Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 129

Раджед недоверчиво помотал головой. На миг в нем вновь возникла неприятная покровительственная манера, свойственная более опытным в том или ином деле людям. Софья слегка поморщилась, хотя неприятный мираж быстро растаял.

— Ты хочешь сказать, что льоры были… — недоуменно протянул Раджед, сжимая кулаки и инстинктивно прикасаясь к амулету. Этот жест всегда сопровождал его в минуты величайших потрясений, словно в родовой реликвии он искал неизменную защиту. И правда — что может быть надежнее, чем мудрость предков? Однако бойкое заявление Софьи неизгладимо поразило его, когда чародей в полной мере уловил ход мыслей своей юной помощницы. Казалось, они вместе распутывали гигантский клубок загадок и заговоров. И вот из него выпала окровавленная уродливая нить под названием: «фальсификация истории». О! Раджед не верил, ему требовалась в тот момент поддержка. Он нервозно склонился над книгой, стиснув ладонь Софьи.

— Ты хочешь сказать, что… — повторял и повторял чародей.

— Да, льоры были обычными людьми! — выпалила Софья, отчего-то улыбаясь, однако нахмурилась, собирая в связный рассказ разрозненные сведения: — В очень древние времена — восемь тысяч лет назад — они… вы… они были обычными людьми, которые услышали пение самоцветов.

— Но как же? Ведь пение самоцветов — это дар избранных. Так везде написано! — встрепенулся Раджед, вскочив с места, лохматя гриву волос и часто моргая, словно желая пробудиться от не слишком здорового сна.

— Его может услышать каждый, — тихо, но уверенно проговорила Софья, непоколебимая в своей правоте. — А вы, потомки, считали, что только «достойные». Но нет, вы-то как раз и не слышали, вы умножали свою силу, перетягивая ее из магического баланса самого мира. Самоцветы — это и была магия Эйлиса, это его жизнь. Вы вырвали их с корнем, сложили в сундуки, опустошили недра. Как делают у нас… на Земле. И Эйлис потерял свою силу, которая охраняла его. Жизнь осталась только в ваших башнях, потому что в них и скопились все самоцветы.

Софья умолкла, облизывая пересохшие от патетики губы, и устыдилась, с какой уверенностью обрушила на возлюбленного свое величайшее откровение.

Раджед не верил, он буквально разрывался от противоречий и метался по библиотеке, как леопард по клетке. Ведь всю сознательную жизнь его учили, что титул льора — это великий дар, принадлежность к касте избранных, слышащих песню самоцветов. Теперь же его обвиняли едва ли не в том, что все чародеи в древние времена жестоко узурпировали власть, оттеснив менее удачливых на позиции простолюдинов, а затем заклеймив их презрительным прозвищем «ячед», то есть глухие.

Кто-то и правда не слышал песнь самоцветов, однако такие «глухие» рождались нередко и в семействах льоров. Чтобы компенсировать их недостаток магии, придумали реликвии, в которые родители заботливо переносили часть своей силы. Немного позднее были открыты свойства разных камней и их потаенная мощь, однако она требовала больших затрат «топлива», то есть других самоцветов той же породы. Чем больше добывали камней, тем сильнее становилась магия, тем больше делалась пропасть между титулованными особами и простым народом.

В какой-то момент льоры обрели тот уровень могущества, который позволял им управлять погодой, строить неестественно огромные башни, поворачивать вспять течение рек. Однако едва ли хоть кто-то по-настоящему задумывался, для чего все это помпезное нагромождение, какую цель преследует бесконтрольная демонстрация великой силы.

Тогда же началась бесконечная война чародеев. Более сильные желали овладеть магией более слабых, ассимилировать чужие камни в свою магию, подкрепить свои башни новыми пополнениями в сокровищницу, которая для льоров была одновременно универсальной котельной, охранявшей крепость. А ведь восемь тысяч лет назад все было иначе. Мир не делился на бессильных и всесильных.

Эйлис замышлялся как мир, где сила самоцветов облегчала бы жизнь всем. Не в таких бессмысленно огромных масштабах, как в правление льоров, однако в достаточных для достойного существования и развитии сообразно способностям каждого.

Для Софьи механизм возникновения льоратов не показался чем-то совершенно новым, он вполне соответствовал развитию и ее мира.

«А что если Земля тоже однажды окаменеет? Когда ее поделят на клочки, когда „всесильные“ так же загонят „бессильных“ на дно нищеты? Что если мир решит перезагрузить себя или уничтожить? Во имя равновесия и человечности. Но как же это будет жестоко! Люди на Земле, одумайтесь! Одумайтесь…» — набатом гудели собственные тревожные мысли. И Софья осознала, что она вернулась в Эйлис не в качестве безмолвной жертвы, которая ждет лишь удара в сердце. О нет! Ее привела необходимость новой борьбы.

Семь лет назад она выступила против самодовольного льора, впервые показала ему, что «ячед» имеет свой голос, свое мнение, свою волю. И вот чародей оказался на ее стороне. Он принял сторону всех, кто окаменел из-за жадности и сибаритства королей. Никто не имел права называть себя избранным, потому что все равны! Чародей постепенно проникался духом этой молчаливой борьбы каменных великанов, которая нашла отклик в пылающем сердце Софьи.

Смерть… Гибель… Нет! Эльф предупреждал об ином. Отдать свою жизнь ради восстановления справедливости и равенства — это и не смерть почти. Если бы только окончательно узнать, как пробудить всех окаменевших.

Софья воодушевленно стиснула руки в замок, словно призывая все незримые силы себе в помощники, в свидетели истины, которая открылась льору.

Раджед дрожащими пальцами перебирал знакомые листы фолианта, однако привычные буквы на этот раз складывались для него совершенно по-новому, словно Софья принесла ключ к пониманию написанного.

Фальсификация истории во имя льоров! Неслыханный заговор древних королей! И лишь в библиотеке малахитовых чудом сохранились записи об истинном происхождении титула и сил.

— Ты права, вероятно, так и началось окаменение, — после долгой мучительной паузы проговорил Раджед, однако тяжко вздохнул. — Но не только из-за этого… Эльф поведал одну историю…

Софья остановила его, отрицательно покачав головой:

— Я знаю. Я же все слышала. Мне жаль… Радж.

Она дотронулась ласково до его плеча и с участием заглянула в глаза, стремясь отвратить любимого от невольного самобичевания. Хватило ему и иных потрясений за последние дни. Рушился его привычный мирок знакомых вещей и незыблемых закономерностей, как в те дни, когда испуганная девочка ступила в зазеркалье портала. Роли таинственным образом менялись, точно отражения.

— Получается, что моя жизнь — это ошибка, — горько сетовал чародей.

Буквально каждая его черта выражала великую скорбь, словно он взвалил на свои плечи всю вину и древних тиранов, лишивших народ не только магии, но простейшего права развиваться без нее. Перед ним будто живо метались эти жестокие картины, отчего морщинки в уголках глаз потемнели и углубились, а тонкие губы искривились в отчаянной гримасе.

— Нет, твоя жизнь — это великое самопожертвование твоей матери, сила ее любви, — горячо разубеждала его Софья и вдруг осеклась, вновь настигнутая внезапным озарением, затем тихо продолжила: — Знаешь, мне кажется, что для оживления Эйлиса… ее и не хватает.