Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 124

- Ты думаешь, мне нравится сейчас находиться здесь? – процедила сквозь зубы Акана. - Думаешь, нравится перед тобой унижаться, выклянчивая помощь? Думаешь, приятно осознавать, что только рядом с тобой я могу чувствовать себя человеком? Боги, как можно обладать такой способностью и при этом оставаться настолько слепым!

С этими словами девушка стремительно направилась к двери, желая поскорее покинуть ненавистную комнату, но затем, внезапно обернувшись, тихо произнесла:

- Поешь. Еда, правда, не заколдована.

Затем Акана скрылась за дверью...

После своего недолгого, но весьма дорогостоящего купания графиня ди Левильо нехотя вернулась в храм, где ее уже дожидалась одна из рабынь Нахти. Ведьма видела ее сегодня утром: она вместе с остальными драила полы и запомнилась графине своим некрасивым большим носом и густыми бровями. Рабыня смерила Лилит недружелюбным взглядом, после чего недовольно произнесла:

- Ты шла слишком долго. Другие рабы уже вернулись к своим хозяевам. Величайший наверняка высечет тебя.

- Ты о себе беспокойся, голубка. Мало ли что может выщипать тебе пёрышки, - резко ответила Лилит. Что-что, а терпеть такой тон от какой-то рабыни она явно не собиралась. Та скривилась, не ожидая получить отпор, а затем велела следовать за ней. Она шла впереди, важная и очень довольная собой, чем немало позабавила графиню. Едва получив каплю власти, эта глупая девка стремилась возвыситься над своими же братьями по несчастью, понукая их. Лилит встречала немало таких людей при дворе и ненавидела их практически так же сильно, как слабаков и плакс.

Графиня не знала, что этот вечер она проведет в полном одиночестве, находясь при этом в общей комнате, где ночевали все рабыни. Ей едва ли не в лицо швырнули какие-то рваные тряпки, назвав их подходящей одеждой, а затем показали на самый жалкий соломенный тюфяк рядом с ночным горшком.

- Здесь есть еще свободные места, - холодно произнесла графиня, не оценив столь «любезного» предложения спать вблизи зловонного глиняного бидона.

- Твое место здесь, - резко ответила та, что привела Лилит сюда. Остальные женщины поднялись и, скрестив руки на груди, с вызовом посмотрели на новенькую. То, что она отказалась мыть пол, и это сошло ей с рук, показалось женщинам непростительным. Медея, так звали носатую рабыню, заранее подговорила их показать зарвавшейся девке ее место. – Все уже знают, что ты отказалась мыть пол, и за тебя работал красивый мужчина. И что конюшни ты тоже не чистила, за тебя это делал другой красивый мужчина. А, главное, все знают, что ты осквернила священные воды озера господина Косэя своим мерзким уродливым телом в безобразном платье. Может, ты еще решила, что ты здесь госпожа? Может, думаешь, что тебе сейчас все в ножки начнут кланяться?

- Все – не все, но кто-то точно будет, если сейчас же не перестанет мне докучать, - спокойно ответила Лилит. Видимо, рабыни, прознавшие про отказ от работы и купание, не додумались прознать о ее магических способностях. Впрочем, для столь завистливых и скудоумных созданий это было типично. Правда, Лилит несколько озадачило, что заслуги по уборке конюшни зачислили Эрику, и она вновь рассердилась, вспомнив об этом недостойном мужчине.

- Нет, вы ее слышали, - рассмеялась Медея. – Может, надо ей ее мерзкие волосы повыдергивать, чтобы знала, как разго...

Закончить свою фразу рабыня уже не успела. Глаза Лилит потемнели, и нечто черное, что еще совсем недавно пожирало грязь на конюшне, возникло прямо на голове Медеи. Рабыня дико заверещала, а с ней и другие женщины. Попытавшись стереть с себя слизь, жадно поглощавшую ее волосы, Медея обожгла себе ладони до крови и взвыла. Лилит прекратила свое развлечение лишь тогда, когда голова Медеи оказалась идеально лысой.

- Как солнце, - усмехнулась графиня, смерив взглядом рыдающую женщину. Вот только веселье ее было недолгим. Внезапно жуткая боль пронзила всё ее тело, и, хрипло вскрикнув, Лилит потеряла сознание. Она пришла в себя лишь тогда, когда кто-то вылил на нее ведро холодной воды. Закашлявшись, графиня попыталась закрыть лицо руками, но поняла, что цепи удерживают ее.

