Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" - Страница 87

– Знаю.

– Во-от... – вождь опустил голову, по привычке заложил руки за спину и сделал несколько неуверенных шагов по тропинке, словно не мог выбрать, куда собирался пойти. – О том и разговор у меня к тебе.

– Об Анхэ?

– О ней, но не только. Вообще... Все новое приходит, Внемлющий. Молодая волна. Анхэ... Ты... Ты не думай, я зла на тебя не держу. Другое дело – что не вижу, зачем тебе понадобилось все с ног на голову переворачивать. Ее вон в селище приволок, – он кивнул на улегшуюся в теньке Айрат, и та заинтересованно подняла голову, словно поняв, что стала предметом беседы. – Это ведь та самая, что перед Большой жертвой?

– Да, та самая.

– Ну вот... Только знаешь, о чем подумал... То, что я этого не вижу – так это я не вижу. Не значит ведь, что и видеть-то нечего... Просто однажды ты останавливаешься, – а все вокруг тебя вперед уходит – дальше и дальше. И ты, пока можешь, – гонишься за всеми... А как не сдюжишь – гнаться-то – так просто вслед глядишь. А там уж и не видно ничего... И это старость и есть. А ты... Ты, как тебя ни называй, и чего бы ты ни вытворял – тот, кто на границе миров стоит. И хорошо это – что так есть. Потому что пока это так – значит, что-то все-таки не меняется. Видишь, о чем я?

– О том, что есть что-то главное, что не меняется.

– Ну вот. И о том, что однажды для кого-то не остается места...

– Ты думаешь о том, чтобы назначить поединки?

Марух вздрогнул от прямого вопроса, бросил на Внемлющего быстрый взгляд, качнул головой:

– Да, ты и правда всего видишь-видишь... – они помолчали, затем вождь продолжил. – Я бы и назначил... Давно уже. Я ведь не потому до сих пор тут место занимаю, что власть мне нужна... Просто... Знаешь... Вот я тебе говорил – то, что ты, как ни прозывайся, между мирами стоишь – означает, что есть что-то неизменное. На что опереться можно. Как на Мать-Землю – и знать, что она-то из-под ног никуда не денется...

– Угу...

– Да вот только бывает так, что и девается, и из-под ног уходит. И тогда то, что круговоротами считал чем-то... Ясным. Обязательным. Уверен был, что так и будет – и оно распадается, песком сквозь пальцы утекает – а ты – ни ухватить, ни удержать, ни исправить...

– Ты про Тура? О нем всегда все говорили, что он займет твое место...

– Ты знаешь, что с ним? – Марух поднял голову, впервые с начала этого разговора взглянув собеседнику в глаза.

– Думаю, да.

– Не... Не скажешь ведь, верно?

– Нет. Я и ему самому не могу сказать.

– Почему?

– Об этом не подсказывают. Можно только увидеть и принять самому.

– Об этом... – повторил вождь. – Значит, и правда, все серьезно, и пути назад нет, хоть весь свет переверни.

– Да, это так.

– Так... Это я уж давно увидел, что так... Ты мне другое, мальчик, скажи, – он снова взглянул на Кныша, в его глазах плескалось отчаяние и горечь. – Как мне-то с этим жить? На что мне, старику, теперь опираться? Что делать, если всю жизнь – «сын – будущий вождь, глава Рода» – а теперь этого нет – и времени у меня нет на то, чтоб на другое переучиться?!

– Он отказался участвовать в поединках?

– Не отказался... Пока. Может, потому, что я не спрашивал... Видишь, до чего дошел? Родного сына спросить – сердце дрожит. Потому что спрашивал уже... И про то, сможет ли он вернуться... И про союзы... Он ведь не хочет молодую в союз брать, ты знаешь?

– Знаю.

– Знаешь... Все знаешь... – он помолчал. – На нем ведь все закончится. Наша часть большого Рода. Уйду я, уйдет он... И все. Как с твоим родителем было – я еще тогда думал, как в Холмы предков его провожали... По-пальцам-руки восходов на почтить память – и гора несъедобного мяса на поминальный пир. А потом все. Что жил – что не жил... Так-то... Вот и думаю, Внемлющий, и тебя о том же спрашиваю – на что мне опираться? Что делать, чтобы восходы до Колыбели Матери считать не приходилось, да не думать «скорее бы»?

Кныш долго молчал, не будучи уверен, что Марух и правда хочет услышать какой-то ответ. Тот, однако, словно уловив его сомнения, добавил:

– Я дожить нормально хочу, Внемлющий. А не рвать себе сердце тем, что вокруг меня творится.

