Божественное вмешательство (СИ) - Красников Валерий "Альтер Эго" - Страница 34

— Командир, пошли меня и Мамерка в Умбрию. Мы напомним горцам о долге перед Этрурией и приведем тебе тысячу велитов.

Услышав такое обещание от никчемного эква, обычно думающего только о девках и вине, Септимус махнул рукой, соглашаясь.

— Разливай, Руфус! Выпьем за дружбу!

— Это дело! — Руфус с удовольствием взял на себя обязанности виночерпия.

— Прокулус, пригласи за наш стол офицеров легиона. Повеселимся сегодня от души!

— И вексиляриев не забудь. Давайте отметим столь славное начинание! За консула Этрурии Септимуса Помпу, нашего брата! — осушив залпом кубок, Руфус отправился за вином в подвальчик отошедшего к богам префекта крепости.

К утру в крепости все еще пировали. Правда, многие не знали, за что именно их новый командир выставил так много вина. В эту ночь имя Септимуса Помпы не произносили разве что спящие.

К вечеру следующего дня двести солдат под командованием старшего центуриона первой манипулы второго легиона Этрурии Гнея Публия выступили к Популонию, из порта которого, они поплывут на Ильву. Для тамошнего префекта у Гнея имелся свиток, опечатанный печатью префекта Гая Велия. Он якобы писал по поручению консула Прастиния, который для защиты рудников и порта в нынешнее смутное время посылает лучших своих солдат.

Еще через день и крепость обезлюдела: второй легион по Аппиевой дороге ушел к Тарквинии — городу царей Этрурии. (В Древнем Риме род этрусского происхождения, к которому принадлежали цари Тарквиний Приск и Тарквиний Гордый).

Неприступные стены, огромный акрополь, широкие улицы, вымощенные булыжником, оливковые рощи вокруг и в самом городе — таким увидел Тарквинии Септимус.

Еще вчера Этрурия казалась ему цитаделью цивилизации и могущества. Сегодня в компании отцов города, по большей мере богатых торговцев, он восхищался величием Тарквинии. И задумался о том, что именно Тарквинии заслуживают быть главным городом в Этрурии.

Септимусу не пришлось прибегать ни к уговорам, ни к силе. Он даже сохранил казну легиона в неприкосновенности. Отцы города, напуганные войной и желая избавиться от бездельников, не только собрали и вооружили для Септимуса две тысячи человек, но и щедро заплатили. Правда, в обмен на обещание выступить к развалинам Рима и договориться с сабинянами о вечном мире.

Седьмой сын разбогатевшего плебея, однажды избранного квестором (помощником консула) — Септимус, считавший невероятной удачей носить знаки отличия младшего центуриона, сейчас одетый в белоснежную тогу с пурпурной каймой, подаренную отцами Тарквинии, поднимаясь по ступеням храма Юпитера, размышлял о данном обещании: "Где ты сейчас, Мастама? Все по-твоему вышло. Но ты не сказал мне, как договориться с сабинянами. Может, дождаться вестей из Этрурии, а потом выступить на них?"

Помолившись по привычке Тину, Септимус смирился: к сабинянам он пойдет с миром, но не сам. У храма его ожидал Нума Помпилий, весьма уважаемый в Тарквинии человек. Выйдя к нему, Септимус радушно улыбнулся и сказал:

— Иногда Боги отвечают нам.

Нума искренне заинтересовался и, склонив голову набок, позволил себе спросить:

— Да прибудет с вами благословение Юпитера! Какую мысль Он вложил в вас?

— Я солдат, не политик, — Септимус задумался, а Нума закивал, соглашаясь. — Я умею сражаться, а не договариваться, — искусного торговца Нума Помпилия от такой преамбулы бросило в жар. — Вот я и подумал, а что, если с моими солдатами к сабинянам отправится такой человек, как вы?

— Наверное, близость к храму оказывает воздействие на нас обоих. Мне почему-то предвиделось, что я услышу от вас именно это, — грустно улыбаясь, ответил Нума.

— Я обещал мир! И я хочу мира. Но я не политик, — попытался оправдаться Септимус, чувствуя, что его предложение воспринято без энтузиазма.

— О чем вы собирались договориться с сабинянами лично для себя? — спросил Нума, став вдруг очень серьезным.

— Патронат над Остией, — не задумываясь, ответил Септимус.

