Божественное вмешательство (СИ) - Красников Валерий "Альтер Эго" - Страница 35

Искать командира он отправился не сразу. Прежде обстоятельно расспросил солдат о том, что произошло в его отсутствие. Мариус пока не понимал, хорошие новости он узнал или плохие: солдаты Септимуса взяли в жены сабинянок, строят себе дома в Риме, а сам Септимус Помпа породнился с эмбратуром сабинян — Саллюстием, взяв в жены его шестнадцатилетнюю дочь Фелицию.

Отец встретил Мариуса прохладно, но когда узнал, что Прастиний потерял легион, а никому неизвестный младший центурион Септипус Помпа по выбору солдат стал легатом, задумался. Обстоятельства заставили его принять решение уже на следующий день после встречи с сыном. В Этрурию всего с одной манипулой солдат вернулся Прастиний. Старший Мастама собрал у себя в доме сенаторов Квинта, Лепида, Катуллу и многих других, обычно поддерживающих его мнение в сенате.

Слава Богам, заговорщикам удалось найти Спуринию. Дочь отравленного сенатора пообещала дать клятву в храме, что видела, как консул подсыпал яд в кубок Спуриния. А вечером, когда сенат собрался, чтобы выслушать Прастиния, Лепид, поднявшись с лавки, закричал: " Убийцу к ответу!"

Прастиний готовился к речи, полагая, что сможет оправдать разгром своих легионов, услышав Лепида, вздрогнул, скорее, от неожиданности. Но когда закричали Мастама, Квинт и еще с десяток голосов, он понял, что к ответу призывают именно его.

Что-то сломалось в груди, гнев, дающий отвагу и силу, на этот раз уступил страху, Стало трудно дышать. Прастиний пытался крикнуть в ответ: "Слово!" — но смог только хрипеть.

В атриум фурией влетела Спуриния. Никто не смог ей помешать отомстить за смерть мужа и отца. Она снова и снова колола кинжалом тело Прастиния до тех пор, пока Мастама не остановил ее.

Когда Спуринию увели солдаты, Мастама выступил перед сенаторами с речью:

-Больше всего желал бы я, отцы сенаторы, чтобы ничто не нарушало спокойствия в государстве или, по крайней мере, чтобы перед лицом опасности на его защиту встали самые решительные люди; я хотел бы, наконец, чтобы дурные дела обращались против тех, кто их замыслил (из речи Луция Марция Филиппа в сенате). О благие боги, до сих пор защищающие этот город, хотя сами мы перестали о нем заботиться! Прастиний, самый отъявленный из всех негодяев, — о нем нельзя даже сказать, более он гадок или труслив, — имел войско, и, ранее вызывавший страх, теперь внушает презрение. Вы же, склонные ворчать и медлить, внимая болтовне и ответам прорицателей, не защищаете мир, а всего лишь хотите его и не понимаете, что мягкость ваших постановлений умаляет ваше достоинство и ведет всех нас к безвластию.

Так обвинил он сенат в бездарном управлении и услышал в ответ от Апия:

— Что делать нам, если легионы разбиты, а враги на пороге дома?

Тогда Мастама и сообщил Сенату о подвиге Септимуса Помпы. Ему даже не пришлось поведать ни о гарнизоне, что послал Помпа на Ильву, ни о патронате новоявленного легата над Тарквиниями. Умело играя на страхах отцов города, Мастама получил согласие на консульство для Септимуса Помпы, а для себя председательство — senatus consultum (большинством голосов и никем не было опротестовано).

Вспоминая рассказ отца, Мариус размышлял, не навредит ли Септимусу сближение с сабинянами? Остановив коня, он развернул послание консулу Септимусу Эмилию Помпе от сената Этрурии, прочел: "... пусть консулы примут меры, чтобы государство не потерпело ущерба (dent operam consules, ne quid res publica detrimenti capiat)".

"С такими полномочиями он может делать все, что захочет, лишь бы ноги врага не было на земле Этрурии", — решил Мариус и, спрятав свиток в тубус, пустил коня шагом. До Квиринале оставалось совсем немного.

Если дома у стены большей частью стояли уже под крышами и выглядели привычно, то тут, в долине у форума, заложенные фундаменты могли сравниться размерами разве что с храмами в Этрурии. Да и на участках, размеченных колышками, мог разместиться не один дом нобиля тусков.(Нобилитет от лат. nobilitas — знать — в Древнеримской республике правящее сословие рабовладельческого класса из патрициев и богатых плебеев. Нобилитет пришёл на смену родовой знати — патрициям. К началу III века до н. э. у нобилитета оказалась вся полнота государственной власти).

