Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 116

— Святые угодники, что я слышу? Сама порядочность и честность современного общества предлагает мне дать взятку.

— Какая уже разница, — отмахнулся Лезьё, пропуская мимо ироничный укол.

— Клод, этот процесс превратят в настоящий фарс с девизом «равенство перед законом», — покачал головой Эдмон. — Мне легче пережить этот суд, чем договариваться с тем, кто может его предотвратить. К тому же, из тюремной камеры это делать крайне неудобно, а мои родственники предпочли от меня откреститься, как делали всякий раз, когда я попадал в какой-нибудь скандал.

— Я вполне мог бы заняться этим, — решительно заявил Клод.

— Ты — воплощение общественной совести, — назидательным тоном ответил Дюран, — И единственный человек, которого я, кажется, не смог испортить своим влиянием.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Что ты будешь спокойно ожидать того момента, когда тебя вызовут в суд как свидетеля защиты. Этим ты мне поможешь куда больше, чем попытками дать кому-то денег, — закончил свою речь Эдмон и оглянулся на охранника за спиной. Время свидания выходило.

— Хорошо, — коротко бросил Клод, быстро пожимая руку друга через решетку. Он, конечно же, лгал. Разумеется, он не собирался, да и не мог, сидеть, сложа руки и ждать суда, когда его лучший друг был в тюрьме. Предприимчивый мозг Клода уже работал в поисках наиболее подходящего решения и Эдмон, судя по усмешке, с которой он отошел от решетки, прекрасно это понимал. Впрочем, и у него самого уже зрел в голове план.

***

Вернувшись в отель так же пешком, Клод зашел в свой номер и, сняв мешавший сюртук, бессильно упал в кресло. Что делать он не знал. Дать взятку действительно казалось ему самым простым и очевидным решением, но как только он задумывался о том, сколько денег на это должно было уйти, и какой за этим должен был последовать скандал, ему становилось дурно. В том, что предстоящий процесс будет превращен в фарс, Эдмон был прав, и Клод это прекрасно понимал. От всех этих мыслей, к которым примешивалась и полная напряжения бессонная ночь, в голове царил совершенный хаос.

Подумав о том, что ему нужен более беспристрастный взгляд на ситуацию, Лезьё медленно перебрался из кресла за бюро в углу и написал брату необычайно путаное письмо, в конце которого, как и предполагал Жером, была просьба приехать в Париж при первой возможности. Запечатав конверт с эмблемой отеля, Клод снова пододвинул к себе чистый лист бумаги и замер над ним, думая о том, стоит ли писать ещё и Иде. Рассудив, наконец, что его кузине судьба герцога Дюрана не столь интересна и не вызывает такой бури переживаний, как у него Клод отложил перо и, медленно встав, направился к кровати. Ему нужно было поспать, потому что сейчас он чувствовал себя совершенно разбитым.

Резким движением сорвав с шеи душивший его галстук, Клод, не раздеваясь, повалился на шелковое покрывало, причем поперек кровати, и мгновенно провалился в тяжелый сон, не менее беспокойный, чем день.

***

До Парижа Клод, несомненно, доехал, и, конечно же, навестил в тюрьме своего друга, но Ида прекрасно понимала, что ей нужно лично оценить масштаб предстоящей битвы, а для этого требовалось отправиться в Париж и самой встретиться с Эдмоном. Но сделать это было не так уж и легко, главным образом, потому что её появление в тюрьме, да и сама поездка в Париж, вызвала бы сплетен. Человеку, у которого есть тайны, кажется, что любое неосторожно оброненное слово, брошенный взгляд, любое движение, могут выдать его тайну или, по меньшей мере, заронить в мысли окружающих искры подозрения. Разумеется, она всегда могла сказать, что едет к брату, который умчался в столицу при первой же возможности, но даже это вызвало бы подозрения. Особенно, если учесть, что брату она тоже не желала попадаться на глаза, как не желала приезжать к нему без специального приглашения. В конце концов, ей нужно было выдерживать свою роль в этой истории. Если бы впоследствии он узнал, что она перед процессом ездила в Париж повидаться с ним и при этом не выполнила этой цели своего визита, то можно было рассчитывать на хладнокровный, пристрастный допрос со стороны Клода. Оставалось лишь уехать тайно, но это было сделать сложно, так как пришлось бы каким-то образом скрывать свое отсутствие в течение целого дня. Жюли, конечно же, можно было ничего не объяснять, но вот для Моник требовались объяснения. Впрочем, решение пришло достаточно неожиданно.

