Желтый дьявол (Том 3) - Мат Никэд - Страница 33

Сыщик падает на пол. Клодель в упор стреляет в него.

— Умри, собака!

По лестнице уже бегут полицейские. Клодель поднимает Мак-Ван-Смита, отодвигается в угол и, держа сыщика перед собой, пускает заряд за зарядом, с молниеносной быстротой меняя обоймы револьвера.

— Не стрелять! — командует начальник полицейского отряда. — Может-быть, Мак-Ван-Смит еще жив.

Кто-то из полицейских уже пробрался сбоку и ловким ударом выбивает револьвер из руки Клоделя. В тот же момент на него наваливается десяток полицейских.

Полчаса позже, под усиленным конвоем, Клоделя отправляют в тюрьму.

За отрядом конвоиров — простая подвода. На ней завернутое в рогожу тело убитого сыщика — Мак-Ван-Смита.

Звездная, тихая ночь.

Харбин-пристань спит.

Внизу, у реки Сунгари, по кварталу раздается колотушка, а за ней гортанный, дребезжащий голос:

Но вот китаец-караульный остановился, прислушивается пристально всматриваясь вдоль улицы. Но тихо в ней. Точно вымерло.

Ходя быстро скидывает тулуп, переваливается через какой-то заборик и по садику — к дому, а там к форточке крайнего окна:

— Капитана… — тихо в форточку: — Снегуровска… — несколько громче, и стук по окну.

В комнате зашевелились, щелкнул предохранитель револьвера. Кто-то подошел к окну и в полумрак ночи китайцу:

— Шима ходя? Ну?

Вместо ответа, в руках китайца — белая бумажка поднялась к самой форточке.

Форточка открыта.

Из комнаты протягивается рука и берет записку. Ходя снаружи добавляет:

— Твоя ходи! Шибыко скоро ходи… сичас ходи…

Форточка тихо закрылась. Китаец обратно через забор.

И снова по пустынному кварталу раздается стук колотушки и тягучая песня китайца-караульщика.

За углом, у ресторана «Модерн», Снегуровский садится в мотор и через минуту мчится на вокзал. Вот пролетели виадук. Направо, вниз, и мотор застопорен.

— Ждите, я скоро обратно… — выскакивает из автомобиля Снегуровский и запасным выходом проскальзывает никем незамеченный на перрон вокзала, а оттуда через сеть путей, под вагоны — и в черный тупик пакгаузов — на товарную станцию.

Там в углу — контрольная будка. И там есть свой товарищ — железнодорожный смотритель.

Вошел. Бесшумно, при свете бледных нитей луны, проходящих через переплеты маленького окна, подошел к аппарату. Наклонился и что-то шепнул железнодорожнику. Тот включил аппарат.

— Алло, Клодель?

Из аппарата тихо, едва слышно, шепотом:

— Да. Со мной говорит Снегуровский?

— Совершенно верно. Вы вызвали меня передать мне тайну?

— Три — целых три…

— Я слушаю вас.

— Первая: тайна в Токио под дворцом Мутцухито — осталась неразгаданной. Планы и шифр найдете по явке 23, плюс 8, во Владивостоке на голубятне.

— Что за чорт! — Снегуровский ничего не понимает.

— Погодите ругаться… Там все узнаете…

— Дальше!

— Вторая: Штерн и его друзья ликвидированы белогвардейцами на станции Муравьев-Амурская… Руководил убийством эсаул Коренев. Он здесь, в Харбине. В Новом Городе…

— Не может быть!! — вне себя, взволнованный Снегуровский чуть не кричит в трубку аппарата.

— Вы тише, пожалуйста! А то здесь очень шипит трубка: макаки могут услышать… А это я знаю верно… Можете проверить: у него на руке часы Штерна.

— Дальше! — не выдержал Снегуровский.

— Третья: это баронесса Глинская…

— А ну ее к чорту!..

— Нет, все-таки узнайте на всякий случай: она задушена у себя в купе в Хабаровске в ночь выступления японцев. Ее подруга Гдовская застрелена.

