Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 147

— Нет… Не правда.

Он привалился к противоположному концу подоконника, мотая в прострации головой. София только ответила мягким голосом:

— Да.

— Нет… Почему… Ты не умрешь!

— Эйлису нужны не войны и жертвы, ему нужна любовь. Я связала себя с Эйлисом, когда полюбила этот мир, полюбила тебя, Раджед. И я умираю, потому что умирает Эйлис, — отчетливым приказом действовать огласил библиотеку тихий голос. Вновь ее безумные теории, которые в последнее время все чаще находили подтверждение.

— Тогда я обязан спасти его. И тебя. Есть одно очень сильное колдовство.

«Но ему нужна жертва? Нет, я не пойду на это. Только не ценой твоей жизни», — молча проговорила София, лишь испуганно воззрившись на Раджеда. В широко открытых озерах ее глаз льор отчетливо рассмотрел свое отражение, так же безмолвно, но непреклонно отвечая:

«Я умру за тебя!»

— Умереть просто. Лучше живи ради меня. За меня… — словно прочитав его мысли, проговорила София.

Он заключил ее в долгие объятия, как при расставании, как перед тяжелой битвой. Сокровище оказывалось еще более хрупким, ускользающим, руки его снова дрожали. Она гладила его волосы, зарывалась лицом в камзол на плече и с закрытыми глазами шептала:

— Пожалуйста, постарайся не думать об этом… Я так хочу провести это время с тобой, только с тобой. Слышать, как бьется твое сердце. Ощущать тебя, словно пульс этого мира.

«Как больно… Слезы жгут глаза. Но нет, по живым не плачут! Она не умрет! Клянусь! Говорю! Кричу! Она не умрет!» — выло его сердце. Казалось, и камень должен разрыдаться от этого горя. Да, так и есть: мир немо плачущих живых камней.

— Эйлис не умрет, — решительно проговорил чародей. Он больше не проклинал свою родину, больше не испытывал ненависти; он разделял всеобщую молчаливую скорбь. Но разве от этого легче?

С того дня Раджед принялся искать средство, чтобы исцелить Софию, вернуть ее на Землю, разорвать связь с Эйлисом, самоцветом или линиями мира. Не удавалось доподлинно установить, что все-таки случилось, как она связала себя с чуждым ей миром. Только из-за сострадания к нему протянулась ли нить?

Раджед не ведал, и каждый миг его все больше окутывал страх, не за себя, а за Софию и остальных льоров, ведь чтобы отразить сокрушительный удар Нармо, не хватило бы мощи даже с силой малахитовой башни. От мрачных мыслей чародей не замечал, как на его руке разрастаются каменные чешуйки, ползут в обе стороны от предплечья, почти незаметно, как узор от мелкой сетки. Зато София проницательно отмечала малейшие изменения. И пока ее избранник трудился над созданием щита, она судорожно искала способы отвести от него каменную чуму.

— Поспи, что же ты делаешь! — уже со строгой настойчивостью приказывал ей Раджед, когда заставал ее посреди ночи неизменно в стенах библиотеки.

— Все хорошо, все в порядке. Я почти нашла, почти добралась до ответа… — твердила неуклонно София, но все отчетливее проступала ее бледность.

Казалось, ее похищают лучи далекой луны, обращают в призрака. Они оба измучились от безответности книг. Чудеса не происходили сразу и со всеми, после исцеления Илэни не вернулась песня мира, чтобы окутать и утешить весь Эйлис. София угасала от боли мира, Раджед каменел. Тщетно, все тщетно — они не ведали, как спасти друг друга. От того временами откладывали книги и, сиротливо прижавшись друг к другу, с глубочайшей грустью радовались короткому времени, отведенному для их зыбкого счастья.

— Отдохни.

— Спать не хочется, совсем, — отвечала отрывисто София, кутаясь в ажурную белую шаль, которая напоминала хрупкие крылья лебедя или тонкую вязь паутинки, украшенной утренней росой. От этого чудилось, словно возлюбленная еще более эфемерна.

