Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 165

- Пусть сначала избавит город от болезни, пока она окончательно не уничтожила купол Нахти и не выбралась за пределы города, - резко произнесла Акана. – Мой отец не может подпитывать его вечно.

Наконец на лице Эристеля отразилась хоть какая-то эмоция. Его губы тронула едва заметная улыбка, словно египтянка сказала ему нечто приятное. Затем взгляд колдуна скользнул по настороженным лицам спутников Лилит. Отсутствовал только Эрик Фостер.

- Ты ее слышал? – рявкнул Косэй. – Усмири хворь, пока я не выпотрошил тебя, как свинью!

Эристель встретился взглядом с пылающими глазами красноволосого египтянина и наконец заговорил. Его голос звучал спокойно, хотя и прерывисто, чтобы скрыть нотки боли в своих интонациях.

- Черная оспа – материя, которую я наделил разумом, чем-то вроде человеческого. Любое ваше заклинание, направленное на исцеление, она поглощает, видоизменяет и тем самым усиливает свою разрушительность. Чем больше вы пытаетесь, тем меньше у вас шансов.

- Так останови ее! – воскликнула Нефертари. – В противном случае, ты умрешь, и смерть твоя будет ужасна.

- Хорошо, - внезапно согласился некромант. – Но вы должны понимать, что для этого потребуются гораздо большие силы, чем имеются у меня сейчас. Ваши оракулы потратили так много времени, сражаясь с эпидемией, что теперь она настолько окрепла...

- Говори яснее, что тебе нужно! – перебил его Косэй. Его терпение подошло к концу, и все эти заумные речи приводили его в бешенство.

- Твоя жизненная сила, - ответил Эристель. Красноволосый немедленно переменился в лице. Где были гарантии, что эта тварь не пытается его одурачить? Косэй обернулся на Акану, ожидая, что та уличит пойманного во лжи, но девушка нехотя кивнула.

- Почему именно его? Бери жизненную силу какого-нибудь раба. Я пригоню тебе целую дюжину, - немедленно вмешалась Нефертари.

- Они не подходят, - ответила за Эристеля Акана. – Это должно быть сильное существо. Такое, как огненная птица.

Косэй молчал. Мысль о том, что ему придется рисковать головой за город, который всю жизнь пытался его убить, не слишком понравилась ему. Но еще меньше ему нравилась перспектива распространения болезни, в результате которой выживут разве что единицы.

Тем временем Нефертари невольно оглянулась на Рейвена. Если Лилит не лгала, то этот человек тоже мог обратиться в какое-то могущественное создание, поэтому, прежде чем Косэй успел дать какой-то опрометчивый ответ, обратилась к Эристелю.

- Тебе необязательно забирать всю жизненную силу одного. Мой раб тоже может наделить тебя ей. Возьми половину у одного, а половину у другого, - с этими словами Нефертари указала на Рейвена. Только сейчас Лилит поняла, во что вылился их неосторожный разговор о медальоне.

- Нет, он не может, - попыталась было вмешаться графиня.

- Он слабый, - отмахнулся Косэй.

Однако Эристель встретился взглядом с Лилит и, холодно улыбнувшись, кивнул. Рейвен переменился в лице. Мысль о том, что его придется стать жертвенным агнцем, чтобы остановить болезнь в городе, который он ненавидит, показалась ему отвратительной. Харт был не из тех, кто готов бросаться на амбразуру с целью погеройствовать. В тот раз, в больнице Ле Корбюзье, когда он спускался за двумя маленькими мальчиками, не было геройства, потому что Рейвен не верил, что ему что-то угрожает. Но сейчас...

- Нет, я не пойду к этому маньяку! – наконец не выдержал Харт. В тот же миг человек, который считался его учителем, приблизился к полицейскому и рывком поднял его на ноги. В силе Сфинкс превосходил Рейвена, и Харту пришлось подчиниться. Дмитрий почувствовал на себе отчаянный взгляд американца: он явно не собирался выдавать его, но надеялся, что Лесков сможет что-то внушить присутствующим. Но кому из них? Эристель не смотрел на Дмитрия, чтобы Лесков смог заставить колдуна отказаться от своей задумки. Ильнес хранил молчание, понимая, что его восклицания вряд ли кого-то образумят, но мысленно он пообещал себе помочь Рейвену восстановиться. В свою очередь, Ингемар, который уже проходил через эту неприятную процедуру, смотрел на Эристеля с недоверием. Он ничего не мог сделать, чтобы воспрепятствовать происходящему, и лишь устало закрыл лицо руками.

