Сердце кугуара (СИ) - Караюз Алина - Страница 48

— Читайте. Это распоряжение министра науки, подписанное президентом Европейской ассоциации. Мне дали добро на новый долговременный проект. Пока только на территории Тайры.

— Эксперименты? — похолодев, Ева вчиталась в печатный текст. — Лукаш достаточно настрадался от них… 

— Нет. На этот раз все иначе и только по обоюдному согласию. Если вы дадите согласие участвовать в этом проекте, то сможете остаться здесь, под защитой военных и научной программы.

— И в чем суть проекта?

— Ваш ребенок. Мы хотим наблюдать за ним и видеть все этапы его развития.

— Зачем?

— Разве вы еще не поняли? — Нейман искренне удивился. — Ваш ребенок — новая ступень эволюции человеческого генома. Новое, совершенное существо, неподвластное болезням и старости. Святой Грааль во плоти.

Пальцы девушки сжали документ, невольно сминая края бумаги.

— Я не хочу, чтобы над ним проводили опыты, — еле слышно прошелестела она. Перед глазами встала спина Лукаша, исполосованная ужасными шрамами. Даже ради собственной безопасности она не позволит сделать такое со своим ребенком. Уж лучше аборт. Так, по крайней мере, будет мучиться только она…

— Разве я сказал слово «опыты»? — левая бровь Неймана удивленно выгнулась. — Ваш ребенок бесценен. Никто не позволит и волосу упасть с его головы.

Ева еще раз перечитала распоряжение.

Им позволят жить здесь, на Тайре, где Андрулеску не сможет добраться до них. Может быть, это лучший выход в создавшейся ситуации? А если ей позволят забрать сюда сына… Она сможет быть счастливой даже на этом клочке суши в окружении бетонных стен, военных и белых халатов.

Нет, такое решение нельзя принимать в одиночку.

Сердце тоскливо сжалось.

Где же ты, Лукаш? Где тебя черти носят, когда ты так нужен ей, своей паре? Своему будущему ребенку…

— Я… не могу принимать решения за двоих, — произнесла она, наконец, после затянувшегося молчания.

— Понимаю. Тогда оставим это до завтра. Надеюсь, господин Каховский примет решение за вас обоих, и оно будет правильным.

Ночь прошла в беспокойном метании. Ева не смогла заснуть, охваченная волнением и тревогой. Она прислушивалась к каждому шороху, все ждала, что вот-вот в больничном коридоре среди ночной тишины раздадутся шаги, и знакомый голос назовет ее по имени.

Но этого не случилось.

А утром, едва встало солнце, она соскочила с постели и впервые за две недели потребовала у медсестры косметику и расческу. И одежду. Не больничный халат, надоевший до чертиков, а нормальную человеческую одежду.

Она заканчивала утренний туалет, когда в палату кто-то постучал.

Сердце сжалось, и все тело прошила мелкая дрожь.

Это Лукаш… Он пришел…

Застыв на кровати, она хрипло выдохнула:

— Войдите… — и удивилась, как незнакомо прозвучал ее голос.

Дверь медленно отворилась, пропуская Догерти, держащего в руках поднос с завтраком. И Еву затопило такое разочарование, что захотелось взвыть. Нет, не этого человека она ждала.

Совсем не этого.

Стиснув зубы, она смотрела, как он приблизился к столу и поставил поднос. Потом повернулся к ней.

— Ева, как ты себя…

Шейн растерянно замолчал, оборвав себя на полуслове. И было от чего.

Девушка, которую он только вчера видел в полной прострации, сейчас сидела на больничной кровати одетая, причесанная и смотрела на него с выражением легкой брезгливости.

На душе Шейна что-то скребнуло. Он вдруг почувствовал себя виноватым, будто сделал что-то недозволенное, но тут же одернул себя: черт возьми, он не сделал ничего, за что ему следовало бы стыдиться!

— Чувствую? — она усмехнулась, но в ее глазах светилась пугающая серьезность. — Нормально. А ты ничего мне не хочешь сказать?

— Сказать? — он непонимающе нахмурился. — О чем именно?

И снова внутри возник неприятный холодок.

Неужели она что-то знает?

Да нет, откуда…

Это все его мнительность.

