И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 93

— Чёрт, ты меня напугал! — вскрикнул он, затем помрачнел, насупился, глядя на молчаливого вампира. — Чего припёрся? Долг я оплатил, дай побыть одному.

— Мне есть, что сказать тебе, — мягко улыбнулся мужчина. — Идём, погуляем.

— Никуда я с тобой не пойду, — огрызнулся Охотник, а затем весь сжался, как тугая пружина, когда чернокнижник сел рядом с ним. Гилберт протянул руку и прикоснулся к его щеке, приласкал, огладил мягкую кожу, скользнул к уху, помассировал мочку. Артемис крепко зажмурился, прикусив губу. — Перестань!

— Тебе же по душе, когда я делаю так, — склонившись к его уху, прошептал чернокнижник, не прекращая невесомых, бережных ласк.

— Вот именно, — чуть слышно выдохнул юноша, а потом резко подался вперёд и крепко его обнял. — Ублюдок. Ненавижу тебя. Чтоб ты провалился.

— Ты этого так хочешь? — с тщательно скрываемой нежностью поинтересовался Гилберт, обхватив его поперёк спины и прижав к себе, зарывшись носом в белые пряди. Юноша качнул головой из стороны в сторону. — Давай, одевайся. Нам надо многое обсудить.

Охотник покосился на него с лёгким страхом, однако же торопливо подорвался и начал одеваться, путаясь в ногах и руках. Вампир наблюдал за этим с улыбкой, оглаживал взглядом гибкое тело, против воли представляя, как разденет его, прижмётся губами к тонкой коже, сорвёт с губ блаженный стон. Акио быстро набросал записку приятелям, объяснив, что вынужден уйти по делам, и попросив захватить его вещи при выписке из отеля. К чернокнижнику, уже подготовившему портал, Охотник подходил с осторожностью, всё ещё ожидая подвох.

Но Найтгест оказался на удивление галантен: они прогулялись по смутно знакомым улицам немецкого города, на которые юноша почти и не обращал внимания, пока мужчина аккуратно расспрашивал его о музыкантах, об их успехах, и Акио охотно делился, взахлёб рассказывал о прошедшем концерте. Временами он выскакивал перед Гилбертом и шёл вперёд спиной, столь эмоционально жестикулируя, что прохожие начинали шарахаться в стороны при приближении беловолосого урагана. Они зашли в какой-то бар и взяли по бутылке сидра, продолжив свою прогулку. По большей части чернокнижник молчал, с улыбкой рассматривая фаворита. Оживший, счастливый, шебутной. Решив, что он достаточно расслабился, Найтгест сменил курс, направляясь в сторону дома, где обитал один из его наблюдателей, сейчас взявший себе отпуск и отдыхавший на родине. Акио пришёл в себя только тогда, когда обнаружил, что сидит на незнакомой кухне, а сидр закончился. Вампир стоял слегка поодаль, почти не притронувшись к своей выпивке. Лицо его приняло выражение тяжёлой серьёзности, и сердце Артемиса сжалось. Он понял, что они подошли к сути разговора, к тому, ради чего Гилберт явился.

— Арти, — мягко начал он, перестав выглядеть безжизненной статуей, не способной на сострадание и снисхождение. — Сегодня ко мне доставили посланника. Он был не в лучшем состоянии.

— Это всё потому, что ты трус, идиот и хам! — взвился Акио, мигом растеряв всю свою нежную прелестность. Глаза его стали жестокими, стеклянными. Гилберт сдержал себя титаническим усилием, пусть и поморщился, а пальцы невольно сжались в кулаки. — Ударить хочешь? Ну, давай, ты же это так любишь. Тебе же так нравится демонстрировать собственную силу и власть.

— Хватит, — крайне сдержано проговорил мужчина, скрестив на груди руки. — Я не затем явился, чтобы снова обмениваться с тобой любезностями. Достаточно и того, что уже успело случиться.

— О да, мне до конца жизни хватит, — язвительно заметил Акио, входя в раж и поднимаясь со своего места. Он расстегнул рубашку и повернулся вокруг своей оси, продемонстрировав мужчине множество шрамов. — Ты меня прям-таки до отвала накормил своими комплиментами.

— Артемис, — тихо произнёс вампир, не меняя положения и не сдвигаясь со своего места. — Довольно. Сейчас ты только возжигаешь мою злость. Ты ведь не хочешь, чтобы я снова забыл, как ты важен для меня?