- Высосешь у меня половину силенок, говоришь? – с деланной насмешкой в голосе произнес Косэй. – Ладно, давай! Подол задирать? Или как ты это собираешься делать?

Он предпринял последнюю попытку вывести Пришлого из себя, но тот точно не заметил его «шутки».

- Сейчас узнаешь, - тихо произнес Эристель. Его глаза побелели, и все присутствующие почувствовали запах сырой земли. Имандес растворил цепь, которой удерживал Эристеля, и раны на его правой руке немедленно закрылись. Косэй приблизился, изо всех сил пытаясь делать вид, что ему наплевать. Но на самом деле он не нервничал так с тех пор, как вышел на арену в последний раз.

- Не обожгись, Пришлый, - ухмыльнулся он. В этот миг Косэю чертовски захотелось свернуть некроманту шею. Услышать, как хрустнут позвонки, после чего содрать с этого ублюдка кожу и применить ее в создании какого-нибудь предмета мебели.

Когда рука Эристеля проникла в грудь Косэя, некромант почувствовал обжигающий жар. Кожа на его ладони пошла волдырями от полученных ожогов, и колдун поморщился от боли. Но затем холод начал обволакивать сердце египтянина, вытягивая из него жизненную силу. Когда некромант наконец извлек руку, его зеленые глаза сменили свой цвет, обратившись в темно-бардовый. Косэй же беспомощно осел на пол, чувствуя, как все плывет перед глазами. Жуткий холод обрушился на него, и по коже побежали мурашки.

- Свиные потроха... Что это было такое? – еле слышно произнес он. Когда Сфинкс хотел помочь ему подняться, мужчина стиснул зубы, но заставил себя подняться самостоятельно. Это он должен был сделать сам, иначе до конца жизни будет чувствовать себя униженным. Шатаясь, Косэй сделал несколько шагов, после чего опустился в свое кресло. Он изо всех сил старался унять озноб, но не получалось.

Тем временем Эристель уже переключился на Рейвена. Полицейский встретился с его красными глазами и попытался было отступить, но Сфинкс не позволил ему этого сделать. То, что некромант не убил Косэя, немного обнадеживало, но американец не мог не испытывать страха перед этим психопатом. Скорее он позволил бы доктору Франкенштейну копаться в своем теле, нежели Эристелю. В отличие от Косэя он не проронил ни слова, но его бледность говорила красноречивее любых фраз.

Сердце дракона не обжигало, но в нем было не меньше силы, нежели в сердце феникса. Некроманту не нужно было столько силы, сколько он забрал у этих двоих, чтобы остановить болезнь. Но теперь ему хватит, чтобы попытаться уничтожить проклятые цепи. Главное, немного выждать. Немного восстановиться. То, что Лилит использовала такое простое и в то же время неожиданное заклинание, привело некроманта в бешенство. Он был слишком неосмотрителен, списав Лилит со счетов. Но именно этот поступок вернул Лилит его утерянное уважение. Она вновь стала прежней, не ослабленной заботами о своих спутниках.

Теперь глаза Эристеля окрасились медным. Отстранившись от полицейского, он что-то еле слышно произнес, и черные наросты на куполе над Главным Храмом, исчезли. Свое слово Эристель сдержал...

Косэй настолько ослаб, что его единственной мыслью было поскорее скрыться в своей комнате. Голова шла кругом, но он не мог позволить себе такую роскошь, как попросить о помощи на глазах у всех. На ватных ногах он выбрался из комнаты, не заботясь о том, что сделают с некромантом. Всевидящий хотел получить его для исследований, Нефертари, напротив, желала видеть его на арене, но в итоге было решено подождать до завтра. Цепи были достаточно прочны, чтобы удержать колдуна.

Этой ночью Косэй спал под всеми одеялами, которые смог найти в своем доме. Озноб не проходил, и это казалось ему куда мучительнее ударов хлыста. Сфинкс устроился подле двери своего господина, охраняя его покой. Нефертари, которая хотела заглянуть к Косэю перед уходом, воин не пустил.