Вечером, когда Ида спустилась к ужину совершенно спокойная, и даже несколько пугающая своим безразличием, Жюли твердо решила поговорить с сестрой. Маркиза Лондор справедливо полагала, даже знала наверняка, что теперь Ида сделает все возможное, чтобы вывести своего возлюбленного из зала суда победителем. И, судя по бесстрастному выражению лица средней Воле, она уже нашла выход. Впрочем, Жюли не пришлось ждать окончания ужина, чтобы поговорить с сестрой: Ида заговорила сама.

— Мне нужно будет съездить завтра в Париж, — холодно произнесла она, разглядывая воду в прозрачном бокале.

— Зачем? — Моник опередила Жюли с вопросом, округляя и без того большие глаза. — Неужели у нас какие-то проблемы?

— Боюсь, что проблемы не у нас, — усмехнулась Ида. — Моя поездка — всего лишь формальность. Мне нужно дать показания.

— Разве, ты их ещё не давала? — недоверчиво поинтересовалась Жюли, изучая сестру взглядом. Ни одно движение, ни один вздох не мог укрыться от её пристального взгляда.

— Давала, — спокойно кивнула средняя Воле, — но порядок судебных разбирательств, принятый в этой стране, видимо, подразумевает, что я должна повторить одно и тоже несколько десятков раз.

— И надолго ты уезжаешь? — Моник несколько испуганно переводила взгляд с Иды на Жюли. Оставаться одной в обществе немного неуравновешенной в последнее время сестры ей не хотелось.

— Полагаю, вернусь завтрашним же вечером.

Жюли мысленно усмехнулась: целого дня с избытком хватало на посещение своего любовника в тюрьме.

Несколько минут сёстры хранили молчание, нарушая его лишь звоном ножей и вилок, пока, наконец, Жюли не спросила:

— Уедешь завтра утром?

Ида еле заметно кивнула, продолжая напряженно глядеть в свою тарелку. В какой-то момент она подняла взгляд на старшую сестру и та вопросительно подняла брови. Ида прикусила губу и отвернулась, давая понять, что подозрения Жюли верны и на самом деле она едет в Париж с одной единственной целью — увидеться с Эдмоном.

***

— Ты намерена предложить ему помощь? — Жюли сидела на краю кровати в комнате Иды и куталась в шаль, хотя было достаточно тепло. Средняя виконтесса Воле, почти совершенно готовая к отъезду, аккуратно надевала перед зеркалом шляпку с плотной вуалью, которая была одной из многих мер предосторожности.

— Помощь? — горько усмехнулась она, оборачиваясь на сестру. — Чем я могу ему помочь?

Жюли пожала плечами и произнесла:

— Ты знаешь, что я всего этого не одобряю.

— Знаю, — вздохнула Ида, снова поворачиваясь к зеркалу, — но я не могу его бросить там. У него никого нет, кроме меня и Клода, Жюли. Если и мы отвернемся от него…

— Он убийца, Ида, он этого заслуживает! — негромко воскликнула маркиза де Лондор, хмуря брови.

— Он убил из-за меня, попрошу не забывать об этом, — спокойно ответила Ида, завязывая ленты шляпки.

— Это не делает его невиновным! — продолжала сердиться Жюли.

— Но снимает часть вины и кладёт её на мои плечи.

— Ты даже это готова с ним разделить? — Жюли гордо вздёрнула подбородок.

— Я всё готова с ним делить, если это нужно, — Ида поднялась и направилась к двери. Жюли хотела было пойти следом, но средняя Воле остановила её:

— Не нужно меня провожать. Я вернусь вечером, постарайтесь оставить «Виллу Роз» целой и невредимой.

Жюли попыталась улыбнуться и, проводив Иду взглядом, с усилием поднялась и подошла к окну, которое выходило на подъездную аллею, и, дождавшись, пока карета, увозившая Иду, скроется за воротами, резко задернула портьеры.

***