— Важен! — воскликнул Артемис и деланно окинул взглядом кухню, точно здесь собралась публика. — Нет, вы только послушайте его. Теперь я, оказывается, что-то для него значу. Объяснитесь, Господин, а то я немного даже растерялся и позабыл, что значит это слово.

— Это значит, — спокойно выговорил чернокнижник, двинувшись к нему, приближаясь неумолимой дикой волной. Он остановился и взял кисти юноши, поднеся к своему лицу, чтобы начать оцеловывать каждый палец, — что ценнее тебя у меня никого нет. Это значит, что я отдам жизнь за тебя. Это значит, что я сожалею о доставленной тебе боли. Это значит, что я люблю тебя.

Акио дёрнулся прочь, но вампир сжимал его кисти мёртвой хваткой, впрочем, не причиняя боли, но и не давая сбежать от прямого откровения, упавшего в плодородную почву. В глазах Охотника промелькнул страх, боль, следом за ними надежда и отголосок радости. Но в его душе накопилось слишком много ярости, слишком много страданий, слишком много испытаний несправедливо оставили на нём рваные шрамы, до сих пор не заросшие и не покрывшиеся коркой.

— Ах, любишь, значит? — прошипел Артемис, а затем метнулся вперёд и впился ногтями в лицо вампира, проведя резкие алые полосы начиная от корней волос и заканчивая подбородком. — Единственное, что ты любишь, своё господство! Себя и своё владычество.

Он говорил это, снова и снова проводя кровавые полосы по лицу вампира, и тот даже не думал отстраниться, покорно терпя боль, принимая её из рук юного Охотника почти что с трепетом. Он даже нарочно склонился, чтобы тому не приходилось слишком тянуться, выламывая себе кисти. Этот пряный коктейль боли и счастья вампир выпивал до дна, понимая, что ещё, может, не всё потеряно, раз юноша столь разоряется. Когда тот выдохся и перестал расцарапывать лицо вампиру, Гилберт потянулся к нему, коснулся губами подбородка Акио, очерчивая поцелуями контур его лица.

— Не трогай меня, — из последних сил прошипел тот, отклонившись назад. — Такой любви мне и за даром не надо, что уж говорить о тебе.

Чернокнижник разжал пальцы, сделал шаг назад, оступился, качнувшись, борясь с подступившей к глазам тьме. Ничего хуже он в своей жизни не слышал, ничто прежде не причиняло подобной яростной боли. Найтгест опёрся ладонью о подоконник, отвернулся.

— Что ж, — тихо, едва различимо произнёс он, чувствуя, что душа убегает в пятки, не желая слышать решение Господина чернокнижников. — Тогда ты свободен. Иди. Я тебя более не побеспокою.

— Уж будь так добр! — в порыве чувств выкрикнул Охотник ему в спину и бегом вылетел из дома. Мужчина провожал его взглядом.

В ушах тонко звенело, а внутри что-то оборвалось, оставив гулкую пустоту. И как никогда чернокнижник понимал значение слов: «Ломать — не строить». Мёртвое сердце, бившееся лишь вблизи Акио, укоризненно затихало, пока совсем не замолкло в груди посеревшего вампира. Он поглядел на собственную открытую бутылку с яблочным алкоголем, взял её в руки и сделал несколько больших глотков. На мгновение появилось желание бросить её в стену, раздробить, разлить повсюду жидкость, но он не поддался этому безумству. Тени окутали своего хозяина, позволив ему безболезненно провалиться во мрак портала. Как он возвращался в замок, совершенно вывалилось из памяти, оставшись лишь лёгкой усталостью в спине и ногах. Стража пропустила Повелителя без лишних слов, и река теней волочилась за ним бесконечным подолом, втягиваясь под его плащ, укутывая и не давая пуститься в разнос. Кровь медленно и неохотно капала загустевшими кляксами с располосованного лица, но хвалёная вампирская регенерация не торопилась латать мужчину. Когда он в таком виде зашёл в комнату к собственному брату, Пассиса подорвался, явно борясь с желанием немедленно вскочить на потолок на всех когтях и там и остаться. Но он справился с собой и тихо приблизился. Найтгест медленно опустился перед ним на колени, опустил голову и ткнулся макушкой в живот юноши.

— Гил? — робко позвал Пассиса, уложив ладони ему на плечи. Задать конкретный вопрос не хватало сил — слишком убитым выглядел Господин чернокнижников в эти мгновения.