- Поразительно упрямое существо, - услышала она голос Нахти. – Надеюсь, несколько ударов плетью по ногам умерят твой пыл. Или, быть может, мне сжечь твои волосы, как ты сделала это с бедной девушкой? Одаренные рабы никогда бы не опустились до того, чтобы использовать свои способности против беззащитных! Эти повадки свойственны разве что Косэю и ему подобным. Дерзкая тварь, ты весь день вызываешь во мне гнев, поэтому я буду укрощать тебя медленно и с удовольствием.

С этими словами Нахти опустился в кресло, стоявшее напротив графини. Если бы она сейчас была в состоянии, то непременно оценила бы мастерскую работу того, кто его сделал. Сейчас же она могла смотреть ненавидящим взглядом на своего «хозяина». Повиснув на цепях, ведьма выглядела так, словно попала к инквизитору. Ее красивые губы кривились в презрении, глаза сверкали, вот только символы, вырезанные на стенах помещения, сделали магическую атаку невозможной. Точно так же, как было перед торгами, надписи нейтрализовали ее силы, отчего девушка могла лишь швырнуть в лицо Нахти свою неприкрытую ненависть.

Она не видела, что принесло ей такую жгучую боль, лизнувшую ее лодыжку, но кровь немедленно потекла из раны. Нахти криво ухмыльнулся, услышав тихий вскрик. Графиня выдержала всего шесть ударов невидимым кнутом, еще ноги были исполосованы, и кровь стремительно бежала по ее коже, стекая на пол. На седьмом ударе по щекам Лилит потекли слезы, и оракул остановился. Он медленно поднялся с кресла и неспешно направился прочь.

Графиня изо всех сил пыталась не разрыдаться, но, когда дверь в помещение закрылась, и щелкнул засов, она спрятала лицо в изгиб локтя и позволила себе заплакать. Теперь ей по-настоящему стало страшно. Эти оракулы... От них нельзя было скрыться, нельзя было сделать ничего, чтобы они не узнали, и от этого девушка почувствовала себя беспомощной. Впервые за всё это время она заплакала, и у нее не осталось сил даже укорить себя за свою слабость. Она ненавидела слабаков и плакс, но сейчас, когда она одна, когда никто не смотрит на нее и не смеется в лицо, Лилит не выдержала и позволила себе заплакать. Только сегодня. Только сейчас. Потом она станет сильнее...

Вечер полицейского из небольшого американского городка проходил в гостях. Не потому, что ему хотелось идти в эти самые «гости», а потому что его новоиспеченная госпожа пожелала обсудить с хозяином Сфинкса то, что его «колосящийся» раб обманул ее доверчивого раба, тем самым заполучив себе первого и пока что единственного в своем роде ученика. Также египтянка собиралась сообщить, что Сфинкс оказался очень даже неплохим учителем и даже научил ее доверчивого раба метать кинжалы. Нет, на самом деле всё не совсем так. На самом деле Нефертари нужен был повод, чтобы прийти к Косэю и за очень важным разговором незаметно наладить с ним отношения.

Нефертари явилась к Косэю вдвоем с Рейвеном, разумеется, безо всякого приглашения, поэтому застала хозяина дома за работой. Он сидел посреди гостиной прямо на полу и, расстелив внушительного размера кусок кожи, старательно вырезал на ней тонкие узоры. Сам дом этого человека отличался потрясающим убранством: здесь не было золота, как в доме Нефертари, не было дикого обилия каменных кошек, но все предметы интерьера представляли собой удивительную работу. Рейвена поразило всё: вырезанные из дерева кресла с подлокотниками в виде спящих сфинксов, небольшой круглый столик, поверхность которого была обтянута светло-коричневой кожей, сундуки для хранения домашнего инвентаря с выжжеными на поверхности замысловатыми узорами. На окнах колыхались тонкие кожаные занавески, больше похожие на кружево. Ближе к низу кожа занавесок казалась темнее, и Рейвен не мог не заметить, что дело не в краске, а в старательно подобранных цветах самого материала. На полу по периметру комнаты были разбросаны кожаные подушки, одна интереснее другой. На каких-то были выжжены рисунки диковинных птиц, сидящих на ветках, на каких-то изображения богов. И, нет, всё-таки одна кошка в этом доме нашлась. Это была кукла, сшитая из коричневой, почти черной кожи, причем настолько безупречно, что издалека показалась Рейвену настоящей.