Внук Донского - Раин Максимилиан - Страница 69

Ближники стали расходиться, прощаясь и благодаря поклонами государя. Меня он снова задержал. Вместе мы спустились в его кабинет при тронном зале. Там мне была вручена грамота о даровании Вятского княжения. На бумаге уже имелись его подпись и подписи бояр Чешка и Турка. Я со своей стороны подписал новые грамоты по признанию вассальных обязательств и получил костохрустный обниманс с поцелуями взасос. За такой роскошный дар можно позволить немного поглумиться над собой.

Закончив с протокольными делами, отец огорошил меня новостью:

— Сыне, не взлази на верховодство ратью. Позволь княжборисову сыну утишити крамолу в Чухломе. А ты побывай в сеим уделе. Аще похочешь, буде в рати с бережением. Кажи се мастроту ратну. После Чухломы поимешь всю дружину в собину се.

Обломилось моё военачалие. Мог бы сразу намекнуть про потешное назначение, не позорился бы тогда с дурацкими вопросами на военном совете. Интересно, а постольничество моё тоже будет таким же потешным? Заметив мою кислую мину, отец снова прижал к себе и высказал:

— Ране тянулся к библам, войски детели гонзах. Не тужи, успеешь навоеватися. Мнозе котор на веку теим сбудется.

И чего я так распереживался, действительно? По сути, мне государя благодарить нужно, что не придётся биться задами со всякими осинами в одной берлоге. Трепать друг другу нервы. Своих дел предостаточно.

Батя посоветовал мне выступить в поход только после воскресенья, если останется желание поучаствовать в карательной операции. А ещё лучше, после праздника Крестовоздвижения, что в понедельник. Неизвестно, сколько дней Жеховские будут замирять порубежных селян. К тому же, мне следовало дождаться своих посыльных из Чухломы с правдивой информацией, чтобы выстроить правильную стратегию. Сведениям подлого Единца я не доверял абсолютно. Ещё отец сообщил о приезде на днях давнего его приятеля — Ярославского князя Фёдора Васильевича. Вместе можно будет поохотиться на медведей. Всё равно как разнообразить своё время — с медведями, или без оных.

Бандюганы мою просьбу исполнили и слегка притормозили боярина Варфоломея на выходе из дворца. Объяснил тайному министру, что желаю кое-что показать. Боярин, наверное, подумал, что я опять стану терзать его всякими следственными идеями и с кислой миной последовал за мной. Сели на лошадей, выехали за княжеские ворота и остановились возле каменного храма Рождества Пресвятой Богородицы. Служба в это время обычно не проводилась, но несколько горожан там тусовались, бурча перед иконами свои молитвы. Варфоломей удивлённо вскинул на меня свои выпуклые глаза. Я жестом и улыбкой показал, что его ожидает нечто необычное.

Прошли ближе к алтарю. Почему-то подумалось, что в этом месте акустика должна срабатывать лучше. Дал сигнал Мирону начинать. Раздались первые ноты "Аве Марии". Мирон пел а капелло взволнованным Бочелли, и лишь во втором акте Тренька осторожно подгрузился ему в помощь флейтой. Голос певца взлетал ввысь под своды храма ярко блистающей жар-птицей и опускался с высоты потерянным опереньем. Казалось, сам воздух в храме сгустился так, что стало трудно дышать. Люди вокруг падали на колени и рыдали. Варфоломей весь облился слезами и что-то шептал про себя. Не ожидал, что меня самого сможет потрясти этот концерт.

Пение закончилось. Я подождал, когда итальянец более-менее придёт в себя и поволок за собой на выход. В полном молчании мы вышли из храма. Гудцы были тоже под сильным впечатлением. Боярин будто потерял способность говорить. Возможно, он был в глубоком шоке. Мне с витязями пришлось провожать его до усадьбы и сдавать на руки челядинцам.

Вернулись к себе. Витязи проводили меня до опочивальни и сами ушли отдыхать. Не спалось. Чем бы себя развлечь? Звать гудцов постеснялся. Пусть герои этого дня хоть немного отдохнут от меня. Поднялся и подошёл к распахнутому окну. Духота и скукота. Надо уезжать отсюда поскорей. Отравят тут, или прирежут как Алимпия, если раньше сам не умру от тоски зелёной.

