Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 96

Внезапно все исчезло. Пропали тени, а трещины в полу закрылись и стерлись, точно засохшая глина. Слова графини произвели сильный эффект - люди взволнованно переглядывались, и тогда хозяин Ларсена обернулся к капитану и тихо произнес:

- Ты был прав. Это ценная рабыня.

Желающих купить графиню не нашлось. Только Нахти назвал цену, и она оказалась единственной. Ингемар почувствовал облегчение, что графиня будет находиться при нем.

- Она опасна для города, - внезапно произнес один из жрецов. - Мы предлагаем отпустить ее. Пусть идет, куда хочет!

- Отнюдь, - теперь уже заговорил Нахти. - Мой раб утверждает, что может усмирить ее. Я предлагаю за эту женщину 10 лун.

- Я предлагаю пятнадцать, - внезапно произнес толстый господин, которому Дмитрий так неудачно попытался внушить купить себя. – Я даже готов не выставлять тебя на арену, красавица. И не отдам в пользование дома утех. Я сам буду любить тебя и лелеять твое тело. Подле меня ты будешь сытой и защищенной. Возможно, даже приблизишься к господам. Ты лишь должна будешь стараться и ублажать меня, как любящая жена.

Глаза графини немедленно потемнели. Она была поражена бесстыдством этого похотливого мерзавца, и в тот же миг подушка, на которой сидел господин, вспыхнула черным пламенем.

- Насладись моим теплом по полной, ничтожество! – вскричала ведьма, не помня себя от ярости.

Мужчина с криком подскочил и принялся тушить свои одеяния, пока кто-то из слуг не выплеснул на него воду из кувшина. В зале вновь поднялся шум. Удивленные господа в растерянности следили за происходящим, испытывая и гнев, и недоумение одновременно.

- Нахти, она твоя! – закричал он. – Но ты должен ее наказать. Она...

-Высечь ее! – крикнула какая-то женщина.

- Справедливости, Нахти! – потребовал какой-то мужчина.

Ильнес недоверчиво смотрел на оскорбленную ведьму, мысленно поощряя ее действия. Он ценил бесстрашных, однако теперь ее могли засечь на смерть. Если же нет, эльф пообещал себе помочь исцелить ее. Рейвен в тревоге обратился к Нефертари:

- Можно что-то сделать, чтобы ее не били?

- А что ты сделаешь? – вмешался рыжеволосый, весело хохотнув. – Думаешь, она первая, кого тут секут за проявление характера? Став полосатой, эта бестия сразу научится кроткости.

- Кто-то до сих пор не научился, - усмехнулась египтянка. – Она атаковала господина, пусть получает. Не только же мне отдуваться.

Видя, что происходит вокруг, Нахти поднялся, и в зале разом воцарилось молчание.

- Я принимаю твою просьбу, Мхотеп. Принимаю волю народа. Нефертари, я плачу тебе двумя быками, чтобы Алоли объяснила рабыне, как себя нужно вести с господами.

- Принимаю, создатель, - ответила Нефертари.

Услышав это, Ларсен увидел, как изменился взгляд Лилит. Они все видели Алоли в действии, и, повинуясь порыву, капитан вскочил на ноги:

- Стойте! Вы что, не слышали, что она сказала? Она скорее умрёт, чем позволит вам сделать с собой то, что вы задумали! Но она не умрёт одна, а потянет за собой остальных. Вы хотите мести, господин Мхотеп. Это ваше право! Но я - капитан этой команды и готов ответить за всех своих ребят. Не троньте девушку. Хотите мстить - мстите мне.

III

Слушаюсь и повинуюсь

То, что сейчас творилось в зале, напоминало какой-то дурацкий сон, от которого хотелось проснуться. Господа выкрикивали гневные слова в адрес непокорной Лилит, но, когда Ингемар выразил желание отвечать за тех, кого назвал своей командой, послышался удивленный шепот. Дмитрий смотрел на Ингемара с долей понимания, однако он сам не был уверен, что смог бы лечь под плеть за глупость своих подчиненных. Да, Лилит – женщина, да, ее нужно оберегать, но в данном случае она сама своей дерзостью спровоцировала случившееся. Быть может, удастся заглянуть в глаза «палачу», чтобы она смягчила свой удар. Это единственное, что мог сделать Лесков в данном случае. Толстяка уже уводили, чтобы оказать медицинскую помощь, и Дмитрий не успел внушить ему какой-нибудь вопль вроде: «Ай, ладно, прощаю! Я добрый!» К тому же, все остальные были слишком разъяренными.