Девушка отвернулась, делая вид, будто ей интересны цветочки на серых больничных обоях.

— Да ни о чем, — произнесла она совсем другим тоном, — не обращай внимания. Кстати, когда меня выпишут?

— Ну… — он поскреб подбородок, прикидывая возможную дату. Аборт назначен на сегодня, значит… — Дня через два.

Остались кое-какие бюрократические нюансы.

— И что будет тогда?

— Я заберу тебя в Англию.

— Даже так? — ее брови синхронно приподнялись, выражая крайнюю степень иронии, которую Шейн принял за наивное удивление.

Ева смотрела на мужчину, который стоял в двух шагах от нее, рассеяно потирая гладко выбритый подбородок.

Шейн Догерти, человек, которого она считала своим другом. К которому обратилась за помощью в тяжелое время. И который собирается убить ее ребенка, ничего не сказав.

Она уже знала, что после ее звонка, заставшего его в Лондоне, он немедленно вылетел в Сантьяго ей навстречу. Но когда понял, что связь с Химнессом прервалась, а все рейсы отменены, нанял частный вертолет, который доставил его на Тайру — ближайший к Химнессу остров. Уже там, на Тайре, он встретил проверочную комиссию, задержавшуюся из-за погодных условий. И вышел на человека, которому Грегор должен был передать флэшку.

Рихард Аллен — так звали связного — и сам не знал, что на той флэшке. Ему было известно только одно: в последний сеанс связи Грегор сказал, что в резервации собираются возродить запрещенные опыты, и у него есть доказательства, что это спонсирует кто-то в «верхах».

Теперь Ева знала, что люди в военной форме, несколько раз допрашивавшие ее, и есть проверочная комиссия. И раз уж она заключила сделку с Нейманом и научным советом, ей больше не нужно бояться. Нейман попросил рассказать в подробностях все, что случилось на Химнессе. И про убийство Грегора, и про взлом ее номера и похищение. И про ангар с аппаратурой. И про то, что один из веров, рискуя собой, пошел против главы Химнесса и вывез ее из резервации.

И сегодня она повторит все это военным. Пусть они разбираются сами между собой. А вот с Догерти разберется она сама.

— А с чего ты решил, что я поеду с тобой? — поинтересовалась она.

— У тебя нет выбора, Ева, — тот устало покачал головой, словно разговаривал с капризным ребенком. — Ты слишком долго вела себя неадекватно, и мне пришлось исправлять ситуацию.

— Ты об опекунстве?

— А, так ты уже знаешь? — и снова сердце Шейна сжалось в нехорошем предчувствии. — Откуда?

— Не важно. Просто хочу остудить твой пыл. Я никуда не поеду.

— В смысле?

— В прямом. Я остаюсь здесь.

— И на каком основании? — он зло усмехнулся, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля. Меньше всего эта молодая женщина, такая спокойная и хладнокровная, была похожа на ту, кому требуется опека.

— На том, что эта леди бесценная для мировой науки. И вчера она согласилась на участие в долговременном эксперименте, - прозвучал незнакомый голос, и в палату вошли еще трое. Одним из них был доктор Нейман. Вторым — мужчина с генеральскими нашивками на форме экспериментальных войск, а вот третьим…

— Генерал Бернс? — Шейн невольно вытянулся, отдавая честь старшему по званию. — Что происходит?

Ева не обратила на эти слова никакого внимания. Она задохнулась, едва увидев, кто стоит между Нейманом и генералом. Забыла, как дышать. В глазах потемнело, и девушка почувствовала, как все ее существо охватывает странное состояние невесомости. Сознание начало медленно уплывать, его вдруг наполнили тысячи крошечных пузырьков, в каждом из которых была пустота…

— Госпожа Воронцова отныне под защитой армии и государства. Она слишком ценна, чтобы рисковать ею. Поэтому до момента родов она не покинет Тайру.

— Что? — Догерти сделал шаг к Еве, ища в ее застывших глазах подтверждение своих подозрений. — Ты что-то подписала, Ева? Если так, то твоя подпись недействительна. Я, как твой опекун…

— Нет, это ваше опекунство недействительно, — произнес кто-то за его спиной сильным и ровным голосом. Кто-то, на кого, не отрываясь, смотрела Ева.