Ад-184
(Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Иванова Евгения - Страница 38

Выпускник 1941 г. школы № 293 Ростокинского района г. Москвы. Вместе с товарищами-одноклассниками вступил в 13-ю Ростокинскую дивизию народного ополчения. Участвовал в боях. При прорыве из вяземского окружения попал в плен. С октября и до середины ноября 1941 г. находился в вяземском лагере военнопленных в Вязьме. Прошел немецкие лагеря смерти в Рославле, Смоленске… В Италии совершил дерзкий побег из плена и героически воевал в рядах итальянского Сопротивления до Победы. Автор воспоминаний об участии в войне «Кромсали их в мясо!». В октябре 1990 года по поручению Советского комитета ветеранов войны участвовал в X национальном конгрессе Ассоциации бывших политических заключенных концентрационных лагерей в Италии, в г. Прато-Палацо Коммунале.

После возвращения домой закончил Московский автодорожный институт, получив специальность инженера-механика по эксплуатации автомобильного транспорта. Работал на 9-й автобазе Мосавтотранспорта. Более 45 лет отдавал свои силы и знания строительству автомобильных дорог в Московской области, отмечен званием «Почетный работник автотранспорта России».

Награжден двумя Орденами Отечественной войны 2-й степени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов», «За оборону Москвы», «Партизану Второй мировой войны в Европе», памятной медалью за активное участие в освобождении стран Европы от немецких оккупантов и в ознаменование 50-летия Победы над фашистской Германией, юбилейными медалями, а также Почетным знаком РКВВС — за активное участие в ветеранском движении. С 1995 по 2011 г. был председателем Совета ветеранов 13-й Ростокинской сдно г. Москвы.

«Я родился 19 августа 1924 года в городе Москве, на Новоалексеевской улице. По национальности — русский. Православный. Член КПСС с 1958 г., член ДОСААФ. В 1941 г. окончил школу № 293 в бывшем Ростокинском районе Москвы.

Узнал о начале войны 22 июня 1941 г., возвращаясь из парка „Сокольники“, где мы с моими школьными товарищами гуляли после выпускного вечера в нашей школе.

По призыву Московской партийной организации в районах столицы начали создаваться дивизии народного ополчения. Узнав об этом, я и мои друзья — Степанов Леонид и Вольвовский Виктор — записались добровольцами в народное ополчение.

Формировалось наше подразделение в нашей родной школе. Я был зачислен в отдельную роту связи при штабе 13-й дивизии Ростокинского района. Определенные воинские навыки мы уже имели, так как в школе с 8-го по 10-й класс преподавался особый предмет — „военное дело“. В программе предусматривалось изучение устройства винтовки, пулемета „максим“, правил защиты при воздушном нападении. Занимались строевой подготовкой и сдачей норм ГТО, участвовали в соревнованиях по стрельбе из мелкокалиберных винтовок, изучали правила по оказанию первой помощи раненым и т. д.

…Бывая в подразделениях нашей дивизии, я видел, как неустанно велись земляные работы, отрывались траншеи, строились дзоты, укрытия. На рубеже восточнее Вязьмы дивизия построила главную полосу обороны в кратчайшие сроки. Хотя непосредственного соприкосновения с противниками еще не имели, но дыхание фронта стало реальным. Вражеские самолеты регулярно обстреливали из пулеметов бойцов, проводивших оборонительные работы, передвигающиеся к линии фронта группы наших солдат и автомашины.

К сентябрю из полков дивизии всех малолетних, которым не было семнадцати лет, по приказу командира дивизии отправили домой. Мне повезло. Я, оставаясь при штабе дивизии, не был замечен и под этот приказ не попал, словом, продолжил свою службу.

…В ночь на 3 октября командир дивизии получил от генерала Болдина дополнительную информацию и ориентировку по обстановке. Стало известно, что немцы прорвали фронт и во многих местах значительными силами танков и мотопехоты глубоко вклинились в оборону войск Западного фронта. Дивизии ставилась задача: прикрыть и обеспечить отход войск оперативной группы и 19-й армии через реку Днепр. Не допустить выхода противника с севера от г. Холм-Жирковский в район между Днепром и его притоком р. Соля и в район южнее р. Вязьмы.