Раджед подхватил ее на руки и перенес на софу, сел рядом, обнимая озябшую избранницу. Сумел бы он хоть кого-то теперь согреть? Камень с живым пылающим сердцем, словно Огира, которого он своей рукой обрек на вечные страдания. Все возвращалось возмездием, равной ценой.

— Расскажи мне что-нибудь… Об Эйлисе, — проговорила София, словно прося убаюкать себя. После страшного признания ее покинул спокойный сон, словно до того она сама не до конца верила, а когда облекла в слова, то не выдержала страшной доли.

— Хорошо, — не возражал Раджед, указывая за перекрестье рамы. — Видишь нашу луну? Светит таким же ясным белым сиянием, как ваша.

— Она похожа на жемчужину.

— Давным-давно, существовала у ячеда легенда о луне и солнце Эйлиса, — начал отвлеченно Раджед, хотя не привык рассказывать сказки на ночь. — Словно жили когда-то в незапамятные времена воин Сурадж и красавица Мотии. Мотии всегда ассоциировалась с жемчугом. Сурадж с янтарем… — Раджед запнулся, поразившись случайно открывшейся аналогии. — Они любили друг друга, но им пришлось навечно расстаться, чтобы мир продолжил существовать. С тех пор Мотии управляет приливами и отливами, а Сурадж дарит тепло, что поддерживает жизнь. Но они никогда не встречаются, лишь смотрят друг на друга издалека. Мотии хранит ночами свет Сураджа, чтобы оберегать людей даже в то время, пока ее избранник по другую сторону мира.

— Какая же беда обрушилась на Эйлис, если им пришлось расстаться?

— Миф утерян в культуре льоров, не знаю. У нас все остальные мифы — это сказания о легендарных королях, скучные и жестокие биографии, — Раджед извиняющееся замолчал.

София устало прикрыла глаза и вскоре непроизвольно провалилась в сон. Раджед аккуратно перенес ее в спальню и затворил за собой дверь.

Смутные подозрения мешали ему хоть немного отдохнуть, магия позволяла продержаться дольше, чем человеку. К тому же в башне творилось что-то не совсем обычное, будто предвещало чье-то вторжение: то портьеры колыхались без сквозняка, то привычные картины меняли свое положение без разрешения хозяина, то на светлом паркете возникали следы босых мокрых ног. Кто-то наблюдал и оставлял маячки своего присутствия. Но кто? Враг или друг? А если и друг, то другом ли он явился бы?

Раджед стремительной незаметной поступью воина предусмотрительно прошел по всем обитаемым покоям и залам, но никого не обнаружил, спрятал когти и поднялся на самую вершину башни. Нет-нет, Нармо бы не стал прибегать к таким дешевым проделкам. Лишь тот, кто давным-давно пришел к нему другом. На самой вершине башни…

Да, там все началось, там когда-то они стояли возле парапета с Сумеречным Эльфом, взирая на каменную равнину. Пейзаж не изменился, лишь зачарованные розы разрослись густыми алыми кущами. Они оплетали скамьи, стелились неухоженными дикими стеблями вдоль фигурной плитки дорожек. Казалось, сад болезненно праздновал свое грядущее окаменение, демонстрируя все соки и краски жизни, словно грянувший всеми инструментами оркестр. Только вместо мелодии получался неопрятный рев. Розы забирали воздух, разнося сладковатый аромат в ночи, царапали и кололи кожу случайными шипами. Они бунтовали против неизбежного рока, словно обвиняя хозяина в таком исходе. Но что мог сделать Раджед?

Он даже не ведал, как отвести незаслуженную участь от Софии. Розы молчали, лишь кружились бесполезным хороводом белых лепестков. Отчего же только белых? На этот раз прямо из него соткались очертания человека. Или же черный ворон давно сидел на парапете, слившись угольным штрихом с непроглядной темнотой?