Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 91

— Удачи вам, господин герцог, — шепнул Сорель, проходя мимо, и улыбнулся так язвительно, что Эдмона передернуло.

— Научитесь уже держать себя в руках, Сорель, — прошептал он в ответ. — Я же знаю, чего от вас ожидать.

— Но не знаете когда, — это было последнее, что он услышал. Было время выходить на старт.

***

Все затихло. Над ареной повисла тишина и ожидание. Кони нетерпеливо рыли копытами землю, жокеи ерзали в седлах. Ида поднесла к глазам маленький бинокль и навела его на Эдмона. Он спокойно опустил поводья и только прикусил нижнюю губу, взглядом измеряя расстояние до поворота. Судья поднял руку с револьвером. Ожидание стало ещё более напряженным. Казалось, прошла целая вечность с этого момента и до того, когда судья, плотный сорокалетний мужчина, нажал на спусковой крючок. Все участники сорвались с места. Жокеи не переставая, как сумасшедшие, хлестали по бокам своих коней. Пыль клубами поднималась над ипподромом и в этом серо-коричневом облаке нельзя было разобрать кого-то одного. Ида замерла в напряжении: всадники приблизились к первому барьеру. Эдмон уверенно шёл первым, чувствуя, как соперники, как будто нарочно, выдавливают его вперед.

Что же пошло не так, не успел понять никто, даже Эдмон, являвшийся непосредственным участником этого действа. Агат, преодолев первый барьер, рассерженно взвизгнул и резко, неуклюже, упал на колени передних ног, едва не падая на бок. Дюран, вцепился в поводья, надеясь, что если он будет падать, то нога не застрянет в стремени, а рука не запутается в поводе, и не случится других неприятных вещей. Агат вскочил, так же резко, как и упал, и, взбрыкнув задними ногами, и помчался вперёд.

На этот раз удержаться Эдмону было не суждено. Перед глазами быстро промелькнула черная грива Агата, его передние ноги, приближающаяся земля и вся правая сторона тела буквально онемела от боли. Вокруг раздавался оглушительный грохот, мимо неслись другие всадники, и казалось никого не волновало то, что чья-нибудь лошадь может пройтись по упавшему.

Перед глазами плыло, в ушах стоял непрекращающийся шум. Дюран попытался подняться, невидящими глазами осматривая арену ипподрома. Правое плечо горело от боли, пошевелить же рукой казалось ему адской пыткой. Проведя рукой по лицу, Эдмон посмотрел на белоснежную перчатку, на которой было расплывчатое красное пятно. Из носа и разбитой губы шла кровь. К горлу снизу медленно подступал ком и это легкое ощущение тошноты было ещё хуже боли в плече.

Ида сидела с неподвижным лицом, сжимая веер так, что побелевшие ногти вонзились в ладонь. Не в силах отвести глаз от завесы ещё не осевшей пыли, она смотрела туда, где мгновение назад пронеслись разгорячённые скачкой лошади. Тысячи мыслей пронеслись в её голове за одно мгновение. Даже Клод, который старался сдерживаться, побледнел и сидел, сильно подавшись вперед. Моник, онемев от ужаса, вцепилась в руку сидевшего рядом Жерома с такой силой, что, казалось, была готова сломать её.

Казалось, весь ипподром замер. Всё внимание было приковано к упавшему, о тех, кто ещё оставался в седле напрочь позабыли: главный фаворит не часто вылетал из седла на первом барьере. Агат, ещё несколько мгновений мчавшийся вперед, остановился, почувствовав, что потерял всадника и, пропуская поток своих рвущихся к победе собратьев, спокойным шагом вернулся к хозяину. Эдмон уже пришел в себя и быстро поднялся на ноги, отвергая помощь подоспевших служащих ипподрома. Неровным шагом он подошел к коню, обхватывая его морду, и прижимаясь к ней лбом. Внезапно, словно что-то увидев, он отпрянул от коня и, шатаясь, направился к барьеру, указывая на что-то рукой и шевеля бледными губами. Всем стало ясно, что он хотел сделать, в то мгновение, когда Эдмон резким движением поднял с земли конец тонкой веревки. На трибунах поднялся шум, все переглядывались, женщины охали, мужчины возмущались, высказывая различные догадки — словом, происходило то, что происходит всякий раз, когда случается что-то из ряда вон выходящее. Кто-то грешил на нечистых на руку соперников, кто-то говорил, что герцог де Дюран подстроил это сам, дабы очернить своего главного противника — Сореля. Но все сходились в том, что этот скандал прекрасно разбавил светскую скуку, царившую везде.

