Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 144

- Что убило стражников?

Оракул слегка нахмурился.

- Этого мы не знаем. Но ходят слухи, что это сделал кто-то из твоих друзей.

«Лилит что ли? Все-таки допекли девочку? Она заплакала и чтобы хоть как-то успокоиться, оторвала головы всем, кто находился неподалеку?»

- А каким способом..., - начал было Эрик, но оракул жестом заставил его замолчать.

- Ты тянешь время, раб! Твои вопросы не имеют смысла, потому что тебе ни с кем не придется сражаться. Зайди в храм и забери то, что принадлежит мне! Немедленно! Если ты ослушаешься меня, то смерть твоя будет ужасной.

«Мотивация восьмидесятого уровня... Ладно, хер болотный, притащу я тебе твою побрякушку. Но что дальше? Господи, как же мне всё это надоело».

Попасть в храм и впрямь не составило труда. Серебристый купол, накрывающий пирамиду, с легкостью пропустил Эрика, словно сторожевая собака, узнавшая своего хозяина. Ощущение было таким, словно нечто теплое лизнуло кожу, после чего Фостер оказался на территории злополучного храма. Его способности делаться незаметным позволили Эрику беспрепятственно пройти мимо двух рабынь, которые стояли на коленях перед фигурой одного из богов и плакали, воздев руки к небу. Учитывая, что рабы Имандеса плачут «не просыхая», увиденное не слишком заинтересовало наемника, поэтому он решительно направился внутрь пирамиды. Главный Зал, где еще совсем недавно Ингемар мыл пол, был совершенно пустым. Эрик мог предположить, что рабы спали, однако те плачущие женщины говорили об обратном. Затем до Фостера донеслись голоса. В зале появились два оракула, которые обсуждали случившееся в городе. Они пытались найти убийцу, но все было тщетно.

«Так вам и надо, ублюдки!» - насмешливо подумал Фостер. То, что здесь развлеклась Лилит, он был уверен на сто и один процент. Однако услышав, что милая графиня сотворила с телом убитого, мужчина моментально усомнился. Нет, хоть Лилит и была «девочкой хоть куда», вряд ли она успела бы отрезать кому-то голову и соорудить из этого целую скульптуру. Быть может, это местные разборки. Например, убитый не угодил кому-то из оракулов... Или... Мысли Фостера переметнулись к Имандесу. Эта шумиха была ему на руку и, вполне возможно, что старая задница решила собственноручно организовать отвлекающую вечеринку.

Не желая терять время, Эрик прошел мимо оракулов и направился разыскивать ступеньки, ведущие в подземелья. На данный момент все соответствовало тому, как рассказывал Имандес, поэтому пока Фостер чувствовал себя относительно спокойно. Свернув в проход, находящийся справа, Эрик с облегчением обнаружил спуск в подземелья. Но уже через миг от его спокойствия не осталось ни следа. Прямо на ступеньках лежал мертвец, облаченный в грубые кожаные доспехи. Копье, которое служило ему оружием, слабо поблескивало наконечником в самом низу лестницы. Глаза мертвеца были широко распахнуты, а рот открыт, словно человек умирал от удушья. Всё его тело было покрыто безобразными черными наростами и язвами. Эрик не разбирался в медицине, чтобы определить, что за болезнь поразила этого человека, но с первого взгляда было понятно, что эта дрянь заразна. Быть может, Эрик уже заразился, и от этой мысли Фостер почувствовал, как у него все похолодело внутри. Он поспешно прошел мимо покойника, надеясь лишь на то, что судьба будет к нему милосерднее, чем в бедолаге, который сейчас лежал на ступеньках, бездыханный.

Проникнув в подземелья, Фостер понял, что тут дела обстоят еще хуже. Кругом лежали почерневшие мертвецы, обезображенные неизвестной болезнью. Эрик почувствовал, как его передернуло от отвращения. Здесь было холодно, и мужчина зябко поежился. По коже пробежали мурашки. Добравшись до девятого факела, Фостер опустил его вниз, и в тот же миг стена перед ним исчезла, открывая проход. Тоннель был настолько узким, что Эрику пришлось буквально протискиваться. Озноб вновь пробежал по коже, и, когда мужчина наконец попал в небольшое помещение с квадратным колодцем в полу, он почувствовал, как сильно его лихорадит. С каждой минутой ему становилось все жарче, и мысль о том, что он все-таки подцепил неизвестную болезнь, ужаснула наемника.

