Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 30

Жеан оставил Пио в куче трупов и накрыл окровавленным плащом, жалея, что он так тонок и короток. Затем возвратился за прочими телами: за вторым… за третьим, за четвёртым, и немудрено, что в конце концов это стало для него обыденностью. Совершенно холодно, безо всякого омерзения, он прикасался к расчленённым мясным сгусткам, бывшим некогда его боевыми сотоварищами, что так же жили, дышали, видели и чувствовали, и столь же равнодушно складывал их на окраине лагеря в груду, что напоминала ему Голгофу, попутно размышляя о горькой участи, постигшей Христово воинство. Некоторые выжившие крестоносцы остались на поле боя в смутной надежде урвать кусок в виде драгоценности, частички доспехов или дорогой ткани с трупов магометанских бойцов, но никто уже не обращал на них внимания. Ослеплённые радостью безоговорочной победы, сарацины бешено метались вокруг, истошно вопя, разгоняя привлечённых запахом мертвечины ворон и насаживая на острия сабель головы погибших врагов.

Последнее было особенно противно взору Жеана, не терпящего неуважения к покойным.

«Мёртвые христиане ничего не могут сделать этим дикарям! Почему они не оставят их в покое?»

По окончании общих сборов, как только шатры были расставлены, Жеан незамедлительно обработал рану и отправился на покой. Рыдания заклокотали в горле, когда он вошёл в шатёр, ранее принадлежавший Пио, однако, завидев у входа Кьяру, смог сдержаться.

— Ты в порядке? Раны не болят? — обеспокоенно спросила воительница, ложась рядом с Жеаном.

— Мы претерпели поражение! Почему ты задаёшь вопрос, на который и без того прекрасно знаешь ответ?! — снова ощутив прилив ярости, вскричал тот и вскочил с постели. — Мой друг… мой наставник… мой вдохновитель… тот, благодаря кому я прекратил быть подневольно томим ненавистными монастырскими стенами… тот, благодаря кому всё зашло так далеко… Удивительный человек! Рыцарь-монах!.. Моя последняя связь с братом-Франческо, которого я и поныне беззаветно люблю!.. Он погиб! Погиб! Погиб! А вслед за ним погибла моя вера в лучшую долю!

— Это только первый бой, Жеан! Потери и поражения — неотъемлемая часть любой войны! Вот увидишь, однажды…

— И он говорил так же! — перебил Кьяру Жеан. — Да ты хоть понимаешь, что будет с нами, если к сарацинам подоспеет подкрепление?! Вспомни Пьера Амьенского! Взгляни на останки несчастных, что пару лет назад сложили свои благородные головы на этой земле. Почему Всевышний отвернулся от них?! Почему Он отвернулся от нас?! Светопреставление! Седьмая печать снята! Херувимы трубят кончину сущего!

— Прекрати. Успокойся. Не время унывать. Что же касается благородных голов, не такие уж они были и благородные. Не раз я слышала, как эти несчастные творили такие бесчинства, что греховно представить! И были это не воины, а бедняцкий сброд вроде нас с Яном! Крестьяне, разбойники да шлюхи с лжесвященниками, и больше ничего!

— Глупая девчонка! Жертва сердечных страстей! Ты слепа… Что ты понимаешь в войне, что ты вообще понимаешь?!

— Гм! — хмыкнула Кьяра и, раздражённо передёрнув плечами, метнулась к выходу из шатра.

«Чтоб меня!» — мысленно отругал себя Жеан и бросился вслед за воительницей.

— Стой! Я вовсе не хотел тебя обидеть.

Но Кьяра уже скрылась в гуще шатров.

По протоптанной лошадьми тропе прошествовал Рон в окружении пяти товарищей, усердно вторивших его словам, среди которых был и Эдмунд, военачальник Жеана. Жеан давно заметил, что между ним и Роном царят весьма тёплые и тесные отношения.

— …вот увидите, как только я ворвусь в город, там камня на камне не останется!

«Только это и не оставляет повода для сомнений!» — пренебрежительно подумал Жеан и, не желая мокнуть под дождём, возвратился в шатёр, где наконец смог дать волю чувствам.

Но уснуть не удавалось, несмотря на желание Жеана и предобморочную слабость, сковавшую его израненное тело. Истошные вопли, жалобные стенания и плач, доносящиеся снаружи, резали слух юноши, сводя постепенно его с ума, — это раздосадованные поражением крестоносцы расправлялись с турецкими пленниками. Зарывшись лицом в пропахшую потом шерстяную подстилку, чтобы не чувствовать кровавого зловония, он зажмурил глаза.

