Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 73

— Угу.

«Это — Божья война! — напомнил себе Жеан, переводя опустошённый взгляд на полузасыпанный труп. — Нужно только перетерпеть. В скором времени наши страдания воздадутся чем-то прекрасным и желанным. Но стоит ли оно таких чудовищных потерь?»

Замурованы. Намертво замурованы в стенах крепости, какую сами же и освободили, в то время как до Священного Града, что по-прежнему стенает под непосильным гнётом врага, подать рукой. Попались в собственный капкан!.. Добровольно! Безропотно! Вообразимо ли?

Внезапно Жеана охватил невыразимый ужас, и внутри у него похолодело. Что, если он снова усомнится? Что, если на сей раз это повлечёт за собой куда более серьёзные последствия: его вере будет нанесён такой сокрушительный урон, что он никогда не сможет воспламенить её чудодейственный огонь в своём сердце или же утратит последние проблески здравого рассудка?

«Поразительно! Раньше я никогда не задумывался, насколько это страшно — потерять веру… то есть потерять совсем. Потерять во всё, ибо ничто не может существовать без Господа! Это немыслимо… но в то же время так близко моим нынешним устремлениям! Боже милостивый! Если Ты действительно милостив, позволь мне увидеть это. Позволь мне в последний раз увидеть это, ибо, если я увижу сейчас, больше никогда не потребую доказательств! Конец близок, и я отчётливо чувствую это. Только чей конец?»

Жеан поднял глаза и, щурясь на солнце, нервно сжал подол нарамника. Ни одного молитвенного слова не созрело у него на устах. Он почувствовал, как злится — не то на Господа, не то на собственное несовершенство и вызванное им порочное желание постичь непостижимое. Разумом Жеан осознавал: ни он, ни кто бы то ни было иной недостоин знамения, тогда как сердцем по-детски возмущался. «Почему? Почему?» — ревело оно на все лады, заставляя Жеана едва не хныкать в бесплодном гневе и оттого ощущать себя ещё более ничтожным перед лицом безмолвного, безучастного неба. Неужели из-за бесчинств крестоносцев, отдельных крестоносцев, Господь решил покинуть паломничество и обречь на упадок весь христианский мир? Из-за бесчинств и из-за Жеана. Его гнева. Его отчаяния. Его неверия.

— Где ты, Предвечный? — скорбно проронил юноша, и в ушах его зазвенело.

***

Когда Жеан и Кьяра возвращались домой, толпы крестоносцев и местных зевак собрались на площади неподалёку от донжона, обнесённого «рубашкой» и с недавних пор служащего жильём Боэмунду. Недоумённо переглянувшись, двое двинулись по направлению к густому людскому скоплению. Всё время, пока Жеан продвигался по улице, уложенной расплавленной черепицей, он неустанно молил высшие силы о том, как бы не случилось ничего страшного и непредвиденного. Затесавшись в толпу, Жеан невольно окинул взглядом жителей: они, казалось, обезобразились и ослабели ещё пуще, чем при Яги-Сияне, — цветастые халаты и шаровары болтались на живых скелетах, лица и руки были испещрены гноящимися язвами — застарелыми укусами кровососущих насекомых.

— Всё это вздор, доблестные братья, детские сказки! Либо Его Преосвященство на старости лет окончательно помутился умом, либо попросту хлебнул через край! — во всё горло выкрикивал Рон, мечась по каменной возвышенности, бывшей некогда часовней, подле Доменико, окружённого несколькими священниками и дьяками в засаленных чёрных рясах. Сам он, по случаю Рождества Жеана Крестителя, был облачён в красную сутану с белой, а вернее, уже совсем серой епитрахилью.

— Что случилось?! — ахнула Кьяра и развернулась к Жеану, точно всерьёз ожидая ответа.

Но, прежде чем он успел что-либо сказать, со стороны донёсся знакомый гортанный голос:

— Доминику снизошло видение! — Это был Рожер.

— Видение? — изумлённо переспросила воительница. — Не сон? Видение средь бела дня?

— Да-да, именно так! Во всяком случае, я считаю, у Его Преосвященства нет причин лгать.