Эрик Фостер смотрел на капитана с откровенным интересом. Его самопожертвование показалось наемнику всего лишь глупым благородством, за которое ему вряд ли скажут спасибо. Ну, или скажут таким сдержанным тоном, что это врядли послужит обезболивающим. Ингемар Ларсен также назвал их всех своей командой и обещал отвечать за ошибки каждого.

«Да ты до вечера не доживешь, потому что я планирую ошибаться достаточно часто!» - подумал Фостер. «Если даже Лесков не любит за меня «отвечать», что уж говорить о тебе, доблестный бедолага».

Зато графиня оценила храбрость капитана и одарила его искренней улыбкой в знак благодарности. Он поступил, как рыцарь, о подвигах которых Лилит любила слушать. Но в сложившейся ситуации она не хотела показывать свою слабость.

- Не нужно этого, месье Ларсен, - произнесла она. – Они сами себя наказывают, и я разрешу им омыть пол своей кровью, так как после каждый господин, присутствующий здесь, искупается в собственной.

После этих слов графиня улыбнулась жестокой улыбкой, еще больше показывая свою темную сущность. Египтяне вновь начали нервничать, и в зале то и дело стали повторять слово «АнкханАр». Кто-то заговорил о злых духах, которых нужно заточить обратно в царстве бога хаоса. Кто-то требовал погребения ведьмы заживо в саркофаге, наполненном ядовитыми змеями.

Своими высказываниями графиня лишь подлила масла в огонь. Видимо, она и впрямь настроилась на кровопролитие, однако Ингемар, напротив, всеми силами пытался этого не допустить. Он боялся, что графиня перегибает палку и мысленно умолял её остановиться. И именно в этот момент Нахти произнес:

- Я принимаю твои условия, раб.

Ингемар вздохнул с облегчением. Он предпочел бы встать под плеть лично, чем смотреть, как истязают кого-то из его команды. Особенно, если речь шла о графине. Впрочем, таким же образом он вступился бы и за Мирию, если бы она была здесь. Да и Рейвена с эльфом попытался бы спасти от унижения и боли.

Ждать было больше нечего, поэтому Ингемар сбросил рубашку, оставив её возле Нахти и вернулся на сцену. Он успел бросить взгляды на Ильнеса и полицейского, пытаясь показать, им чтобы не вмешивались, чтобы позволили идти всему своим чередом и не подставляли под удар ещё и себя.

На краю сцены Ларсен встретился с Лилит, которая её покидала и воспользовался моментом.

Он взял её за руки и быстро заговорил, заглянув ей в глаза:

- Графиня, прошу Вас, подыграйте мне. Давайте обойдемся малой кровью. Не надо никого убивать. Я знаю, что Вы можете. Они теперь тоже знают, — усмешка капитана свидетельствовала о том, что он оценил и одобряет устроенное показательное выступление, — но уверен, наша задача здесь, не стереть этот город с лица местного мира. Поэтому заклинаю Вас, прикиньтесь пока хорошей девочкой. За меня же не бойтесь, мне не впервой.

Несмотря на то, что капитан попытался изобразить беспечную улыбку, Лилит могла видеть, что он побледнел, и почувствовать его страх перед предстоящим.

Дольше говорить было нельзя: Ларсен отпустил руки ведьмы и сделал шаг дальше.

Увидев, как к сцене приближается Алоли, Ингемар улыбнулся ей насколько смог обаятельно. Вряд ли это должно было ему помочь, но всё же лучше ей хоть немножко понравиться, чем настраивать её против себя.

«Убивать меня точно никто не заинтересован, а порку можно пережить. Даже если серьезно повредят кожу, следы исчезнут, когда я перенесусь в другое место. Нужно всего лишь потерпеть. Вряд ли это будет хуже того, что мне приходилось испытывать во время астартских исследований», - этими мыслями капитан пытался себя успокоить, но всё равно чувствовал, как предательски холодеют пальцы, а вдоль позвоночника пробегает нервная дрожь.

Тем временем на сцену вкатили огромное колесо, напоминающее колесо от телеги. Ингемар остался один посреди сцены. Его улыбка, адресованная Алоли, наверное, впервые не произвела должного эффекта. Женщина смотрела на него равнодушно, словно перед ней был неодушевленный предмет.