Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 7

— Всевышний не ошибается, — Пио пристально посмотрел в глаза Жеана. — За свой ропот ты можешь дорого поплатиться на том свете.

— Простите, сеньор, ах, то есть…

— Я вижу твоё раскаяние. Если вижу я, что уж говорить о Боге? Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Ты уже взрослый. Но если ты считаешь, что не имеешь призвания к монашеству, чего хочешь от жизни?

— Не всё ли едино, если выбирать не приходится? — не унимался Жеан. — Нельзя иначе. Разве я смогу выстоять за пределами монастырских земель, вне опеки братьев. У меня нет ровным счётом ничего. Ни пристанища, ни гроша, ни…

— Вздор, — одёрнул Жеана Пио. — Свобода, какой одаривает Господь каждого из нас, вне какого-либо исключения, — безгранична. У тебя нет ничего вещественного, однако Бог наделил тебя разумом и телесной выносливостью вовсе не просто так, но для того, чтобы ты мог исполнить данный тебе долг. Братья свершили великое дело, приютив и взрастив тебя, но пути всегда расходятся. Им станет тяжко расставаться с тобою в той мере, что тебе приспособиться к жизни в миру, но, если ты совершенно не ощущаешь духовной близости с их нерушимыми принципами, необходимо оставить общину. И Его Святейшество порой может заблуждаться, ибо за всю историю человечества не было на свете ни единого совершенного человека, за исключением Спасителя, бывшего одновременно Лицом Единосущной Троицы, столь ревностно почитаемой всеми нами. Пьер — первый Понтифик — трижды отрёкся от Него… Всё в твоих руках. Ты можешь уйти, ведь в любом случае Бог приведёт тебя к нужной цели. Ты можешь скитаться, можешь блуждать, но я глубоко убеждён, что исход — один! И твоё, и моё пребывание здесь в настоящий момент — неслучайно.

— Вы думаете?

— Убеждён, Жеан. Пойди к братьям, и они скажут тебе то же самое. Если, конечно, ты сам загоришься решимостью.

На мгновение ликующее воодушевление накатило на Жеана, после чего он, не сказав Пио ни слова, погрузился в раздумья: «Исход всегда один… Долг перед Творцом… Как это непонятно, как непостижимо! Что, если не пребывание в монастыре, но мой уход из него станет сродни чудовищной ошибке? Моей — не Божьей!

Но нужно попытаться. Да. Нужно попытаться. Я не призван. Нет, не призван! Мой долг не в этом! Довольно лжи! Монашество — лишь подготовка к призванию, к иному призванию, нежели монашество! И если верить Пио, настанет день, когда всё, всё станет на свои места… даже если я заблуждаюсь, и моё нахождение здесь не является ошибочным, когда-нибудь я приду сюда, после долгих и изнурительных исканий. Приду, чтобы уже никогда не уходить».

— Ты задумался? — обратился к Жеану Пио.

— Да. Я покину общину. Надеюсь, братья простят меня.

Рыцарь одобрительно кивнул и устремил взор в окошко, высеченное в стене трапезной. Ливень стихал.

С минуты на минуту Пио, вселивший пламенную надежду в сердце Жеана, навсегда покинет эти места, а, быть может, и вовсе никогда больше не увидит красот родимого края, не приложится губами к нежным рукам любимой женщины, не услышит смех драгоценных отпрысков… Глубоко расчувствовавшись, Жеан едва сдержался, чтобы не расплакаться навзрыд.

— Вы уверены? — дрожащим голосом спросил он, глотая солёную влагу.

— В чём?

— Во всём, ради чего вам предстоит сражаться.

— Убеждён, — умиротворённо промолвил Пио, после чего возгласил с присущим ему жаром: — Никогда, ты слышишь, никогда не позволяй сомнениям смутить тебя! Сомнения — это козни тёмных сил! Они всегда ведут к неминуемому краху!

— А правда, что реки в Иерусалиме текут молоком и мёдом, вымывая на землю самородки? Правда, что он полон богатств, посылаемых прямиком из Рая, каких не встретишь ни в одном другом месте? Правда, что небо там всегда ясное, храмы полны священных реликвий и…

— Да. Так было всегда, — прервал Жеана Пио. — Но теперь настали мрачные времена, и, если мы не исполним свою миссию, то рискуем потерять Иерусалим… а после и всё сущее. Помолись о нас.

