю подробности. Застрелил я немца из маленького пистолета с двумя стволами. Он носил его в жилетном кармане. В папке резидента лежали расписки завербованных им агентов, я оставил ее на столе. Еще у него был саквояж коричневой кожи с никелированным замком, но я в нем не копался. Дом, где это произошло, находится на улице Лодочной в Минске.

— Все верно, — кивнул Джунковский. — Но почему вы не пошли затем в жандармское управление? Зачем скрылись?

— Испугался, что меня примут за германского агента.

— А вот императрице рассказали!

В голосе Джунковского прозвучал упрек.

— Ее величеству невозможно соврать.

— Это — да, — согласился Джунковский. — Насквозь видит. И вот как быть теперь?

Я плеснул ему рому. Он отхлебнул.

— Могу я спросить, Владимир Федорович?

— Да, — кивнул.

— У вас есть секретные агенты в армии?

— Нет! — покрутил он головой. — Я запретил их иметь.

И здесь та же лабуда! И таким людям доверяют безопасность государства?

— Почему запретили?

— Нельзя оскорблять армию недоверием.

— А также мешать немецким шпионам.

— Господин Довнар-Подляский! — побагровел он. — Я вас попрошу!

— Замолчать? Я могу. Только напомню, что это вы пришли ко мне, а не я к вам. Вы просили рассказать, а раз так, то слушайте! Мне понятно, почему ваши подчиненные соврали — боялись, что их накажут. У них под носом действовала шпионская сеть германцев. Но как они могли разоблачить ее, если им закрыли глаза и связали руки. Как служба по охране государства может действовать без агентов? Это нонсенс!

— Откуда вам известно?

Я умный. А еще общался с офицерами ФСБ в своем мире. Оперативниками, а не теми, кто крышует бизнес в Москве.

— Почему императрица приблизила меня к себе, думали?

— Наводил справки — ваше назначение надело шуму. Молодой, никому неизвестный врач…

Неизвестный? Пусть так.

— Ходили слухи, что к вам благоволит наследница престола. Она навещала вас в Минске и привезла в Москву после ранения. Еще вы сделали операцию генералу Алексееву, избавив его от тяжелой болезни.