Сердце в груди Жеана затеплилось необъяснимым благоговейным волнением, и он устремил взор на возвышенность. Как следует прокашлявшись, Доменико покосился на Рона и холодно отчеканил:

— Рон Голдфокс. Я обращался не к вам. Порой вам следует быть сдержаннее в ваших выражениях, хотя бы для того, чтобы не представать перед честным народом в дурном свете. Вы рыцарь, а не священник. Вы понимаете в ратном деле ровно столько, сколько не смыслите в делах духовных. — Доменико снова умолк, стараясь что-то припомнить. — Так… о чём это я? Ах да. И тогда блаженный Андреас указал мне прямое местонахождение священного копья… того самого священного копья, что пронзило Христа, распятого на кресте!

По рядам собравшихся прокатилась волна бешеного воодушевления и потрясения. Каждый знавший французский язык хотел что-то спросить или возразить, однако Доменико даже бровью не повёл и, дождавшись, пока суматоха уляжется, продолжил:

— Базилика Святого Пьера! Да, отважные франкские братья, о славные христианские мужи, это находится именно там! Я отправлюсь туда на завтрашнем рассвете, и уже к полудню несокрушимое духовное оружие очутится у нас в руках. Ликуйте, о праведные Божьи воины, ведь Господь не только не оставил нас, но ещё и одарил непреклонной волей к победе! После стольких недель, тягостных, изнурительных, голодных, отблеск Божественного света разверз тёмные тучи, нависшие над бескрайними пределами благословенной Антиохии!

С каждым словом голос епископа креп, и очень скоро вся толпа, в том числе и Жеан, начала вторить его вдохновенным воззваниям. Вторить хоть и сипло, но изо всех сил. Заворожённо срывающееся с уст Жеана «Deus lo vult!» впервые за столь длительное время нашло искренний отклик в его сердце.

Комментарий к 5 часть “Антиохия”, глава XIX “Осада. Знамение средь бела дня”

*”Вечно свободный” по-староанглийски.

Поправьте, если ошиблась.

========== 5 часть “Антиохия”, глава XX “Святое копьё” ==========

— Это здесь! — объявил Доменико, когда несколько крестоносцев, в том числе и Жеан, достигло нужного места — храма, окружённого высохшими тополями, что был разрушен, должно быть, с прибытием в город сарацин. Крестоносцы пали на колени и перекрестились. — За мной.

Двери ему отпирать не пришлось. Они были выломаны до основания. Как только Жеан очутился внутри и окинул взглядом стены храма, на него нашла тянущая тоска. Не раз брат Франческо рассказывал ему, как красивы восточные церкви, описывая каждую мельчайшую деталь с такой точностью, будто самолично отстроил их или, по меньшей мере, являлся постоянным посетителем, и постепенно Жеан осознавал, что его слова были чистейшей правдой. Вернее, непременно осознал бы, не превратись базилика, известная во всей Европе, в такую безобразную развалюху. Фрески на жёлтых, овитых плющом стенах выцвели и размазались, а длинные стеклянные окна были выбиты. Купол, выстроенный из оранжевой черепицы, остался наполовину цел и грозно нависал над крестоносцами громадным сводом. В обрушившееся отверстие устремляли деревья свои мёртвые острые ветви, подобные уродливым шипам Левиафана. Посреди помещения возвышалось потрескавшееся мраморное сооружение, напоминающее по форме алтарь. Весь пол был усеян ветхими досками и бесформенными каменными глыбами, отделившимися от стен, купола и исполинских колонн.

«Должно быть, здесь была знатная резня», — подумал Жеан и поёжился, невольно ловя себя на иной мысли: наткнувшись на роскошную мечеть, его христианские собратья поступили бы точно так же, и задался вопросом: что хуже, бездумная вера или жажда наживы, покрываемая ею?

Всё, всё ужасно, потому что влечёт за собой одинаково богомерзкие последствия!

— И как вы предлагаете нам отыскать это самое копьё? — недоверчиво покосился на Доменико Рожер, числящийся в отряде.

— У подножия алтаря, — вкрадчиво ответил епископ и, деликатно приподняв подол сутаны, двинулся вперёд. Крестоносцы гуськом последовали за ним.

— А может… может, Рон прав, и это сущая глупость? Может, вы просто задремали, и образ святого Андераса, явившийся вам, — всего-навсего порождение разыгравшегося воображения? Настали трудные времена. Ни к чему лукавить, и я порой вижу крайне странные вещи… иногда даже жуткие. То какие-то кривые тени мерещатся, то протяжный вой неизвестной природы. Но это объяснимо. После всего, что мы пережили.