***

Самая ожесточенная война велась, как всегда, за кулисами представления. Эдмон всё же добился отмены результатов заезда, доказав явное нарушение и, что не менее важно, что это было направлено против него, и теперь работники ипподрома проверяли все барьеры на круге. Повторный заезд был назначен сейчас же.

Отвергнув помощь врача и сказав, что он не собирается ходить с ужасной повязкой на голове, Эдмон уселся на скамью в ожидании заезда и огляделся вокруг. Все его соперники были здесь, несколько разочарованные, но полные надежды. Сорель, конечно же, предпочитал не показываться, поэтому Эдмон лично отправился на его поиски. Найти виновника скандала, так взбудоражившего общественность, не составило труда — Сорель отсиживался за конюшней. Когда Дюран подошел к нему, тот сидел на каких-то ящиках, подперев голову руками, и не обращал ни на что внимания.

— Значит, вы решили играть грязно, Сорель? — голос Эдмона звучал как никогда презрительно.

— Я здесь ни при чем, Дюран, — устало ответил Сорель, поднимая глаза на соперника.

— Вы думаете, я вас не знаю? — тем же тоном ответил Эдмон. — Чья это была идея, ваша или барона?

— Я ни при чем здесь! — с гневом в голосе воскликнул Сорель.

— Конечно, ни при чем. Не вы же натянули над барьером веревку, — усмехнулся Дюран и, понизив голос и нагнувшись ближе к своему сопернику, проговорил, — Послушайте меня, Сорель, вы зря это затеяли. Вас обвинят в первую очередь. И вас, и вашего покровителя. Я уверен, уже обвиняют. Но я не буду вам мстить. У вас нет репутации, которая могла бы пострадать, а вот у барона она есть. И он будет весьма расстроен и, я думаю, на вашей жизни это отразится.

— Я вам не провинциальная барышня, Дюран, — Сорель вскочил и окатил соперника полным презрения взглядом. — Я знаю эту жизнь не хуже вас и знаю, как не вылететь из седла, когда тебе ставят подножку.

— Только не пропустите вторую подножку от радости, что миновали первую, — губы Эдмона тронула легкая ироничная улыбка. — До встречи на старте, Сорель.

И легко, тоже несколько иронично, поклонившись, он направился к конюшне, где стоял Агат, нетерпеливо перебирающий ногами и тоже жаждущий справедливости.

***

Ипподром не замолкал ни на секунду. Все беспрестанно переговаривались, делясь подозрениями. Сторонников первой версии, о причастности Сореля, было куда больше, но приверженцы второй, о виновности самого герцога Дюрана, вели себя более ожесточенно. Барон Дюпен предпочитал воздерживаться от комментариев и на вопросы о своей причастности отвечал лишь резкой и натянутой улыбкой, как бы говоря, что он здесь ни при чем и те кто не верит в его непричастность могут гореть в аду. У линии старта и у барьеров изредка пробегали служащие ипподрома, перебрасывать короткими фразами. Наблюдать за всем этим с высоты своих мест и не участвовать было несколько скучно. Ида, отбросив светские условности и пользуясь тем, что её место было несколько в глубине ложи, сидела, уронив голову на руку. Моник безотрывно и, казалось, без смысла следила за ареной. Жером вальяжно откинулся на спинку кресла и высказывал своё мнение несколько в пустоту, так как его почти никто не слушал. Клод только что вернулся из-за кулис представления, где он беседовал с Дюраном и теперь просто не сводил взгляд с Жозефины, которая что-то возбужденно доказывала какому-то молодому человеку.

— Что тебе сказал Дюран? — внезапно обратился к брату Жером, прерывая свои рассуждения. Клод слегка вздрогнул и, повернув голову, ответил:

— Что он в порядке и что сейчас будет повторный заезд, который он намерен выиграть.

— А по поводу происшествия? — уточнил Жером.

— Что просто так он это не оставит, хотя и так все понятно, — Клод снова устремил взгляд на Жозефину. Жером вздохнул и посмотрел на арену.