Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 61

- Вы хотите сказать, что картину видели все, кто сейчас находится на лайнере? – воскликнула графиня.

Толстяк всхлипнул и кивнул.

- Я не знал! Говорю же, я бы никогда...

- Ты отведешь нас к картине, - сказал Рейвен, и Ингемар крепко схватил администратора за локоть.

- Я не буду на нее смотреть! – в панике закричал он.

- Значит, не так уж вы и не знали загадки картины. Вы же отказались смотреть на нее, - произнесла Мириа, чувствуя неудержимое отвращение к этому человеку. Перед ней стоял лишь еще один мелочный, скользкий, продажный тип, дешевый настолько, что готов убить тысячу ради своей грошовой выгоды.

- Я суеверен! – визгнул мистер Томпсон.

- Пошел! – рявкнул на него Ларсен, и толстяк потащился к выходу.

Люди с интересом оглядывались на странную делегацию, которая буквально волокла за собой администратора. Все пятеро спустились на лифте на нулевой этаж, который считался «багажным», и минуя ряды необычных автомобилей, направились к высоким металлическим стеллажам.

- Вон она, на нижней полке... Теперь можно я вернусь к себе? – воскликнул мистер Томпсон, показав на лакированный ящик из красного дерева.

- Нет уж, останетесь с нами и полюбуетесь произведением искусства. Мало ли, это последнее, что вы увидите в своей жизни, - холодно сказала графиня.

Рейвен и Ингемар вытащили ящик и прислонили его к стене, не решаясь открыть. Даже отсюда Лилит чувствовала неприятную энергетику картины, и по ее коже пробежал холодок.

- Девушки, не надо вам тут быть, - произнес блондин. – Подождите за дверью.

Что-что, а своими спутницами Ларсен никак не хотел рисковать. Если и сжигать картину, то лучше ему самому.

- Рейв, у входа я видел какие-то канистры, походу, с горючим. И одолжи мне зажигалку. А мы с мистером Томпсоном немного приобщимся к искусству. Кто ваш любимый художник, уважаемый? Клод Моне, Сальвадор Дали или, может, Рембрандт?

Мистер Томпсон вздрогнул и хотел было попятиться назад, но стальные пальцы Ларсена мигом вернули его на место.

- Я ненавижу таких людей, как ты, - сквозь зубы процедил Ингемар, отчего толстяк весь сжался.

- Я не знал!

Рейвен, прекрасно понимая, что Ларсен вновь вздумал подставлять себя под удар, нахмурился. Он не собирался позволить капитану спасать его во второй раз, как то получилось во время поединка.

- Сам уводи девушек и этого идиота. Картина не подействует на меня. Я же... не такой, как все, - тихо сказал полицейский, приблизившись к нему.

- Я не собираюсь это проверять. И научись наконец выполнять приказы, салага.

Заметив, что мужчины вновь начинают спорить, Лилит что-то быстро прошептала, и прежде чем Ингемар и Рейвен успели среагировать, на полу уже проявилась черная пентаграмма.

- Что происходит? – испугался мистер Томпсон и в панике шарахнулся назад, однако Ларсен вновь успел его поймать. Мириа с изумлением прижала ладонь к груди, увидев, как древние надписи начинают сочиться какой-то черной маслянистой жидкостью. Будучи Тануэн, она совершенно не помнила этого заклинания в арсенале Лилит.

- Нефть что ли? – ляпнул толстяк. – Так ведь ресурс давно исчерпался.

Внезапно раздался треск дерева, и мистер Томпсон подскочил от неожиданности. Угол ящика утонул в черной жидкости и начал стремительно растворяться.

- А представляете, что оно может сделать с человеком, - загадочно мурлыкнула Лилит, бросив взгляд на мистера Томпсона. Тот в ужасе посмотрел на ее потемневшие глаза.

- Если дерево так хрустит, что можно сказать о костях, - подхватил Ингемар. – Вы же не будете с нами ссориться, уважаемый? Портить нам последние два дня отпуска... А мы не будем выдавать вас мисс Гилмор. Или на ночь укрывать таким вот черным одеялом...

