Сердце кугуара (СИ) - Караюз Алина - Страница 47

— И разрешение жить среди людей?

— Разрешение жить со своей женщиной и ребенком. Это все, что я могу пока обещать.

— На Тайре?

— Это будет решать научный совет.

— Хорошо. Считайте, мы с вами договорились.

— Да, мастер. Когда я смогу увидеть подопытного номер шестнадцать?

— Теперь его зовут Лукаш Каховский. Он очень силен и опасен, так что будь с ним поосторожнее, док, — рот Андрулеску скривился в саркастичной усмешке, но Нейман, конечно, ее не увидел.

— Насколько я знаю, у вашего вида гипертрофированно чувство отцовства. Мне будет интересно понаблюдать за этой семьей…

— Не забывай только докладывать мне о своих наблюдениях.

— Конечно. Так, где и когда?

— Моя яхта «Клементина» находится в пятидесяти милях к югу от Тайры. Каховский на ней. Поторопитесь, док, если хотите покончить с этим делом сегодня.

Нейман взглянул на часы, висевшие на противоположной стене. Почти полдень. У него еще есть время поднять нужных людей и сообщить кому надо…

— В двадцать ноль-ноль ждите гостей, — произнес он в трубку вместо прощания и нажал «отбой».

Рация замолчала.

Едва Ева прочитала бумагу, оставленную Нейманом, в ней что-то перевернулось. Она словно проснулась от долгой спячки. Ни разу за последние несколько дней ее разум не был настолько чистым, а мысли настолько ясными. Она поняла: даже если Лукаш погиб, даже если она его больше никогда не увидит, у нее осталась его частичка. И эту частичку нужно сохранить. Хотя бы в память о нем.

Она не позволит сделать себе аборт. И к черту все эти бумажки.

Разорвав ксерокопию, Ева бросилась на поиски Неймана. Тот не был удивлен, увидев ее взволнованную и запыхавшуюся в дверях своего кабинета. Наоборот. Он ждал ее. Ева ясно увидела это в его глазах, когда он молча указал ей на стул. 

— Я знал, что вы придете, Ева, — произнес он, когда она села на краешек, готовая в любой момент вскочить и сбежать. — Я могу называть вас так?

Она кивнула.

— Хорошо. Теперь вы знаете, что беременны.

Второй кивок.

— И я так понимаю, вы хотите сохранить этого ребенка?

Третий кивок.

Врач удовлетворенно вздохнул.

— Значит, у нас с вами общие цели. Пришло время поговорить откровенно. Скажите, вы знаете, что отец этого ребенка… — он на секунду запнулся, подбирая нужное слово, — не такой, как другие веры?

Ева кивнула в четвертый раз.

А потом начала говорить.

— В принципе, все как я себе представлял, — заключил Нейман, когда она замолчала.

Ева сидела напротив него, сжав плечи похудевшими руками.

Потерянная и одинокая. И он обдумывал, стоит ли обнадежить ее скорой встречей, или не стоит форсировать события.

Нет, все же не стоит.

— Сыворотка, которую вводили Каховскому, была разработана профессором Мещерским. И ее действие не двенадцать часов, а гораздо дольше, — продолжил он, возвращаясь к событиям недавнего прошлого. — Ее достаточно было ввести один раз. Но Андрулеску подсадил Каховского на нее, как на наркотик.

Поэтому время действия сократилось. Плюс привыкание. Отсюда такой тяжелый оборот, боль и ломка. Но я мог бы все это исправить.

— Как?

Ева качнулась вперед, ловя каждое его слово.

— У Мещерского были и другие работы. Например, одно вещество, позволяющее сознанию человека управлять телом зверя. Эта вещь не тестировалась в полевых условиях, но она существенно бы облегчила жизнь таким, как Каховский.

— Таким, как… — девушка растерянно посмотрела на Неймана.

— Лукаш говорил, что он единственный…

— Пока — да. Но не забывайте о вашем ребенке. Его отец особенный, и эта особенность передалась плоду. Больше того, она вписана в его генетический код. А значит, будет передана потомству. И, судя по тому, что я видел, ДНК вашего ребенка и его потомков будет доминирующей.

