Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 128

В уютных стенах тихой библиотеки пугающее пророчество Сумеречного Эльфа казалось далеким и непонятным, подобно горному эху. Слова неудавшегося Стража состояли из одних противоречий. И все же, если он просил умереть за мир, Софья обнаруживала в себе недостаточную чистоту духа для сакральной жертвы.

Прислушиваясь к себе и вспоминая новые ощущения тела, она даже укоряла себя, что вернулась вовсе не в Эйлис, а именно к Раджеду. Ох, этот пленительный аромат меда и специй, пронесенный в сердце через семь долгих лет… И все же янтарный льор был неотъемлемой частью своего родного мира.

Софья терялась среди внутренних противоречий. Она сидела на бархатных подушках обширного подоконника и нервно обхватывала колени, сминая легкую ткань синего платья. Неужели она все-таки откликнулась на чисто внешние проявления любви? Красоту, изящные слова и, естественно, рыцарские проявления самопожертвования. Но ведь для настоящей любви жертвы недостаточно.

«Не знаю… Не знаю, все ли здесь правильно. Однако я себя вовсе не чувствую виноватой. Нет-нет, если бы все оказалось неправильно, я бы сошла с ума от чувства вины. Так случалось всегда, когда я делала что-то неверно. Еще со школы, когда пыталась утаить от родителей плохие оценки. Стыд слишком сжигал меня, чтобы кому-то солгать или поступить безнравственно», — вздыхала мысленно Софья, закусывая губы, невольно вспоминая жаркие поцелуи чародея.

Все же она не ошиблась: Раджед оказался совершенно «ее человеком», только обновленный, очищенный от шелухи ненужного пафоса. Она в полной мере осознала то, что твердила ей чудаковатая мрачная сестрица-гот: не ждешь великого чувства, но оно само находит и увлекает в иное измерение.

В то утро, несмотря на воющий за окном ветер, Софье все и правда казалось совершенно иным, спокойным и радостным. Хотя все ее существо балансировало на грани паники и ликования. Но стоило только приблизиться к Раджеду, или просто поймать его задумчивый сияющий взгляд, как всепоглощающее умиротворение отгоняло любые печали и тревоги. Сама идея возможной гибели, предначертанная видениями стража, отступала.

И все же оба не смели в полной мере определить эту растворенность друг в друге, эту симфонию двух душ. Словно какой-то важный элемент постоянно ускользал от обоих, что-то самоочевидное, как предмет, который находится всегда перед глазами и от того делается почти невидимым.

Спокойная нега раннего утра сменилась часами в библиотеке. Софья сама пожелала поскорее отвлечься от праздности, которая, по ее мнению, губила самые благородные порывы. Все-таки она вернулась ради Эйлиса и мысленно запретила себе проводить слишком четкую границу между долгом и чувствами к чародею. Если нет острой необходимости выбирать что-то одно, разве имеет смысл дополнительно мучить себя? Она любила Раджеда и возвращалась ради Эйлиса. Благодаря льору и его друзьям, Эйлис сделался вовсе не чужим для Софьи. Если бы маленькую путешественницу семь лет назад всюду встретили только мрак и парад человеческих пороков, то она, вероятнее всего, махнула бы рукой на судьбу какой-то мерзопакостной планеты.

Ныне же она лихорадочно шарила по стеллажам с книгами, лишь иногда присаживаясь на подоконник, перелистывая очередной фолиант. Она сопоставляла факты, записанные на пожелтевших страницах со своими обрывочными конспектами. Проводила аналогии с историей Земли, выделяла закономерности, применяя все университетские знания. И делала она все это вовсе не ради себя.

После нескольких часов изнурительной работы, Софья не осознала, а скорее почувствовала: она готова спасти Эйлис ради Раджеда, как он закрывал портал ради Земли и ее жизни. Ах, если бы только удалось каким-то чудом сохранить оба мира и свои хрупкие жизни, поставленные на кон в этой бесконечной борьбе! Ведь только теперь впервые озарило их души настоящее спокойное счастье. И даже грань смерти не столь страшила, не как раньше, в этом ледяном заснеженном мае. К тому же жемчуг необъяснимым образом успокоился. По-прежнему он упрямо доносил сотни голосов страждущих, однако они уже не сбивали с ног, не опрокидывали волной, несущей на острые рифы нестерпимой боли. Софья словно знала наверняка, что делать дальше. «Потерпите, я слышу! Я всех слышу! Потерпите!» — откликалась она на гомон голосов закованных в каменные саркофаги людей. Эйлис не умер — он заснул. И где-то среди обломков великого знания древних правителей обреталась тайна, способная пробудить его.

— Ну как ты? Не устала? София, душа моя, уже сияние Сураджа перекатилось за полдень, а ты все над книгами, — беспокоился Раджед, указывая за окно, где затянутое дымкой небесное светило медленно ползло к западной границе скалистой равнины. Как оказалось, Сураджем называлось местное солнце. Видимо, частично в его честь назвали и янтарного льора, словно предрекая его изменчивый характер, способный одновременно и больно обжигать, и пробуждать жизнь. Как звезды даруют тепло планетам, Раджед теперь стремился окружить заботой свою гостью.

Софья и правда устала, потому временами прижималась лбом к груди Раджеда и так они застывали минут на пять, успокоенные взаимной нежностью. Однако вскоре обоих будил безотчетный долг перед Эйлисом.

«Если они смогут очнуться… Если будут счастливы… Я готова пожертвовать своим счастьем, пусть разделится на всех, прольется дождем, прорастет травой… Если бы только», — ослепляли внезапными всполохами разрозненные мысли, пока основное внимание сосредоточивалось на очередной книге.

Уж вечер вступил в свои права. Раджед пару раз стремился позвать ее отобедать, однако Софья ограничилась только гроздьями винограда и чудесными алыми яблоками. Теперь-то она не опасалась, что их сладкий сок погрузит ее в пьяный дурман. О нет, разум работал на пределе. Голос жемчуга подстегивал его еще больше, словно в мире Земли мистический транслятор улавливал голоса тех, кому никак не удалось бы помочь. Здесь же артефакт принимал потаенные импульсы своей среды. Внимание людским скорбям нашло цель и смысл. И все же… Земля… Кто же спас бы Землю? Видно, у каждого свой долг написан на роду.

«Если бы спасти и Землю… если бы! — вздыхала Софья. — Но, видимо, нельзя, чтобы все были сразу счастливыми, без свободной воли и испытаний. Как же спасти разом всю Землю, если ее судьбу выковывают несколько миллиардов таких же свободных выбирать, как и я?»

Эйлис же словно намеренно погрузил себя в анабиоз, не выдержав вопиющей жестокости вечной войны льоров. Словно намеревался приступить к перезагрузке. Но какой ценой?

— Все. Теперь точно все подтверждается! — воскликнула Софья, прерывисто дыша от волнения. Раджед даже подскочил с софы, на которой удобно расположился вместе с много раз прочитанной книгой истории Эйлиса и возникновения льоратов. Для него среди закорючек иероглифов не обнаруживалось уже ничего нового. Пресловутое правило: «прячь на самом видном месте». И оно-то порой милостиво обходило непосвященных новичков. Может, для того и дана человеку слишком короткая жизнь, чтобы не возгордился и не потерял из общей закостенелости рассудка способность по-новому видеть привычные вещи.

— Не поделишься ты со мной? — приподнял изогнутую черную бровь льор, приближаясь к Софье. Она же в свою очередь нервно водила пальцем по найденным строчкам.

— Поделюсь, — кивнула она. — В книгах Сарнибу я узнала, что льоры не были изначально почти бессмертными.