– Отпусти его, – наконец негромко ответил Кныш. – Дай ему стать тем, кто он есть, а не тем, кем ты его видел...

– Уважил, нечего сказать!.. – в голосе Маруха звучала ядовитая ирония. – Отпустить! Ты хоть знаешь, как это – отпускать-то?! Это ж – как себе самому из сердца кусок вырвать!.. Отпустить! Скажи уж – выброси, Марух, сына из жизни – пускай сам как знает, без корней, без Рода... У самого-то детей нет и видно не будет – вот и говоришь!..

– Ты верно сказал, – голос Кныша звучал ровно – слишком ровно, чтобы отражать настоящее спокойствие. – У меня и правда нет и не будет детей. Но я круговороты был тем, кого не принимали. И я точно знаю – что бы ни было между тобой и Туром – ему сейчас не лучше, чем тебе. Он чувствует, что ты ждешь от него чего-то – чего-то, чего он при всем желании не сможет тебе дать. И ему от этого плохо. Может, это не такая боль, как у тебя – но она такая же сильная. Потому я и говорю – отпусти. Дай ему самому увидеть, кто он – и не чувствовать себя в том виноватым – ни перед тобой, ни перед другими. И тогда ты сможешь держаться за это – за то, что поступил правильно.

– Правильно... – Марух горько усмехнулся. – А кто скажет, что правильно, а что нет... Ты вот, вижу, на родителя твоего обиду держишь... Так он все, что делал, считал правильным. Искренне считал. А прав был или нет – не мне решать.

Он помолчал, однако никакого ответа от Внемлющего так и не последовало.

– В любом случае, твою мысль я увидел, – закончил он, направляясь к селищу. – А ты постарайся увидеть мою.

====== Глава 35 ======

Если вождь Марух принимал какое-то решение – то старался исполнить его как можно скорее. Особенно это касалось решений неприятных, тяжелых и сложных. На то, однако же, чтобы решиться на разговор с сыном, ему пришлось потратить восходов-восходов...

Тур обнаружился у Общего костра, при свете которого охотник ловко правил рукоять своего любимого ножа. Дерево ее начинало крошиться, что угрожало сделать оружие полностью непригодным к использованию – но сын вождя, видимо, не собирался расставаться с ним так просто.

Подходя, Марух с горечью заметил, что, хотя на площадке, несмотря на вечер, было еще довольно много поселян, вокруг Тура образовалась словно пустая прогалина: если раньше вокруг него постоянно толпилась смеющаяся, гомонящая молодежь, то теперь даже Шох предпочел обниматься с Анхэ на противоположной стороне площадки. Случайность? Может и так... Но вождь чувствовал, что с какого-то неуловимого момента его жизнь и жизнь сына накрепко раскололась на «тогда» и «теперь».

Молодого охотника это, казалось, не смущало. Во всяком случае, работал он увлеченно и сосредоточенно, и судя по спокойной, расслабленной, насколько позволяло его занятие, позе, никаких душевных терзаний не испытывал. Подошедшего родителя он встретил, как и всегда, склонив голову в знак приветствия – но если раньше Маруха такая почтительность сына радовала, то теперь почему-то задела.

– Идем, поговорить надо, – склонившись к нему, негромко произнес он.

Тур послушно, и, как показалось Маруху, даже с готовностью поднялся, направляясь к их хижине, и вождь с еще одним приступом горечи отметил, что он удивлен такой покладистостью. То, что раньше он воспринимал как должное, теперь с легкостью могло быть нарушено: тот, в кого превращался его сын, воистину не терпел ничьих указаний.

– Значит, ты так и не убил того детеныша? – заговорил он, опуская полог в хижине.

– Нет. Моя вина, что ослушался тебя, но...

– Оставь, это был не первый и не единственный раз.

Тур опустил голову. Неужели родитель позвал его лишь затем, чтобы снова начать увещевать? Неужели ему и вправду неясно, что если бы это было возможно, он, Тур, с радостью стал бы снова таким сыном, как был раньше?! Или?.. Охотник задумался, удивленный этой новой для него мыслью. Или не стал бы? Вопрос был слишком сложным, чтобы задаваться им сейчас, в ходе разговора, – но обдумать это, безусловно, стоило. Пока же охотник ограничился лишь беглым мысленным взглядом на свою прошлую жизнь, и пришел к поразившему его впечатлению, что тот покорный воле родителя, исполнительный, обязательный, надежный – но совершенно несамостоятельный и глубоко в душе зависящий от одобрения и похвалы Тур ему не нравится. Определенно не нравится.