— Подождите… — Еву охватила легкая тошнота. Голова закружилась, и девушка вынуждена была сжать виски руками. Значит, ее ребенок будет превращаться в зверя, как и его отец… Сможет ли она это выдержать? Сможет ли спокойно смотреть на его мучения? — Вы хотите сказать, что мой ребенок… господи, это ужасно!

Она вскинула на Неймана взгляд, блестевший от слез.

— Нет, это удивительно и прекрасно.

— Ничего прекрасного в этом нет, — прошептала девушка, качая головой. — Вы хоть раз видели, как происходит эта биотрансформация? Это все равно, что рвать плоть на куски. Словно какое-то другое существо лезет наружу, сдирая кожу с человека.

— Вы говорите о Каховском?

— Да.

— Это побочный эффект вещества, которое ему вводили. Но для вашего будущего ребенка смена облика будет так же естественна, как для вас — смена одежды. Единственное, чего я не могу пока предсказать, это насколько разумным он будет в облике зверя. Поэтому, мне бы хотелось понаблюдать за развитием вашего ребенка. Но, разумеется, с вашего разрешения, — поспешно добавил он, увидев, как изменилось лицо девушки. — Со своей стороны гарантирую вам комфорт и личную безопасность. Коллеги из научного совета поддержат мои слова.

Ева опустила глаза. Взгляд уткнулся в обломанные ногти, которые она несколько раз безуспешно пыталась обгрызть.

Дурацкая привычка, выдававшая нервозность.

— Лукаш говорил, что в облике зверя не может управлять своим телом, — тихо призналась она. — Он боялся, что его кугуар мне навредит. Но этого не случилось. Наоборот, он спас меня. И… он был ко мне очень… добр…

Не выдержав, она судорожно вздохнула. В груди защемило, из пересохшего горла вырвалось глухое рыдание. И по щекам побежали слезы, крупные, как горох.

— Ну-ну, не стоит плакать, — обойдя стол, Нейман отеческим жестом похлопал ее по плечу. — Все не так плохо, как кажется. 

— Все плохо, — всхлипнув, девушка уткнулась носом в белый халат, ее плечи затряслись от беззвучных рыданий. — Лукаш погиб, спасая меня. Умер. Я больше никогда его не увижу.

Рука Неймана на ее плече неожиданно сжалась.

— Умер? — повторил врач странным тоном. — Кто вам это сказал?

— Д-догерти… Шейн Догерти…

Она подняла на него глаза, в которых светилось отчаяние. 

— Тот самый Догерти, который стал вашим опекуном? — Нейман смотрел внимательно и серьезно.

— Да…

— Тогда у меня для вас новость. Лукаш Каховский жив и здоров. И скоро появится здесь.

— К… когда? — выдохнула она, резко вставая.

Разум отказывался верить в то, что говорил Нейман. Его слова казались какой-то абракадаброй, проносящейся мимо сознания и не задевающей его. Но сердце — оно поверило сразу и безоговорочно. Замерло, пропуская один удар, а потом пустилось в пляс, отбивая бешеный ритм.

— Не так быстро, как хочется, — усмехнулся Нейман, усаживая девушку обратно. — Сначала ему придется пройти несколько процедур и подписать кое-какие документы. Да и нам с вами тоже.

— Что? Какие процедуры? — охваченная волнением, она не вполне понимала, о чем идет речь.

— Тест на отцовство. Если будет доказано, что Лукаш Каховский отец вашего ребенка — суд аннулирует ходатайство Догерти и назначит вашим опекуном Каховского. По закону он имеет право опекать вас, пока ребенку не исполнится три года.

— А потом?

— Потом вы можете потребовать апелляцию и стать полноправным членом общества.

Он еще что-то говорил, но Ева уже не слышала и не слушала. Она думала об одном: Лукаш жив. Он не умер. Не погиб. Не пошел на дно вместе с катером. И она скоро увидит его.

Разве могло быть сейчас что-то более важное для нее? Но одна тревожная мысль пробилась сквозь розовый туман, уже застилавший сознание.

— Подождите, — Ева ухватилась за нее, чувствуя в словах Неймана скрытый подвох, — а что дальше? Меня не пустят на материк с ребенком-вером, а возвращаться в руки Андрулеску я не хочу. И Лукаш тоже вряд ли захочет…

Улыбнувшись, доктор подсунул ей бумагу, которую держал в руках в тот момент, когда она вошла в его кабинет.