Заноза Его Величества (СИ) - Лабрус Елена - Страница 87

— Вам запретил король?

— Не только. Видите ли, — виновато покашливает дон Орсино, — через пару дней Карлу исполнится шестнадцать и, став взрослым, он и так освободится от этой связи с вами и Катариной. Он пройдёт обряд посвящения, который освободит его от кровной связи.

— И мы, — так же виновато покряхтывает дон Лаэрт, — в общем, мы просто тянули время.

— Но что бы там не задумала Эрмина, вам мы поможем всё равно, — в благородном порыве аж подлетает с кровати отец Карло вместе с одеялом. — Вы знаете что делать?

— Честно говоря, я надеялась, что вы мне это скажете, — усмехаюсь я, когда он плюхается обратно. И понимаю мотивы отца во что бы то ни стало уберечь своего ребёнка. Но и у меня камень с плеч, что хоть за Карло переживать не придётся.

— А зачем вам здесь тело? — тем временем чешет лысину дон Лаэрт. — Ваша душа важней. Пока вы связаны с телом Катарины, порежется она — и у вас будет идти кровь. Если она поранит себя проклятым кинжалом во время обряда обратного перемещения, то и вы получите эту смертельную рану.

— Вот как? Выходит, двух зайцев — одним ударом? И умрёт из нас та, что и любит на самом деле король, — смотрю я на них по очереди. — Так ведь это только упрощает мне задачу. Значит, Карл будет свободен. Если умрёт Катарина — её спасёт Эрмина. Но надеюсь, ей всё же ничего не грозит. В итоге, умру только я. И король будет спасён. Да всё просто чудесно складывается.

— А вам обязательно умирать? — вздохнув, робко спрашивает фей.

— Обязательно, дорогой дон. Но не печальтесь, я здесь именно для этого. А вот вас ничто не спасёт, если короля не станет, — и сама удивляюсь я твёрдости в своём голосе. — А он умрёт, если в это не вмешаюсь я. Поэтому, сниму я с него это проклятие — у Машки будет отец, у вас — защита, у этой страны — король. Не справлюсь — вы не спасёте даже Эль. Как не сберегли, не защитили, погубили свою предыдущую богиню.

"Теперь, правда, это не богиня, а старая карга, плетущая интриги, которая к тому же покусилась на моего короля", — добавляю я по себя. Но где-то в глубине души её даже понимаю.

Вот только хрен тебе, баба Эрми, а не моего пролетарского тела! Раскатала она губу. Была бы моя воля, я бы даже запрет этот на перемещения обратно наложила. Потому что нафиг все эти магические способности, если ни родителей, ни детства у ребёнка. Нет, Маруся, не позволю я тебе расти сиротой, чтобы там себе этот властелин не надумал, а не позволю.

Вот на этом неисправимом оптимизме и держусь я всю ночь.

А за ночь к группе заболевших присоединяется ещё три фея. Снова поднимается температура у моих подопечных. И снова им кажется, что они умирают. А я выдаю таблетки, пою их чаем, вытираю пот и подбадриваю.

— Чудесная выдалась ночка, — когда, наконец, всё это более-менее заканчивается, сажусь я рядом с Бартом на бревно у почти догоревшего костра.

Едва начинает светать.

— Волшебная, — улыбается он, накидывая на меня свой плащ.

И пока я ворошу угли и подбрасываю свежий хворост, приносит горячий чай.

— Тебе удалось хоть немного поспать?

— Да, прикорнул тут на уголке, — показывает он на круглое бревно. — А вам что-нибудь узнать?

— Не знаю, то ли они такие мудрые, то ли бестолковые, то ли наивные, как дети, но мне кажется, эти феи и сами порой не понимают, что творят.

— Они просто маленький, зависимый и бесправный народ. Но, главное, что феи не злые, хоть, конечно, и наглые, и порой дурят.

— Главное, что короля они считают другом, Машку искренне любят и ведьму не боятся. А вот про Эрмину я так и не смогла понять: друг она Его Величеству или враг.

— Я тоже задавался этим вопросом, пока Георг не сказал мне одну простую вещь: она так долго живёт на этом свете, что просто разучилась привязываться. Представьте себя на её месте. Короли приходят и уходят, влюбляются и женятся, рожают детей и умирают, но для неё всё это лишь смена погоды за окном. Она живёт в своём заточении, в одиночестве, в воспоминаниях, в тех событиях, что ей были дороги и всё это время ждёт только одного: что однажды родится Эль.