«Выберусь, и оракул меня вылечит», - думал Фостер. «Нужно поспешить!»

В свои мысли он верил слабо, но они хотя бы давали ему ту самую призрачную надежду, за которую цепляются смертельно больные, ожидая прихода врача. Холодная вода принесла разгоряченному телу временное облегчение. Задержав дыхание, Эрик нырнул глубже и, оглядевшись по сторонам, заметил ряд горящих под водой факелов. Времени удивляться чудесам этой пирамиды, у Фостера не было. Опустив нужный рычаг, наемник открыл проем в потолке и, вынырнув, жадно вдохнул воздух. Голова становилось тяжелой, и выбраться из колодца оказалось Эрику куда труднее, чем он представлял. Слабость разливалась по телу, и только сейчас Эрик заметил, как на его ногах появилась черная сыпь. Бледный, как смерть, Фостер едва не забыл, зачем вообще появился в этом храме. Теперь он рассматривал собственные руки, на которых тоже начала проступать сыпь.

- Господи... – вырвалось у него. Блеснувшее в темноте украшение привлекло внимание Фостера, и он, подняв с пола несколько камешков, быстро подменил ими медальон с жуком. Эта манипуляция была совершенно ненужной, но Эрик пересмотрел фильмов про различные гробницы, где потолки опускались, из стен вылетали стрелы, или несчастного воришку немедленно разрезали лазерные лучи.

Эрик задержал дыхание и погрузился в воду, но, когда он открыл глаза, то понял, что больше нет никаких факелов. Он оказался замурован в каменном кубе, без возможности вынырнуть и сделать вдох. Несколько секунд мужчина пытался нащупать факел и хотя бы снова открыть проем в потолке. Он надеялся, что его всего лишь обманывает зрение, но не вышло. Прошла минута, а Эрик все безрезультатно пытался выбраться. Воздух в легких начинал заканчиваться, и Фостер почувствовал тупую боль в грудной клетке. Паника начала захлестывать мужчину, в то время, как его ладонь беспомощно скользила по стене. Выхода не было.

Эрик не сразу понял, чего он коснулся, но внезапно заметил на стене скорпиона. Он выполз прямо из каменной плиты, совершенно не обращая внимания на то, что кругом вода. Законы физики в этой пирамиде, определенно, отсутствовали, и Эрик не нашел ничего лучше, как в отчаянии надавить на тот камень, на котором находился скорпион. В тот же миг стена начала рушиться, и сильный поток вынес Фостера в какой-то грот, швырнув мужчину о его каменный берег. Кашляя и задыхаясь, Эрик хватал ртом воздух, пытаясь прийти в себя. От удара чертовски болело плечо, и наемник, поморщившись, заметил, что острый камень глубоко вспорол ему кожу.

Поднявшись, Эрик огляделся по сторонам, и увидел, что выхода из грота нет. Да и воды, которая вынесла его в это помещение, тоже нигде не оказалось. Берег был сухим, покрытым песчаной пылью. Фостер судорожно сглотнул, не понимая, что делать дальше. Болезнь стремительно распространялась по его телу, и, наверное, только организм дракона все еще помогал Эрику не повалиться на землю.

Несколько минут наемник метался по помещению. Сейчас он бы все отдал, чтобы хоть на время заполучить способности Рейва чувствовать энергетику. Он ощупывал стены на наличие потайного прохода, исследовал пол, изучал низкий потолок, но ничего не обнаружил. Уже не в силах бороться со слабостью, Фостер опустился на землю и положил голову на камень. Мысли путались, и ему хотелось закрыть глаза и уснуть. На какой-то миг ему даже показалось, что он спит, если бы существо, ползущее по его руке, не заставило его брезгливо поежиться и попытаться сбросить на землю. Это был скорпион, точно такой же, что выбрался из каменной стены и тем самым натолкнул Фостера на правильную мысль. Прежде чем Эрик успел смахнуть его, проклятое насекомое успело его ужалить, и в этот миг наемник почувствовал, как его охватывает злость. Сначала болезнь, затем удушье, теперь еще и скорпион. Благо, не ядовитый. Черная тварюга с мощными развитыми клешнями была куда безопаснее маленьких хилых скорпионов желтоватой окраски. Эрик хотел было раздавить скорпиона, как вдруг заметил, что черная сыпь начала исчезать с его кожи, словно кто-то стирал ее, как засохшую глину. Тогда Фостер покосился на украшение, которое по-прежнему крепко сжимал в кулаке.