…Приказ был воспринят присутствующими как священный долг. Командование полка понимало, что долго сдерживать лавину врага, хорошо вооруженную техникой, невозможно. К этому времени была произведена перегруппировка частей в полку, созданы минные поля севернее р. Вязьма и западнее р. Днепр. Ополченцы совместно с саперами вырыли в промежутках минных полей щели для истребителей танков, которые располагались парами в одной щели с ручными гранатами и 10–15 бутылками с горючей жидкостью. Это мероприятие позволило ополченцам эффективно создать препятствие для наступавших фашистских танков.

3 октября после авиационной подготовки под прикрытием артогня силами двух батальонов при поддержке 7–8 танков фашисты атаковали позиции нашего 37-го полка на плацдарме у деревни Кошкино и ворвались в наши окопы. Резерв полка подошел вовремя, контратаковал врага и уничтожил прорвавшихся немцев. В этом бою пали смертью храбрых большое количество ополченцев, большие потери понесли и фашистские захватчики. День 8 октября для дивизии был „черным днем“. Бой не прекращался ни на минуту. Авиация, артобстрел, танки яростно атаковали наши позиции. За день было отбито восемь атак. Ополченцы держались стойко. Подразделения дивизии истекали кровью, потери личного состава в ротах достигали 50 % и выше. За период боев в районе Холм-Жирковский дивизия потеряла убитыми и ранеными 6000 ополченцев.

Во вражеском окружении оказались 4 армии Западного фронта. Лишившись боевого центра управления, они принимали все меры к выходу из окружения отдельными воинскими подразделениями. В одном направлении прорыва принимал участия и я, но вырваться из окружения мне, как и многим другим, не удалось. Я попал в плен. Большое количество военнопленных согнали в Вязьму и разместили в недостроенном здании мясокомбината[137], обнесенном колючей проволокой в несколько рядов. Голод, холод, болезни и тысячи смертей. Варварское, бесчеловечное обращение к нам — пленным — трудно описать. Скопилось за этой изгородью, как в муравейнике, огромное количество военнопленных. Ни воды, ни еды. У кого-то в вещевых мешках были сухари и еще кое-что из еды; старались по возможности поделиться друг с другом. Однажды нам за изгородь кинули тюбики с сухим концентратом гречки, пшена. Но надо было видеть, как на это „угощение“ набросились голодные наши товарищи, кому-то досталось, а кому-то нет. Обессиленные тихо отдавали свою душу Богу.

Запомнилась мне такая история. Приезжают какие-то немецкие офицеры с отрядом солдат и проходят среди нас. Один из офицеров держит в руках тросточку и указывает на пленного. Охранник говорит: „Швайн, ком“ (свинья, ко мне), его берут и выводят за пределы лагеря, раздевают до белья и сажают в грузовую машину с открытым кузовом. Так в течение многих дней проходил отбор лиц „еврейского происхождения“. Сколько бойцов этой национальности были увезены из лагеря и расстреляны извергами-нацистами!

И вот в лагерь прибыл большой отряд немецких солдат на лошадях — началась эвакуация лагеря. Всех, кто мог двигаться, выгнали за пределы и большой цепочкой двинули в направлении на запад. С обеих сторон колонны — охранники на лошадях с автоматами. Колонна двинулась в путь. Страшно и больно было смотреть на всех тех, кто очутился в ней. Измученные, больные, раненые, разных возрастов они мало походили на людей. Тех, кто не мог двигаться, охранники пристреливали на месте. Гнали нас по большаку, вдоль которого осталось много разбитого трофейного снаряжения, убитых лошадей и трупов. На поле лежали остатки неубранной капусты, картофеля и других овощей. Голод заставлял нас выбегать из колонны и хватать, что попадется. Одним удавалось, а другим за это приходилось расплачиваться своей жизнью. В считанные минуты от убитой лошади оставался лишь скелет, а кусок конины давал дополнительные силы. Нас не оставляла мысль, что необходимо как можно скорее бежать из колонны. Другие надеялись на Бога.