— Какая еще Гдовская?

— Это та самая мадам Гдовская, которая после ухода бандитов, ограбивших поезд и взявших портфель с оперативными планами Реввоенсовета у спеца полковника, кричала: «Это… это я знаю… я узнала…».

— Кого она узнала?

— И тогда и теперь — это было одно и то же лицо…

— Кто? — уже нетерпеливо Снегуровский.

— Все тот же садист и бандит эсаул Кор…

— Кто?! Кто?!

Но молчит аппарат.

— Алло! Алло, Клодель!

Ни звука в ответ по умолкшим проводам.

Фудзядян — это рассадник чумы на весь Китай; это — базар мускульной силы на всю Северную Манчжурию. Это…

Да что говорить: это самый обыкновенный типичный китайский город с его гамом, вонью, красками лиц и предметов, город, выросший в Харбине — третьим городом! — на зло и вопреки всем русским администраторам в полосе отчуждения и в насмешку над всякими грозными и убедительными санитарными законами всех стран и народов.

Вот он каков, этот город Фудзядян, со своей полумиллионной толпой, кричащей, торгующей и вечно голодной.

Но через него хорошо пролететь на бесшумной и мягко покачивающейся рикше. В его грязных ресторанчиках приятно поесть острых — как чорт знает что! — китайских пельменей. Не плохо попасть и в его сумасшедшие бани, где из вас — вместе с кошельком — вытащат или вымассируют все ваши жилы. Ночью — совсем хорошо, заранее крепко закупорив уши ватой, пройти робко в Колизей и «послушать» китайский театр! Очень любопытно. В особенности, когда вам угодят по носу горячим и грязным полотенцем.

Но самое главное — всегда в конце: Фудзядян — это место таинственных заговоров, самого страшного опиокурения и кровавых расправ.

Вот для этого и приехал в Фудзядян тщательно переодетым Снегуровский, который вот уже три месяца как командирован Владивостоком и работает нелегально в Харбине.

Спрыгнув с рикши, Снегуровский ныряет в таверну.

Там его поджидает кочегар Спиридоныч.

Оба они проходят в заднюю комнату. Заказывают пельмени, и за едой Спиридоныч рассказывает страшные вещи.

…Но зачем повторяться: все это уже достаточно подробно рассказано в роковой 13-ой главе. Если хотите, вернитесь обратно и перечитайте: она этого стоит.

А сейчас мы только добавим: кочегар паровоза № 917 серия Б — и был наш Спиридоныч. После этой жуткой истории машинист паровоза сошел с ума, а Спиридоныч бежал за границу — пробрался в Харбин: там его собирались убить бочкаревцы.

…Спиридоныч закончил рассказ.

Снегуровский долго молчал и думал.

А потом он сличил рассказ Клоделя мысленно и решил все это проверить.

С собой он захватил Спиридоныча.

И третий город Харбин, Новый Город — это город белогвардейцев. Отсюда в свое время, в 1918 году, вышли: Семенов, Калмыков, Орлов — славная рать налетчиков и бандитов, душителей вольного и свободолюбивого Дальнего Востока. Отсюда в свое время также был спущен князем Кудашевым, самый матерый зверь контрреволюции — блаженной памяти адмирал Колчак. Из этого же города ездил короноваться на «расейский престол» в Гродеково — злополучная борода — генерал Хорват.

Но самое главное — колыбелью сменовеховства был этот же самый Новый Город Харбин, в котором, удрав от Колчака, а попутно и на всякий случай от карательных органов 5-ой армии, — «женственный интеллигент» — профессор Устрялов поселился в 20-ом году, а в 21-ом изобрел сию панацею для своих собратьев по грехам…

Вот где родилось сменовеховство, такое же отвратительное и зловредное, как семеновский бандитизм, как калмыковская хамская матерщина, как зазуновский беспардонный спекулянтский ажиотаж…

Всё в этом милом и прекрасном месте.