Обрыв (СИ) - Соболева Ульяна - Страница 36

Можно простить друг другу все, только простить — не значит забыть. И я пока не готов был забывать. Понял, пытался принять, но забыть — нет.

Эта фраза вертелась у меня в голове снова и снова.

Минуты, часы, дни… а легче не становилось. Наоборот, что-то внутри обрывалось все больше и больше. Откалывалось осколок за осколком. И не собрать нам себя в целое. Все слишком изменилось. Но пока что я готов защищать брата до последнего. Я не собирался от него отказываться. И так бы поступил наш отец. Он бы не бросил сына, несмотря ни на что.

А я… плевать, что я ослеплен яростью, которая душит меня вот уже несколько недель. Неконтролируемая черная ярость и злость. Все смешалось. Я не мог поверить, что Макс пошел на это, и в тот же момент понимал, что именно он способен принимать самые радикальные решения и плевать на мнение окружающих. Одна часть не верила, что предательство возможно, а другая упивалась триумфом… она выла и орала… и насмехалась надо мной. Подсовывала мне примеры из прошлого, где мой брат подставлял не только меня, а и многих других, где рыл под меня яму, где собирался свергнуть и уничтожить нашего отца.

Разве так не бывает, когда человек получает слишком много доверия и предает. По сути я отдал ему все. Свою сестру, власть, в надежде, что Максим единственный, кто сможет достойно управлять компанией вместо меня, пока я занимаюсь другими делами, а тот воспользовался моментом и разрушил все, что мы создали с отцом? Черт, нет. Я не хотел об этом думать. Но эти мысли сами лезли мне в голову. Но что оставалось очевидным — семью этот упрямый осел все же развалил. Вначале свою, а теперь… теперь, мне кажется, разваливается и все остальное.

Иногда приходила в голову безумная мысль — отказаться от него. Срезать нарыв болезненно и быстро и избавить всех от Зверя. Всех. Пусть это больно… вашу мать, как же больно. Другая часть разрывалась на куски, особенно когда я видел, насколько страдает Даша. Ощущал физически ее боль и отчаяние.

А в голове пульсирует "Ты — мой брат. Братьев не бросают".

"— Зверь, живой?

Бежал к нему, пригибаясь под пулями, прячась за столбы.

— Живой, — крикнул он и посмотрел на рану в ноге, — если до больнички доберусь в ближайший час.

— Где твоя пушка?

— Выронил, когда плечо зацепило.

Я швырнул ему пистолет.

— Давай. Прикрой. Будем уходить.

Макс "снял" одного из итальянцев, который целился в нас из-за рухнувшей панели, пока я пробирался к нему под пулями. На какие-то доли секунд я подумал о том, что если сейчас Макс нажмет на курок, то никто не узнает, что это он меня замочил. Но я почему-то был уверен, что он этого не сделает.

Я рывком поднял его с пола, Макс застонал от боли в ноге и грязно выругался сквозь зубы.

— Уходим. Спина к спине. Я тащу — ты отстреливаешься. Машины прямо у входа.

— Всех наших порешили, — простонал Макс, с трудом передвигая ногу и сканируя помещение. Я остановился. Несколько выстрелов. Моих. Его. Итальяшки полегли на цементированный пол, и под ними растекались лужи крови.

— Я посчитал, там человек пять осталось, рассыпались, твари, или у окон пасут — будут стрелять, когда выйдем.

— Бядь. Суки. Уехать не дадут.

— У меня пару "цитрусовых" в кармане. Так что…

Макс усмехнулся в голос.

— Цитрусовые — это тема.

— А то.

Я вытащил его на улицу, и мы, прислонившись к стене, тяжело дыша, осмотрелись по сторонам.

— Ублюдки. Всех положили, — с яростью сказал я, — ну что, готов к последнему рывку, Зверь?

— Давай, — Зверь посмотрел мне в глаза. Секунды, за которые вдруг пронеслось в голове, что все могло быть иначе, если бы… он закашлялся и сказал, что ему хочется закурить, а потом добавил:

— Швыряй и погнали.

Я бросил одну за другой гранаты-"лимонки" в здание и, схватив Зверя, снова потащил к машине. Раздались несколько взрывов, а мы уже сорвались с места на тачке кого-то из наших, визжа покрышками, виляя на поворотах.

— Ты держись, Макс. Я уже Фаину набрал, едут нам навстречу на неотложке.

Он смотрел на меня из-под прикрытых век, а потом, словно собравшись с силами, тихо спросил:

— Какого хрена не пристрелил меня там или не бросил, а, Граф?

