Немезида (ЛП) - Бэнкс Анна - Страница 26

— Вы сбежали из гарема, а теперь надумали оскорблять короля? — шипит Рашиди, у которого от гнева трясутся руки. — Что за неуважение…

— Достаточно, Рашиди, прошу вас, — мягко говорит Тарик. — Не забывайте, что она только что пришла в себя.

Рашиди почти дуется.

— Простите меня. У вас просто поразительное терпение, Ваше Величество.

— Как и ваше безразличие, — говорит Сепора и встает, заставляя напрячься охранников за ее спиной.

Тарик показывает глазами, чтобы они сдерживали себя, в то время как девушка кладет ладони на мраморный стол, разделяющий их и наклоняется.

Она просто удивительное зрелище, эта барышня Сепора. По возрасту она не старше него, предполагает Тарик, возможно младше года на два или три. В глазах читается какая-то дикость, если не считать того, что они абсолютно серебряные.

— Ты говоришь об огромном количестве депеш, которые слала мне? — весело спрашивает он.

— Конечно я об этом. Если вы отвечаете за все удобства гарема, то как вы могли…

— Можно возразить, что это гарем отвечает за мои удобства.

Она скрещивает руки на груди, но не может скрыть свой румянец.

— Да. Что ж, я уверена, что им не терпится позаботиться о вашем удобстве. Если бы вы хоть иногда появлялись там.

— Они? Хотите сказать, что вы не заинтересованы в том, чтобы посвятить себя моим удобствам, барышня Сепора?

Он не может удержаться, чтобы не подразнить ее. Ему интересно, меняются ли ее глаза, когда она сердится. Нелепо, конечно, но, тем не менее, интригующе. Буря, решает он. Ее глаза напоминают ему о редких бурях, которые он видел в Теории.

Она задирает нос и фыркает.

— Не в коем случае, Ваше Величество. Я несколько недель пытаюсь добиться своего освобождения.

Правда. Интересно. Рашиди вне себя от ярости. Насколько Тарик знает, ещё ни одна наложница не пытались сбежать из гарема. Такую историю отец, конечно, рассказал бы ему. История, подобная этой, передавалась бы из поколения в поколение королевским наследникам.

Тарик не уверен, что считает более забавным: гнев Рашиди или откровенность Сепоры.

— Знаете ли вы, барышня Сепора, что в Теории считается большой привилегией, если тебя признают достаточно красивой для королевского гарема? — вкрадчиво спрашивает он.

— И я благодарю вас за эту большую привилегию, Ваше Величество, — в лучшем случае неискренне, заключает он. — Но я приехала в Теорию не для того, чтобы быть красивой, а также не считаю привилегией быть проданной на базаре, как домашний скот.

Тарик чуть не смеется над шипением, которое Рашиди выдавливает сквозь зубы. Его бедный советник едва сдерживается.

— Такая практика стала традицией еще до того, как отец моего отца стал королем, — он не уверен, почему вообще оправдывается перед наложницей, прежде всего, перед своими людьми. Он переводит взгляд на охранника, который сказал, что он командующий. — Вы свободны, Догол. Я прослежу, чтобы барышня вернулась в безопасность гарема.

Догол кивает, но остаётся стоять у стены.

— Должны ли мы направиться к Хэлф Бридж, Ваше Величество?

Ах. Мужчины не столько зачарованы обвинениями Сепоры, как Тарик, сколько волнуются за свою жизнь. Справедливо. Тарик снова сосредотачивает свое внимание на Сепоре.

— Вероятно, король Серубеля не содержит гарем?

— Конечно же, нет, — отвечает она. — Мы, то есть, король считает это гнусной практикой.

— А откуда вы знаете, что король считает или не считает гнусным?

— Это предположение, Ваше Величество, поскольку у него нет гарема.

Ложь. Тарик не уверен, что думать об этом. Вес неправды отражается в ее голосе и глазах, но все же слова вряд ли передают то серьезное воздействие, которое эта ложь, кажется, оказывает на неё. Она и правда что-то скрывает за этими словами.

Любопытно.