- Я не..., - толстяк отчаянно замотал головой, глядя, как ящик стремительно обволакивает странная субстанция. Она стремительно уничтожила крышку, и в тот же миг все пятеро увидели картину. Полотно оказалось настолько прекрасным, что никто из них в первые секунды не мог отвести взгляда. На холсте была изображена парящая над волнами девушка в длинном белом платье. Полупрозрачные ангельские крылья были раскрыты за ее спиной, точно она стремилась обнять небо. Голова ее была запрокинута, будто девушка обращалась к Богу, поэтому лица нельзя было разглядеть, однако поза ангела выражала столько счастья и умиротворения, что невольно захотелось улыбнуться.

- Какая красота! - вырвалось у Лилит. На миг черная субстанция замерла по краям рамы, точно боясь коснуться холста без разрешения. Мириа даже невольно сделала шаг вперед, желая рассмотреть детали. Эта картина была живой, она дышала светом и благодатью.

- Зачем ее уничтожать? – неожиданно спросила англичанка, обернувшись к Ингемару. Ларсен, казалось, тоже утратил свой боевой настрой.

- Картина не может убивать. Что за бред? – пробормотал он.

- Надо вернуть ее на прежнее место, - теперь уже вмешался мистер Томпсон. – Это же шедевр. Сколько света, сколько добра! Кем надо быть, чтобы испортить такое...

Вот только Рейвен не разделял очарования большинства. Он смотрел на картину, чувствуя, как его охватывает холодный липкий страх. Полицейский даже не заметил, как его глаза на несколько секунд приобрели медный оттенок, и затем в ужасе отвернулся.

Лилит тоже почувствовала нечто странное. Камень на ее груди стал настолько холодным, что начал обжигать кожу, точно жидкий азот. Едва не вскрикнув от боли, девушка схватила его за цепочку, отстраняя от себя, а затем вновь посмотрела на картину. В тот же миг она вздрогнула от отвращения. Ожог словно отрезвил ее, и девушка увидела истинное изображение на холсте. На нитях из собственной кожи в узкой бетонной раме висел мужчина. Его лицо было полностью содрано и валялось у ног несчастного, выражая безграничный ужас, а каменные стены, казалось, вот-вот сомкнутся и раздавят и так уже умирающего в муках. Черно-серые тона, в которых была выполнена картина, казалось, двигались, отчего складывалось впечатление, будто мужчина качается туда-сюда, точно марионетка. В правом нижнем углу картины отчетливо проступила надпись «Паоло Вернино. 1811 г.»

Глаза Лилит еще больше потемнели, и черная субстанция вновь пришла в движение, стремительно уничтожая раму.

- Графиня, не смейте! – крикнула Мириа, но прежде чем она успела броситься к картине, Рейвен схватил девушку за руку, удерживая рядом.

- Пустите меня! – воскликнула англичанка, отчаянно вырываясь. – Не смейте уничтожать ее! Не смейте! Будьте вы прокляты!

Рейвен прижал ее к себе, зашипев от боли, когда девушка до крови расцарапала ему руку. Не в силах вырваться, девушка истерично зарыдала, точно мать, на глазах которой сжигали ребенка.

- Ненавижу! Ненавижу! – шептала она.

Ингемар, напротив, замер, точно сопротивляясь чему-то, но затем бросил на Лилит угрожающий взгляд. Однако прежде чем он успел что-то сделать, черная субстанцая коснулась края холста, и теперь уже все увидели истинное изображение. В тот же миг Мириа перестала вырываться и отшатнулась назад, поспешно отворачиваясь от картины. Она в страхе и растерянности посмотрела на Рейвена, не понимая, почему тот вцепился в нее, и почему она плачет.

Ингемар тоже предпочел отвернуться, не желая больше рассматривать уродливое полотно. Он посмотрел на графиню, чувствуя вину за собственные мысли, которые внушала ему картина. В какой-то миг Ларсен испытал непреодолимое желание сломать девушке шею, лишь бы спасти безобразный холст.

Такая же реакция была у мистера Томпсона. Он хотел было броситься на Лилит, однако Ингемар все еще удерживал его на месте, точно забыв о его существовании.

- Что... что случилось? – растерянно пробормотал администратор, когда картина полностью растворилась, и пентаграмма исчезла. Затем он вытащил из кармана баночку таблеток и поспешно вытряхнул на ладонь две капсулы. Проглотил пилюли, мужчина судорожно вздохнул, и начал обмахивать себя ладонью. Сердце кололо болью, и он тяжело облокотился на Ингемара.