Я сжал челюсти, глядя в лобовое стекло, а потом повернулся к нему и посмотрел в глаза:

— Ты — мой брат. Братьев не бросают"

Тихо приоткрылась дверь, и я резко обернулся. В проеме стояла Карина. Бледная и взволнованная. По ее щекам катились слезы.

— Что случилось. Ты чего?

Каждый раз, когда ее слезы видел, колотить начинало самого, возвращался в те проклятые дни, когда ни черта не мог сделать и не мог остановить этот поток отчаяния. Так и хотелось вместо Лены… Чтоб только слезы дочери не видеть.

Когда-то Лексе об этом говорил, она меня сильно к себе прижимала и шептала:

"Сумасшедший… меня бы не было, сына нашего не было… нет… нельзя было тебе. На тебя у Бога другие планы были".

Я иногда думаю, если б не моя девочка, я бы так и не познал окончательно всего смысла этой жизни. Карина подошла ко мне, кусая губы, вся в нерешительности, испуганная и такая несчастная.

— Даша исчезла. Я боялась говорить. Я… не хотела, но она исчезла, и я не знаю, где она. На звонки не отвечает. Днем ездила туда, а там нет никого. И Таи нет. Пусто в доме.

Судорожно всхлипнула, глядя мне в глаза и видя, что я пока ничего понять не могу.

— Я там вот что нашла… Пап, не могла раньше. Не могла… А потом так страшно стало вдруг. Страшно, что с ней случится что-то, и стыдно, что тебе не сказала.

Протянула мне бумагу и тяжело вздохнула. Я стиснул челюсти и осторожно, как будто ядовитую змею, взял из ее рук записку. Они оба нанялись мне писульки писать. Ставить перед фактом. Муж и жена — одна гребаная Сатана.

"Андрей, прости. Я не могла иначе. Я должна попытаться забрать его оттуда, и никто кроме меня и детей этого не сделает. Он просто заблудился, потерялся, сбился с пути. Я знаю, что смогу его вернуть, а ты, пожалуйста, не думай о нем плохо. Постарайся. Мы с Таей и с Яшей поедем его возвращать домой. Я не вижу иного пути. Не ищи меня, не мешай, пожалуйста. Я справлюсь. Он меня послушает".

Да, конечно, послушает. Именно поэтому он под видом наемного солдата отправился в какую-то задницу мира, чтоб ты его нашла и вернула обратно, пока он преданно служит Отчизне с парой лимонов зелени от продажи компании. И я все еще не знаю, кому он ее продал. Все через офшоры и подставных лиц. Никак не выйду на владельца. И мне, кроме всего этого, не хватало искать сестру с детьми в Дагестане. Чтоб скучно не было совсем.

— Почему ты сразу не сказала?

— Не знаю… хотела, чтоб у нее все получилось.

Женская солидарность рулит и выруливает уже с этого возраста. Так, ладно. Надо успокоиться и подумать, как быстрее вернуть эту сумасшедшую домой. Тоже мне, жена декабриста. В часть она поедет мужа возвращать.

— Иди к себе. Мне надо со всем этим разобраться.

У меня не было сил сейчас ни на злость, ни на что. И даже на слезы ее не было сил.

— Пап…

— К себе идти, я прошу тебя.

— Прости меня… я не знаю, почему не сказала. Все плохо, да? Плохо?

— Милая, просто иди ляг, я со всем разберусь, но мне для этого надо побыть одному, мне надо собраться с мыслями, сделать нужные звонки.

Когда она вышла, я схватил сотовый и набрал Изгоя.

— Прости, что ночью. Срочно надо выехать в Дагестан. Дашка сбежала с детьми Макса искать. Я, конечно, сейчас всех на уши поставлю, но ты на всякий случай отправляйся в часть. Она, скорее всего, прямо туда едет. Возьми мой транспорт, чтоб быстрее, и жди ее там, не дай засветиться в части. Мне все это не нравится.

— Черт. Как она это сделала, ее ж ведут постоянно.

— Не знаю. Какая-то мразь помогла.

— На чем она могла уехать?

— Проверять будем все поезда, автобусы, самолеты. Я сейчас подниму на хрен всех. Но… мне кажется, мы ее так просто не найдем. Она хитрая и наверняка позаботилась, чтоб ее так быстро не остановили. Я, конечно, готов свернуть башку Зверю, но он будет прав, если свернет башку мне за то, что я дал ей уехать.