Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 171

Каждый из них понимал, что они никогда не смирятся с произошедшим и никогда не смогут об этом забыть. Догадки и подозрения могли оставаться догадками и подозрениями, но от признания уже нельзя было так легко отмахнуться. Делать вид, что ничего не случилось и убийство брата для них ничего не значит, было неправильно. Наказывать несчастную сестру, которая в силу молодости допустила множество ошибок, способных разрушить её жизнь, было невыносимо. Родственные чувства одновременно требовали и справедливости, и отказаться от неё.

***

Ее обвиняли в преступлении. И не просто в преступлении, а в убийстве собственного брата. И обвинял не кто иной, как герцог де Дюран, человек, которого она так трепетно любила. И обвинял с уверенностью в собственной правоте, показывая эту невесть откуда взявшуюся у него перчатку, и требуя её молчания в обмен на собственное. Но не это волновало младшую Воле, которая лежала в своей спальне на “Вилле Роз” и злым, неподвижным взглядом глядела в потолок.

Её волновало то, что герцогу Дюрану хватило ума, чтобы сделать несложные логические выводы из наблюдений, и то, что Ида и Клод знали, хоть и не подавали виду. Они все ждали удобного момента, чтобы обернуть своё знание против неё, и ей нужно было приложить все силы, чтобы убедить окружающих в том, что это клевета. Общество, особенно местное, было падким на невероятные сплетни, и никто не утруждал себя проверкой и сопоставлением фактов. Все верили на слово в самую дикую ложь, какой бы невообразимой она ни была. Для того, чтобы собирать людей в своих гостиных годились любые слухи, и её репутация вряд ли станет спасением. Даже, возможно, наоборот, лишь породит ещё больше домыслов.

Моник до сих пор не могла понять, как она позволила себе столь неосторожную фразу, которая и стала её признанием. За неосмотрительно оброненную перчатку она и вовсе себя проклинала. Никакие утешения Жюли, которая выбежала из дома следом за ней, и невнятные извинения от Клода, Иды и даже герцога Дюрана, не могли её успокоить. Все вокруг знали правду и делали вид, что не имеют ни малейшего представления о произошедшем. Правда была сильным оружием в умелых руках, а она сейчас была окружена волками и загнана в западню.

Со злостью младшая Воле думала о том, что ни у кого не вызовет удивления то, что Ида является любовницей Дюрана. По крайней мере, правда о её собственной жизни затмит эту мгновенно. Теперь отомстить Иде за годы унижений было куда сложнее. Не столько, потому что она была под защитой Дюрана, сколько потому, что она могла и сама нанести удар в ответ. Но отказываться от исполнения своего плана Моник не собиралась, хоть теперь это должно было занять чуть больше времени и к разоблачению сестры нужно было приложить чуть больше сообразительности. С детства она считала, что лучшая часть чужой тайны — это её огласка. Как заключительный акт представления, когда все, стараниями героев, приходит к логической развязке и злодея настигает кара за все его деяния и прегрешения. Моник желала справедливости, такой, какой она была в её представлении.

Комментарий к Глава 50

Да, очередной юбелейчик, на этот раз в пять сотен страниц.

Глава, правда, шла ужасно тяжело и вышла не вполне по изначальной задумке, но все же лучше, чем ничего)

========== Глава 51 ==========

***

Со дня смерти Жерома прошел месяц. Марнское общество негромко шепталось в гостиных, бросая многозначительные взгляды на теперь уже единственного представителя семьи Лезьё в Вилье-сен-Дени. Все старательно пытались сделать вид, что всё произошедшее лишь дурной сон, но, словно полагаясь на никогда не подводившее чутьё, ждали продолжения трагедии.

