Ад-184
(Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Иванова Евгения - Страница 37

Там после примерно недели боев был ранен и в скором времени попал в плен. Прошел много лагерей: в Дорогобуже, Вязьме, Двинске (современный Даугавпилс), Лодзи, Магдебурге, наконец, оказался в каменоломнях в местечке Зитлингхаус под Дортмундом, откуда бежал с двумя товарищами. Больше двух месяцев они пробирались в сторону Чехословакии, прошли около 600 километров, но были снова пойманы около города Хоф и отправлены в штрафной лагерь в город Вайден, где находились до прихода американцев. После войны еще долго оставался в армии и вернулся домой зимой 1946/47 гг.

Я хорошо помню деда: он умер всего три года назад в возрасте восьмидесяти девяти лет. До последних дней он сохранял ясное сознание, много читал и многим интересовался, имел большой авторитет у всех родственников, детей и внуков, придавал большое значение нашему воспитанию и образованию.

Дедушка не только рассказывал о войне сам, но изучал воспоминания других ветеранов и полководцев, советовал нам книги, которые, по его мнению, стоили прочтения. Например, говорил, что про немецкий плен, пребывание в лагерях на территории Германии и подготовку к побегу хорошо и правдиво рассказано в книге М. П. Девятаева «Побег из ада».

Из-за своей бестолковости я дедушкины воспоминания никогда не записывал, но у меня есть тетрадка с его собственными записями и много записей, сделанных моим отцом. Для того чтобы рассказ оказался достаточно подробным, я постараюсь составить его из дедушкиных и папиных записей, которые все у меня есть в электронном виде.

Итак, из дедушкиной тетрадки:

«…Обучались десантному делу, военной подготовке и все остальное. Размещались в Малаховке, Силикатный завод и др. Здесь уже занимались по-настоящему. Изучали миномет, автоматы, парашюты, подрывное дело и взрывчатые вещества. Здесь совершали прыжки. Прыжки совершали на аэродроме Люберцы. Всего совершили 4 тренировочных прыжка с самолета ТБ-3 и ДБ-6.

Итак, в Москве мы обучались до половины мая 1942 года. Потом нас всех перевезли на аэродром Монино. Здесь произвели доукомплектовку обмундирования, снаряжения и питания. Подрулили самолеты ТБ-3. Показали, кому на какой самолет садиться, и мы, нагруженные до неповоротности, побежали к самолетам. У меня был самолет с номером „тройка голубая“. Снаряжение: парашют основной, запасной, вещмешок, карабин, подсумок, лопата саперная, плащ-палатка. Шинелей не было.

В сумерках мы вылетели. Судя по осколкам, ударяющим по самолетам, нас обстреливали зенитки. И так высадились, вернее, прыгали с самолетов на смоленской земле».

Здесь первая часть тетрадки заканчивается, дальше идет рассказ уже про побег из лагеря.

Я помню, дедушка говорил, что готовили их очень хорошо, и огорчался, что попал в плен и не смог применить все полученные умения: их учили и разведке, и одиночным диверсиям в тылу врага. Задачей десанта была помощь находившейся тогда в окружении конной армии генерала Белова. Конкретно бригада, в которой служил мой дед, должна была отвлекать немцев от основной высадки десанта и прорыва генерала Белова.

Высадка прошла успешно, немцев поблизости не было, десантники собрали и сложили вместе парашюты, подобрали сброшенное отдельно снаряжение и произвели марш-бросок в сторону села Алексино, где уже вступили в бой. Мины быстро закончились, минометы было приказано уничтожить (последнюю мину просто кидали в ствол вверх ногами, и она там взрывалась). После этого вели бои еще около недели (патронов к личному оружию было достаточно). Однажды немцы наступали и залегли. Дедушка, чтобы лучше видеть, встал за дерево, и в этот момент рядом разорвалась мина, осколком которой деда ранило в бок.