— Знаете ли вы, каково наказание для человека, который увидел наложницу короля? — он будет чувствовать себя глупым, если назовёт их своими наложницами, потому что никогда не собирался делать их своими; для него они всегда будут принадлежать отцу. Он обеспечит их комфортом и развлечениями из уважения к королю Воину, но у него нет времени ни на что большее. Особенно, если в ближайшее время ему придется развлекать жену.

Она сглатывает.

— Я не знаю, о чем вы.

Тарик жестом обводит комнату.

— Вы видите всех этих мужчин? Они все должны умереть из-за вашей небрежности. Они все, без исключения, видели вас, барышня Сепора; на самом деле они даже преследовали вас через весь дворец и если учесть то, что мне доложили, были вынуждены прикоснуться к вам. Согласно закону, они все заслуживают смерти. Что вы об этом думаете?

Ее дыхание становиться неровным.

— Я думаю, Ваше Величество, что это несправедливо, — быстро отвечает она. — Это не их вина, что я сбежала.

— На самом деле их, — ворчливо парирует Рашиди. — Это одна из двух их обязанностей: женщин удерживать внутри, а злоумышленников не впускать внутрь. На самом деле, это совсем несложно.

Глаза Сепоры широко раскрываются и становятся такими большими, как драгоценные камни, вплетенные в ее волосы. Ее прекрасная светлая кожа лица становится еще бледнее.

— А что с охранниками, которые приносят нам еду? И теми, что охраняют наше крыло? Они видели всех нас.

— Евнухи, — объясняет Тарик. — Евнухи — это…

— Я знаю, кто такие евнухи, Ваше Величество, — быстро прерывает она. Ее глаза блестят на солнечном свете, льющемся из окна, и Тарик снова пленен ее гневным взглядом. — Я ничего не знала об этом законе, иначе действовала бы по-другому.

— Говорите…

— О, это действительно необходимо, Ваше Величество? — Рашиди нетерпеливо машет рукой. — Возьмите ее в постель, если хотите, Ваше Величество, и она расскажет вам все истории, которые вы хотите услышать. А сейчас люди ждут, чтобы узнать…

— Да, конечно, — говорит Тарик. Он поворачивается к Доголу. — Так как барышня Сепора всего лишь пыталась добиться моего внимания, а не симпатии одного из моих охранников, они все прощаются за сегодняшние нарушения, и я хотел бы официально поблагодарить их за усилия. К вашей ежемесячной зарплате будет прибавлена выплата. Вы все свободны.

Сепора вздыхает с очевидным облегчением, когда мужчины чередой выходят из комнаты, живые и здоровые.

— Спасибо, Ваше Величество, — бормочет она, когда комната пустеет. — Извиняюсь за принесенные неудобства.

В этот раз она искренна. Похоже, барышня не может решить, довольна она им или рассержена.

А он ещё не может точно сказать, что предпочёл бы.

— Пожалуйста, присядьте. Думаю, нам нужно разобраться в некоторых деталях.

— Каких деталях, — ворчит Рашиди.

— Единственные детали, которые я хотела бы обсудить, это когда и как я могу получить свободу, Ваше Величество. Вы видите, что я не вписываюсь в ваш гарем.

— В самом деле? И почему же, барышня Сепора? Что вы имеешь против наложниц?

Она выпячивает подбородок.

— Ничего, конечно.

Ложь. Не то, чтобы его волновало, что она думает о наложницах или почему не хочет находиться в гареме. Он поддерживает разговор исключительно ради развлечения. И, к его радости, она легко заглатывает приманку, хотя старается вести себя дипломатично.

— Но, — продолжает она, — я проделала длинный путь из Серубеля и мне очень хотелось бы его закончить. Хочу попасть в кварталы низшего класса.

Правда.

Единственные серубелиянцы в Теории, насколько знает Тарик, это потомки освобожденных рабов, которые после освобождения приняли решение остаться здесь, а не возвращаться в своё примитивное государство. Они решили остаться, чтобы сделать своей профессией строительство пирамид и работать за плату вместо кнута или того немногого, что получали бы в своём старом королевстве. Если уж вкалывать, думает он про себя, то лучше работать в королевстве, просвещенном знанием, а не в том, где царит невежество. Они стали жизненно важной частью экономики Теории, и не только из-за своего умения обрабатывать спекторий; построение пирамид уже давно рассматривалось как низшая работа, которая требует много сил и никаких мыслительных способностей.