Наконец Мариус увидел Септимуса и Руфуса. Они сидели за низким столиком прямо на улице и наблюдали за работой строителей, степенно попивая вино. Руфус первым заметил Мариуса и поднял кубок, приветствуя возращение друга. Септимус ответил тем же, но, почувствовав что-то, обернулся и не смог усидеть на месте. Он с нетерпением ждал возвращения Мастамы, готовясь к худшему. И утешал себя тем, что и без одобрения сената теперь он обладает достаточным влиянием и силой, чтобы позаботиться о себе, друзьях и солдатах.

— Аве консул! — выкрикнул Мастама, спешиваясь.

— Тебе удалось задуманное! — переживая невероятное облегчение, Септимус обнял друга. — Пойдем же к столу! Утоли жажду и расскажи нам обо всем.

Мариус, напившись вдоволь, с азартом вдохновенно поведал друзьям историю смерти Прастиния и назначения консулами Мастамы-старшего и Септимуса.

— Спуриния наказана? — от этой мысли помрачнев, спросил Септимус.

— Нет, что ты! Кто бы позволил наказать вдову и отомстившую за отца дочь из патрициев? Ее отправили в поместье, подальше от разговоров и пересудов. Что дальше, Септимус?

— Я так рассчитывал на то, что ты мне расскажешь об этом, — Септимус ответил с улыбкой, будто извиняясь. — А пока взгляни вот туда, — он указал рукой на свободный участок за своим домом. — Тут ты построишь для себя дом.

— Спасибо друг! Эта земля — целое состояние!

— А вот мой дом, совсем рядом! — не удержался Руфус. Схватив Мариуса за пояс, потащил показывать участок и первые ряды кладки на фундаменте.

Умудренный жизненным опытом предводитель сабинян Саллюстий должно быть хорошо знал историю своего народа. Пока солдаты-этруски, отложив скутумы и пила, взялись за кирки и лопаты, в строящийся Рим с каждым днем приезжало все больше и больше женщин-сабеллок (самоназвание; племена марсов, марруцинов, пелигнов, вестинов, которые все вместе известны под общим именем сабеллов). Они знали, чего хотели. Встревоженные центурионы не раз докладывали Септимусу о настроениях подчиненных. Многие из них захотели взять в жены именно сабинянку. А после того, как Септимус женился на дочери самого эмбратура, хоть этот брак по большей мере явился демонстрацией дружбы между народами и залогом военного союза, удержать лавину свадеб уже не рискнул никто.

План Саллюстия удался: теперь получив и женщин, и землю, туски не только возведут стены, храмы и дома, но и будут защищать их. В свою очередь, и Септимус, хоть и не был рожден в семье патриция, но выгоду от такого союза видел: Клузий, Перузия, Тарквинии дали солдат и обязательства в обмен на защиту; контроль над рудниками Ильвы позволял диктовать условия Популонии; Рим и военный союз с сабинянами сделали его, Септимуса Эмилия Помпу, очень влиятельным человеком. Он ждал вестей из Умбрии. Если эквы Мамерк и Нумерий приведут велитов, то Септимус тут же намеревался занять Остию. И пусть тогда Лавиниум, Арея и Ариций, Анций, Лаций и Капуя попробуют оспорить его решение силой оружия. Теперь же, получив от сената Этрурии консульство и призыв гарантировать Этрурии мир, Септимус стал сомневаться. "Может, стоит вначале собрать легионы в Популонии, Пизе, Ареции, Капене, Фалерии и Цере?" — размышлял он, пока Руфус занимал Мариуса Мастаму.

Мамерк и Нумерий явились, когда их уже ждать перестали. Они привели полторы тысячи велитов из Умбрии (умбрийские племена за исключением разве, что осков, отождествляли себя с этрусками).

На холмах Рима распустились цветы, Септимус, все чаще выходя на двор, отдавал предпочтение тунике, радовался ранней весне.

С приходом весны римляне стали испытывать нужду в хлебе и мясе. Порции каши из нута, гороха и ячменя с каждым днем становились все меньше и меньше, а сыры, регулярно доставляемые из Этрурии зимой, уже как месяц закончились. Велитов кое-как расквартировали, но обеспечить новоприбывших едой город не мог.