Дальше отрывок из записей моего отца:

«После ранения, с осколком в боку, с поля боя вывели отца „под руки“, а потом волоком и везли на лошади. <…> Привели в Алексино, где был медсанбат. Он находился в очень красивом доме, наверно, чьей-то усадьбе. Там сдал карабин, патроны, перевязали, накормили. Народу в медсанбате было много. Ночевал одну ночь в коридоре. А потом отправили на подводе в Озерище. Там лежали в школе. Было там раненых человек 30. Никто не ухаживал, не кормили. Вскоре наши ушли, всех раненых так и оставили там, сказали, что если кто может, добирайтесь в Починок, там, мол, есть аэродром и оттуда вас вывезут. Ходячих никого не было». Там встретился отцу земляк из г. Мезень Архангельской обл., Жданов Николай, тоже тяжелораненый. После того как их бросили, приходили несколько раз местные женщины. Давали воды и кое-чего поесть. Варили суп из крапивы и лебеды. Так как давно не ели, то в туалет не ходили, а для «малой нужды» использовали каски. Перед приходом немцев женщины собрали у всех документы и сожгли тут же в печке.

Примерно через два дня пришли фашисты. Вошли с автоматами, что-то покричали и ушли. Отец с земляком обнялись, простились, думали, что или гранатами закидают, или сожгут. Но все ушли. Через сутки подогнали подводы — одноколки «не деревенские, а немецкого образца, все одинаковые». Всех сгрузили на подводы и отвезли в Дорогобуж, где разместили в церкви на полу. Ни фамилий, ни имен никто не спрашивал. Не кормили. Еще через сутки вагоном отправили в Вязьму. Жданова после Дорогобужа не видал.

В Вязьме, где-то в пригороде, видимо, был отгорожен квартал сельских домов, в которых были сделаны нары, там и лежали раненые. Лечения почти не было. Ходили русские, видимо из полицаев, иногда перевязывали бумажными бинтами «как теперешняя туалетная бумага». Там же, в Вязьме, на шею надели веревки с железными жетонами из двух частей, который в случае смерти переламывался и одна часть хоронилась вместе с умершим (а их было много). Фамилий, имен опять никто не спрашивал. Теперь отец был № 1650.

В лазарете много не общались. Помнит Анисимова, но как звали и кто по званию, не помнит. <…> Отец как-то поправился. Видимо, деревенская закалка помогла или очень «счастливый» случай. Осколок не вырезали, рана затянулась, и его отправили на работы в Гжатск. Там в церкви тоже был небольшой лагерь. Спали прямо на полах, в чем есть. Гоняли на строительство какой-то железнодорожной ветки. Куда ветка, в памяти не сохранилось.

Отец к тому времени был уже «доходяга», да и рана от работы снова открылась, и его вернули снова в Вязьму, но уже не в лазарет, а в сам лагерь. Запомнилось трехэтажное здание, и как каждое утро со всех этажей вытаскивали крючьями умерших и складывали в куму у выхода. В других лагерях, где привелось побывать отцу, для вытаскивания покойников были тележки, здесь выволакивали просто так… Кормить почти не кормили. Так было до конца августа, а в конце августа (или в самом начале сентября) 1942 года группу «доходяг» собрали, погрузили в вагоны и отправили в лагерь в г. Двинск (ныне Даугавпилс) на территории Латвии. По дороге один раз покормили баландой в Витебске. Из вагонов не выпускали…

…На этом тетрадь, записанная дедушкой в 2000 году, заканчивается. Я знаю, что дедушка с товарищами бежал, почти добрались до Чехословакии, пройдя за два с небольшим месяца около 600 километров. Наступила осень, стало холодно и сыро, и однажды они решили днем развести костер, дым которого их выдал. Их схватили и отправили в штрафной лагерь в городе Вайден, где они были до конца войны. Освободили деда американцы. Перед их приходом охрана лагеря, состоявшая в основном из местных жителей, разбежалась, а вскоре в лагерь ворвались два американских танка, помяли колючую проволоку и уехали дальше. Через несколько дней американцы на автомобилях вывезли освобожденных пленных в советскую оккупационную зону.

Всегда, когда я рассказываю про деда и дохожу до этого места, слушатели делают предположение: «ну, а дальше они пошли мотать лагеря уже в Советском Союзе, конечно же». Но с дедушкой и его товарищами этого не произошло. Он только вспоминал, что солдаты-фронтовики плохо относились к пленным и держали себя высокомерно. Но когда проверили, что по документам дедушка действительно служил в армии и пропал без вести, его снова вернули в строй…[136]