«А потом, когда я снова выйду на Божий свет, глазам моим откроется ещё одна груда трупов… Неужели, неужели вам до сих пор мало? Ненавижу смерть. Ненавижу войну. Ненавижу трупы. Трупы!..» — в отчаянии думал Жеан.

***

«Вражеские бойцы! Вражеские бойцы!» — громкий возглас взволновал лагерь посреди ночи. Жеан вскочил с постели и, спешно надев на голову шлем, рванулся к выходу. На ночь он не стал снимать рыцарского облачения, а потому был подготовлен к возможному вооружённому столкновению.

— Вражеские бойцы! — бросил Ян, пробегая мимо шатра Жеана… нет, шатра Пио. — Монашек! Вторжение!

Жеан последовал за ним к выходу из лагеря, где ночные дозорные, одним из которых был Эмихо, удерживало нескольких молодых мужчин, облачённых в чёрные халаты.

«И впрямь вражеские бойцы!» — мелькнуло в голове Жеана.

Как только крестоносцы, вооружённые факелами, обступили стражу, Эмихо заявил:

— Эти магометанские паршивцы едва не убили нас, однако нам удалось перехватить их! — И приставил к горлу пленника остриё короткого меча. Лезвие его было покрыто прочным слоем ржавчины и запёкшейся крови. Даже если рана не будет смертельна, отметил Жеан, сарацин быстро умрёт от заражения.

— Хм… Эта ничтожная горстка не походит на вражеское войско! Быть может, это всего-навсего шиитская шайка, упившаяся опиумом? — предположил Рон, протискиваясь сквозь толпу. — Взгляните на их одежды — они чернее ночи! С дороги, Эмихо! Я прикончу их.

Белокурый рыцарь выхватил из ножен боевой меч и метнулся к пленникам, но мудрый Эмануэль с прыткостью кошки преградил ему путь.

— Нет, Рон. Ты не тронешь их, пока мы не разберёмся в этом недоразумении. Эмихо! Прикажи ему говорить! Быть может, они просто вернулись за телами пленённых сотоварищей?

— Выкладывай всё, что тебе известно! — рыкнул крестоносец и с силой вдавил холодную сталь в горло пленника, к великому благу для него, защищённое бармицей.

— А?

— Говорить!

— Всё. Всё-всё скажу. Не убейте, — пролепетал пленник на ломаном французском. — Они подвинули нас, чтобы мы всё узнали и…

— Они собираются напасть?! — в бешенстве взвизгнул Эмихо. — Ну! Говори!

— А?

— Они идут сюда, ну?! Отвечай же, если не хочешь превратиться в падаль и стать закуской для ворон и бешеных лисиц!

— Ну, — с усилием выдавил сарацин.

— А теперь убейте их! — взмахнул Рон левой рукой. Жеан давно заметил, что белокурый рыцарь был левшой.

— Отпустить! — бесцеремонно отпихнув его, приказал Танкред. — И готовьтесь к бою! Сарацины могут нагрянуть в любую минуту! Рон! Беги в лагерь германцев! Подыми их!

Боевой клич прокатился по рядам собравшихся, большая часть из них опустилась на колени, желая вознести молитву.

Шумная радость охватила Жеана, и пьянящий эфир надежды наполнил его сердце. «Не будь они замечены вовремя, мы были бы перебиты в собственных палатках! Теперь нам необходимо очень сильно постараться».

«Не устрашись и не дай воли сомнениям, ибо, заклинаю тебя Священным Градом Иерусалимом, теперь это самое губительное для нас», — эхом прозвучали в ушах Жеана слова Пио, и он последовал примеру собратьев, преклонив колена.

— Pater noster, qui es in caelis… — Такое знакомое чувство ликующего восторга захлестнуло его воображение.

========== 4 часть “Анатолия”, глава V “Возмездие. Триумф” ==========

Занимался червонный рассвет, когда на поросших акацией холмах выстроилось сарацинское войско, и крестоносцы, готовые к атаке, единым строем стали неподалёку от лагеря.

— Даже отсюда я вижу страх в их глазах! — приплясывая на месте от нетерпения, оскалился неугомонный Ян. — Ещё бы! Не ожидали, змеи, что их такая орава застигнет! Боязно по-честному на сшибку выйти, горазды лишь из угла попискивать да зубы скалить, как крысы! Вот увидишь, монашек, мы ещё попируем на их костях!