Выудив из кожаной сумки, оставленной у входа, несколько серебряных монет, Пио принялся торопливо облачаться в рыцарское платье.

— А если… если я пойду с вами? — чуть слышно пролепетал Жеан.

«Что я делаю?! Умалишённый!» — мысленно осадил себя юноша, дивясь собственным словам. Ведь ещё вчера он, покидая Мессу, был твёрдо уверен в том, что путь в Иерусалим ему навеки закрыт, что физическое военное столкновение — не по его части, что подобного рода затея — не что иное, как самоубийственное безумие, в чём и Франческо был наверняка прав! Однако сейчас Жеан, как и Пио, во всей полноте познал чувство долга. Его одолело неистовое рвение. Кровь бешено застучала в висках. Как он не понял сразу?! Вот — его проводник в новую жизнь, Божий посланец — возвышается пред ним в готовности навсегда покинуть земли монастыря! Земли монастыря и Жеана. Восторженного, пылкого, вдохновлённого. Жеан ощущал, что Пио становится его кумиром. За несколько минут он, рыцарь, почти ровесник Жеану, объяснил многое — то, что не смогли объяснить почтенные монахи за столько тягучих лет! Объяснить не разуму — сердцу.

Пио пристально посмотрел в изумрудно-зелёные глаза Жеана.

— Ты правда хочешь?

— Я подумаю, сеньор. Но без вас мне не решиться, — взяв верх над своим порывом, сказал Жеан. — Вы очень спешите?

— Ты мне нравишься, Жеан. Я уверен, из тебя мог бы выйти отличный воин. Ты высок, статен, хорошо сложен. Однако этого недостаточно, чтобы бездумно, повинуясь одному зову сердца, бросаться в полымя шумного побоища. Твоё желание присоединиться к нам должно быть осознанно. Та жизнь трудна, а учиться придётся быстро, на собственных ошибках, а порой и горьких утратах. Ты прав: нет ничего светлее и благодатнее Иерусалима, но всё прекрасное достигается лишь путём терний…

— Вот потому я и хочу хорошенько подумать!

— Будь по-твоему. Я останусь, но не более чем на пару дней. И охотно стану помогать тебе, пока не… — Голос Пио сорвался, лицо его странно, болезненно сморщилось. — Мой оруженосец слёг от номы, и возможно, ты бы мог заменить его, когда овладеешь необходимыми навыками. Конечно, конечно, я помогу тебе… Но не смогу взять под своё крыло и опекать как малолетнего сына. Ты должен быть готов остаться предоставленным самому себе. И, ни к чему лукавить, вероятно, однажды тебя усыновит сама смерть.

На заключительных словах Жеан непроизвольно сглотнул, ощутив, как липко свело живот. Он хотел что-то ответить, но оклик Франческо, раздавшийся сзади, перебил его:

— Что ты там делаешь?

— Я… тут рыцарь… я задержался, потому что хотел получше обслужить его и… — начал Жеан оживлённо.

— Тихо, — прошипел Франческо. — Трапезная — не место для долгих и громких разговоров. Я сам провожу гостя, а ты отправляйся в келью и не выходи оттуда, пока не пробьёт Третий Час.

Жеан осознал, как много лишнего наговорил, встал со скамьи и пошёл прочь.

========== 1 часть “Сан-Джермано”, глава V “Отбытие” ==========

Громкий удар колокола заставил Жеана пробудиться. Едва ему удалось сбросить с себя пелену безмятежного сна, как волнительный порыв подступил к горлу. «Скоро отбытие!» — осенило юношу.

Два длинных дня, данных Жеану на раздумья, протянулись для него подобно сну. Это были дни, преисполненные страхов, тревог и искренних слёз, в особенности Франческо, что, хоть и выступил против намерений своего подопечного, поделать, увы, так ничего и не смог. «Я вернусь, непременно вернусь и посещу общину», — пообещал Жеан, едва ли уверенный в том, что сможет исполнить своё обещание. Приор опечалился, однако не был потрясён, к чему изначально приготовил себя Жеан, его внезапным, безрассудным порывом, каким-то провидческим чутьём осознав заранее, что та злополучная вечерня не могла иметь иного исхода.

«Ты не вернёшься, мальчик», — совершенно холодным голосом заявил аббат Леон, на что послужили ответом слова Пио, особенно прочно отложившиеся в голове Жеана. «Чувство долга сильнее страха смерти», — сказал он, всей душой надеясь, что страх смерти так и останется лишь страхом.