— И всё же я была в гневе, когда узнала, что она прокляла весь род Рекс из-за Алказара. Дети не должны отвечать за ошибки своих родителей.

— Может быть. Только что для бессмертной ведьмы — род? Как для нас — одна жизнь.

И отхлёбывая чай, этим серым ранним утром я постигаю такую простую истину: как всё относительно.

— У нас говорят: «Чужая душа — потёмки» или «Каждому — своё».

— А у нас: не суди о человеке, пока сутки не походишь в его ботинках. И представьте каково ей. Ведь когда, наконец, появилась та, что стала ей дороже всех на свете, её дни стали стремительно сокращаться.

— Я очень хорошо могу это представить, Барт. Но ведь эта хитрая ведьма решила наколоть судьбу. Она нашла другой способ шагнуть в бессмертие — принять другой облик и стать моложе лет на пятьдесят. Она хотела меня убить, Барт. Хотела стать мной. Только феи забыли уточнить, что той девушке, которую она искала, не девятнадцать лет. Что я давно не та, что на этой фотографии. Никто, ни Катарина, ни она, наверно, не ожидали, что мне за сорок лет. А ещё, что этим феям настолько нельзя доверять, что они могли найти совсем не родственницу Александры и тогда проклятье тем способом, что она изначально хотела, не снять. Всего не предусмотреть. Она забыла, что и Георг вовсе не Алказар, и я не Александра. Он взял и полюбил Катарину. Катарина украла у неё волосы, решив отомстить Дамиану. Феёныш сам решил нарушить запрет на перемещения. А я оказалась здесь не такая и не так. И она решила всё переиграть.

— Скорее уж ей пришлось. Ведь всё сразу пошло не по плану.

— Может и так. Но что проку гадать. Короля не спасут эти догадки, как и наши разговоры. А время дорого. Так не будем его терять, — достаю я рисунок Катарины из своей объёмной тряпичной сумки, на которую точно не мешало бы за сегодняшний день нашить красный крест. — Знаешь где это, Барт?

— Думаю, да, — крутит он бумажку и так, и сяк.

— Это место, где жила Катарина, — подсказываю я.

— Я могу точно вам показать где это, — приземляется Карло в опасной близости от разгоревшегося костра.

— Тогда поехали, я должна всё успеть, пока король не вернулся, — встаю я, с сожалением возвращая Барту плащ.

Но он укутывает меня обратно.

— Может от ветрянки у вас и иммунитет, что что помешает вам простыть? — склоняется он ко мне, завязывая его под горлом.

И оставив деревушку фей просыпаться самостоятельно, мы пришпориваем своих коней в сторону Ледяных гор.

На первый взгляд мне показалось, что от деревни фей до владений Фогетта ехать не так уж и далеко.

Когда взору открылись изумрудные холмы, по которым словно мячи на газоне были разбросаны большие каменные валуны, солнце ещё едва вылезло из-за горизонта.

Но к тому времени как наш небольшой отряд в несколько всадников преодолел последний перевал — встало почти в зените.

— Не будем заходить, — командую я, когда мы спешиваемся у скрытого скалами от любопытных глаз маленького домика. — Тайник всё равно находится не здесь. Оставим коней.

Но свернуть по едва заметной тропинке к нагромождению камней меня словно тянет. И только поднявшись, я понимаю почему. Катькина память. Там, далеко внизу, в живописной долине, уже расцвеченной осенними красками, сереет великолепный замок. Блестит витражами, отражая солнечные лучи. Манит к себе. Тянет как магнитом.

Но я всё же не Катарина. Справляясь с этими гравитационными полями и проявляя чудеса ориентирования по пересечённой местности, безошибочно выхожу к пещере, похожей на выставленный средний палец, вход в которую почти завален обвалившими камнями.

— Миледи, давайте лучше я, — настаивает Барт, и мне совсем не нравится его встревоженный вид.

— Посмотри на себя и на эту щель, — уперев руки в бока, тяжело дышу я, переводя дух после карабканья по скалам и гадаю чего он так озабоченно оглядывается. — У тебя даже плечи не пролезут.