И трагедия готова была продолжаться. Косые взгляды и приглушенный шепот действовали на Клода угнетающе. Да, он держался безукоризненно, если ему случалось все же выйти в свет, но последние мосты уже готовы были рухнуть, а Рубикон был перейден только в одну сторону. Все больше и больше Клод отдалялся от общества, запираясь в доме, из-за чего каждое его появление в городе вызывало ещё больше косых взглядов и ещё более приглушенный шепот. Впрочем, в доме Клод тоже практически не появлялся, предпочитая проводить время на берегах Марны в компании своих ястребов. Застать его в поместье почти не представлялось возможным, а найти где-то среди лугов и вовсе казалось невыполнимым. Ида, Эдмон и даже Жозефина де Лондор безуспешно дожидались его в гостиной часами, иногда вместе, иногда по отдельности, но с одинаковым упорством. Эти встречи были пропитаны неловкостью, как губка водой, но никто не собирался отступать. Управляющий лишь обреченно разводил руками и говорил, что господин Лезье уехал почти на рассвете и вернется, вероятно, к полуночи, и поражался глупому постоянству друзей своего господина, которые каждый день надеялись на чудо его возвращения.

Первой, по обыкновению, уходила Жозефина, которая старательно хранила в тайне свои посещения Клода. С трагическим вздохом она поднималась с дивана и, шурша шелковыми юбками, уходила, оставляя на каминной полке маленький квадратный конверт. Читал ли её небольшие, ободряющие послания Клод, она не знала, но к следующему её визиту конверт с каминной полки исчезал. После короткого, но доброжелательного прощания, когда дверь за мадемуазель Лондор закрывалась, в гостиной воцарялось напряженное молчание. Иногда, почти сразу после Жозефины, уходил и Эдмон. Правда, через несколько часов он возвращался, растрепанный и разгоряченный быстрой скачкой, но всякий раз в одиночестве. На безмолвный вопрос, мелькавший в потухших глазах виконтессы Воле, он отвечал отрицательным покачиванием головы и, тяжело вздыхая, откидывался на спинку кресла, закрывая глаза, или опускал голову на руку.

Говорили здесь мало. Ответственность за темы для бесед по какому-то негласному соглашению лежала на Жозефине, поэтому с её уходом гостиная становилась похожа на заброшенную, давно не обитаемую комнату. Для усиления впечатления не хватало лишь многолетнего слоя пыли, истертой мебельной обивки и потускневших зеркал. Ида даже ловила себя на мысли, что начинает проникаться какими-то теплыми чувствами к этой девушке, которая, из каких-то своих соображений, но все же испытывала симпатию к её брату. Если Жозефина и желала завоевать расположение виконтессы Воле, то путь она, сама того не зная, выбрала самый верный: ничто не могло расположить Иду к человеку так, как хорошее отношение к дорогим для неё людям. Конечно, до заключения мирного договора было ещё далеко, но огонь соперничества, в который не подкидывали дров, начинал постепенно затухать.

Ида покидала дом своего кузена поздно вечером, оставляя герцога Дюрана нести этот бессмысленный, добровольный караул. Терпение Эдмона, который оставался ждать Клода даже за полночь, впрочем, всегда вознаграждалось. Клод являлся обыкновенно усталым и измученным и, едва взглянув на друга непроницаемым стеклянным взглядом, уходил к себе. В таком состоянии он был совершенно непригоден для чего бы то ни было, поэтому разговор вновь откладывался до следующего раза. В эти минуты Дюран всегда радовался тому, что ни Ида, ни Жозефина так ни разу и не застали возвращения Клода: слишком уж отличался тот человек, что переступал порог дома от того человека, которого они ждали.

Одиночество сводило Клода с ума, но он искал его настолько упорно, что оставалось надеяться на то, что он понимает, чем оно может для него обернуться. И тем удивительнее было то, что он, избегавший встречи со всеми, кто пытался ему помочь, явился на «Виллу Роз» с таким видом, словно принял решение объявить кому-то войну. Истина, впрочем, была не так далека от впечатления, которое он производил. Едва увидев его, Ида поняла, что привело его сегодня к ней. Она, вопреки всему, даже не испытала радости от встречи, которой с таким упорством искала. Будь рядом с ней Жозефина или даже герцог Дюран, Клод никогда бы не завел разговор, для которого он сейчас приехал на «Виллу Роз». Но беседа один на один была рассчитана на полную откровенность и, в первую очередь, на откровенность самого Клода.