"А этот легат не промах!" — подумал Нума и, увидев выгоду в намерении командующего легионом Этрурии, позволил себе поторговаться.

— В случае успеха нашей миссии, могу ли я рассчитывать на должность для моего человека в порту Остии?

Септимус был готов на что угодно, только бы избавиться от бремени самому вести переговоры с сабинянами.

— Конечно, уважаемый Нума. Я и сам хотел тебя просить о таком одолжении, но полагал, что две просьбы — это слишком много, — Септимус всего лишь хотел произвести впечатление вежливого человека, но, наверное, сегодня Боги покровительствовали ему.

Услышав такой ответ, Нума решил быть честен с ним.

— Я поеду с вами. И не говорите мне больше о том, что вы не политик, — он искренне рассмеялся своей шутке.

Септимус не поняв причины, вдруг так развеселившей почтенного Нума, рассмеялся просто за компанию.

Легион шел от Тарквинии к Риму всего два дня. Септимус Помпа, наконец, понял, зачем нужны дороги. Не будь Аппиевой, идти им пришлось бы дней пять.

Нума отказался от повозки и мужественно провел всю дорогу на спине лошади, чем заслужил уважение Помпы. Сам Септимус все еще страдал, передвигаясь верхом. Зато разговоры в пути с Помпилием оказались весьма полезными. Септимус узнал много нового о народах, торговле, морских путях и кораблях.

Рим они увидели в лесах и стропилах. Сотни повозок с деревом и камнем стояли брошенными. Люди, напуганные приближением солдат, разбежались. Септимус приказал ставить лагерь сразу же за валами.

Кавалеристы отправились на разведку, чтобы разузнать, где укрылись строители и почему сабиняне не защищают их.

Этруски едва успели загнать на валы повозки, как вернулись разведчики. Они сообщили, что тысяча всадников-сабинян скачет к Риму. Услышав эту новость, Септимус улыбнулся, представив, что ожидало бы их, реши он дать сражение. Но тут же его лицо омрачилось: "Как их остановить?" Эта мысль пока не нашла ответа. Септимус решил поделиться тревогой с Нума, но не нашел его.

Когда солдаты построились в каре, а взволнованный Септимус уже который раз спешился, готовясь встать за линию щитов, появился Нума. Он спокойно шел по дороге, помахивая веточкой лавра. Не успел Септимус выдохнуть, как появились сабиняне. Объехав безмятежно шествующего Нума и обнаружив перед собой столь грозного противника, они отошли, на этот раз прихватив с собой и Помпилия.

Один из всадников, не церемонясь, взгромоздил его на холку своего коня, уложив перед собой. Помпилий, размахивая веточкой, терпеливо отнесся к такому обращению с собой. Правда, кричал он при этом так громко, что его услышал даже Септимус. Сабиняне, наконец, тоже услышали: всадники остановили коней, сняли с лошади Нума и спешились сами.

Помпилий поправил тогу, сказал что-то предводителю сабинян, вручив тому ветку. И они вдвоем направились к валам, где по-прежнему этруски стояли в боевом порядке. Септимус отдал приказ поставить скутумы к ноге и неторопливо пошел навстречу парламентеру.

Предводителем у сабинян оказался сам эмбратур (предводитель, избиравшийся на время войны) Саллюстий. О мире договорились тут же, а когда Септимус завел речь об Остии, Саллюстий простодушно заверил, что не имеет никаких видов на этот городок, что, мол, сабинянам — пастухам и пахарям — море не нужно. А потом добавил, что сейчас в Остии заправляют латины из Ариция. И что если солдаты Септимуса возьмут Остию силой, лично он, Саллюстий возражать не станет, а вот Лавиниум и Ардея могут прислать Остии помощь.

Септимус — сама непосредственность — поинтересовался, поможет ли ему эмбратур покорить и Лавиниум и Ардею, а, может, и Ариций.

Саллюстий ответил просто:

— Если сам Септимус Помпа решит, что это дело ему по силам, то отчего не помочь?

Мариус Мастама скакал по широкой улице Рима к холму Квиринале (старый Капитолий (Capitolium vetus), по преданию — древнее святилище сабинов, находившееся на холме Квиринале). Там он рассчитывал найти Септимуса Помпу. Еще подъезжая к Риму, Мариус увидел строящееся стены и дома, но по-настоящему он удивился, когда узнал, что новоиспеченный консул Этрурии лично надзирает за строительством собственного дома в Риме.