Кошак с самого утра был каким-то вялым и неразговорчивым. Послал его за мячом. Опочивальня не такая обширная, как во дворце, но тоже просторная. Попинали с ним мяч друг другу. Потихоньку он начал оттаивать, даже улыбнулся пару раз. Понимаю паренька — самому пришлось пережить ужас княжьей пытошной. Заинтересовался кругом своих обязанностей. Я предложил ему не заморачиваться на этот счёт. Иногда нужно что-нибудь сделать несущественное, но в остальном я пока что сам себя могу обслуживать. Слуга мне в большей мере нужен только для статуса. Спросил у него, как он воспримет, если его я буду звать Кошаком. Парнишка благодушно согласился.

Тихий час в который раз вышел динамичным. Селиван показал себя ловким и сметливым в играх. Дальнейшие с ним развлечения прервал неожиданный визит брата. Никакого желания принимать каких-либо гостей, пусть даже родственников, у меня не было. После полуденного сна собирался снова просвещать своих рыцарей. Поспешил в свои покои переодеться в знатное бельё, бурча под нос матерные междометия.

Вышел вальяжно на крыльцо, соблюдая положенные церемонии. Обязанности подателя ендовы с хмельным мёдом возложил на распрекрасного в своей накидке Мирона. Не буду же я подсовывать разлюбезному братцу старую экономку. А холопка встретит — вообще урон чести. Тёзке же на все условности и традиции было абсолютно наплевать. Он сделал только один глоток и отставил посуду. Целоваться к Мирону, к счастью, не полез. Пошли не в хоромы, несмотря на мои уговоры, а принялись гулять по двору. Старшому хотелось осмотреть мою резиденцию, заодно и холопок заценить. Я малость запереживал и предупредил гостя, что не позволю у себя в доме озорничать. Брат отмахнулся от меня, как от назойливой мухи и заявил, что приехал вовсе не за этим.

Позади усадьбы располагался небольшой садик с беседкой и высохшим прудиком. Прошли туда, расположились в тени яблонь, и брат озвучил цель приезда. А хотел он поменять своих семерых музыкантов на моих двух.

— Тебя батя ко мне послал с этой миссией? — захотелось сразу прояснить моменты.

Пробурчал что-то неопределённое и продолжил упрашивать. Мои враз побледневшие витязи напряжённо следили за нашими переговорами. Успели что ли забыть, что получили уже свободу? Перед беседкой появились музыканты брата и принялись наигрывать что-то довольно сносное.

— А не будет жалко с такими умельцами расставаться? — прозондировал их близость.

— Пошто сожалети о людях работны, — удивился старшой, — Овы явнут.

Меня очень заинтересовал необычный инструмент с мехами и деревянными трубками, звучащий как орган. Собственно, это и был орган, только ручной, прообраз шарманки. Одной рукой музыкант нагнетал воздух, другой нажимал на клавиши, извлекая звуки. Чего-то меня заставило обратить на этот инструмент своё внимание? Какая-то искра мысли озарила мою черепную коробку и затерялась где-то между извилин. Попросил брата показать вещицу поближе. По приказу своего повелителя ко мне с поклоном приблизился изящный паренёк и вежливо подал инструмент. Показал его действие и встал неподалёку, ревниво следя глазами за моими манипуляциями.

Его товарищи продолжали увеселять пирующих, пока я мучил клавиатуру, подбирая известные мне композиции. Простые звуки действительно напоминали шарманку и были гораздо сочней и глубже, чем у остальных инструментов. Никак не получалось изобразить что-то величественное, похожее на композиции Энигмы и Эры. Психанул и проиграл мелодию Интернационала. Ну, там где "Вставай, проклятьем заклеймённый…". Вот эта вещь почти с первого раза получилась. Увлёкшись новой игрушкой, не заметил, что приезжие гудцы прекратили выступление. Все теперь слушали только мою музыку. Витязи притиснулись ко мне ближе и внимали звукам, затаив дыхание.

— Яко мнишь, Митко, сменишь сеих гудков на моих? — снова начал зудеть брат, разрушив очарование момента.

Меня потихоньку начала доставать назойливость этой тёмно-рыжей гибсоновской репродукции. Высказался резко в том ключе, что гудцы мои уже нисколько не холопы. Им выдана вольная грамота.