Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 113

— Герцог де Дюран, — Лефевр кашлянул, но Эдмон вновь его проигнорировал, — у меня есть ордер на ваш арест.

— Прекрасно, — отозвался Эдмон, не прекращая играть и Роше вновь почувствовал прилив уважения к этому красавцу. — Поздравляю, детектив.

— Я обязан доставить вас в тюрьму, где вы будете пребывать до суда, — объявил Лефевр, поднимая вверх бумагу с гербом и печатью.

— Великолепно, — снова ответил Эдмон, преодолевая один из сложнейших пассажей.

— Может быть, вы прекратите это, наконец? — Лефевра выводило из себя спокойствие этого человека и его насмешка надо всем, с чем он сталкивался.

— Господин Лефевр, это одно из красивейших произведений в своем жанре, а я не такой уж плохой исполнитель, — Эдмон непременно усмехнулся бы, но скрипка мешала это сделать. — Я могу узнать, в какую тюрьму меня отправят?

— В Консьержери, — Лефевр вскинул голову, наблюдая за реакцией Дюрана, но тот продолжал спокойно играть. Не то что бы ему было совсем наплевать на свою жизнь, но определенная степень безразличия присутствовала. Консьержери, в конце концов, считают лучшей из всех парижских тюрем, она вполне достойна наследника герцогской фамилии. Правда, мало кто из её узников вышел на свободу, большинство закончили свои дни на эшафоте. Уверенно взяв последние несколько нот Эдмон резко выпрямился и, все ещё держа инструмент у плеча, спросил:

— Я могу оставить короткую записку другу?

Лефевр неуверенно кивнул и настороженно проследил за тем, как Дюран бережно положил скрипку на её прежнее место и подошел к столу, как будто арестованный мог в любую минуту предпринять попытку к бегству. Эдмон же замер над листами бумаги, не зная, что написать. Наконец, спокойным и ровным подчерком он вывел два предложения: «Меня арестовали. До суда я буду в Консьержери». Уверенно подписав свое короткое послание, он сложил лист пополам и подозвал одну из служанок, которые маячили за дверью с любопытством ожидая развязки драмы.

— Попроси кого-нибудь доставить это господину Клоду Лезьё и побыстрее, — с божественной спокойной улыбкой приказал он, отдавая листок несколько смутившейся девушке, которая поспешила выскользнуть из кабинета. Молча проводив ее взглядом, Эдмон медленно прошел через кабинет и обойдя Лефевра и его помощника направился сквозь мрачную анфиладу комнат к выходу.

— Вы что, поедите в тюрьму во фраке и бриллиантовых запонках? — воскликнул Лефевр, быстро бросаясь следом.

— А почему бы и нет? — спокойно приподнял бровь Дюран, принимая из рук дворецкого плащ, и накидывая его на плечи добавил,- и это, кстати, топазы.

— Это тюрьма, а не светский раут! — не выдержал наконец Рено.

— А я герцог, господин Роше, — все так же спокойно парировал Эдмон. Лефевр закатил глаза, что в любой другой момент могло бы показаться несколько театральным, поражаясь ветрености всех без исключения аристократов, которых заботит лишь внешний вид, как свой собственный, так и чужой. Ему казалось это возмутительно дерзким: он пришел арестовать этого преступника, а он рассуждает о том, в каком фраке ему надлежит быть в тюремной камере и играет на скрипке. Впрочем, теперь это должно иметь мало значения, раз герцог де Дюран вскоре ответит за все свои проступки.

— Вы наденете на меня наручники или мне будут оказаны честь и доверие? — с холодной усмешкой прервал его размышления Эдмон, натягивая перчатки из серой кожи, в тон плаща.

— Вам будет оказано доверие, хотя вы этого и не достойны, — не менее гордо ответил детектив, вскидывая голову. Разумеется, дело было не в доверии, пропади оно пропадом, а в том, что заковывать наследника герцогской фамилии в наручники было бы немного нагло. В конце концов Лефевр, к величайшему своему сожалению, вел его всего лишь в тюрьму, а не на эшафот. Другими словами детектив, будучи человеком мстительным, опасался, что если Дюрана оправдают, хоть шанс и был мал, то тот припомнит ему и обвинение, и домашний арест, и наручники, и непозволительную дерзость.

Двое жандармов осторожно взяли арестованного под руки и вывели из дома. Эдмон не сопротивлялся и спускаясь по широкой лестницы «Терры Нуары», чувствовал не один десяток глаз направленных в его спину. Казалось, слуги вылезли из всех уголков дома, чтобы проводить его в этот, возможно последний, путь. Лефевр и Роше шли впереди и молчали, каждый по своему осознавая свершившийся арест. В нескольких метрах от крыльца стояла внушительная карета, видимо тюремная. При её виде Эдмон непроизвольно поежился, мгновенно прогоняя с лица беспечно-насмешливое выражение. На козлах гордо восседал жандарм, кутавшийся в форменную шинель и словно засыпавший на ходу. Карета предназначалась для Лефевра, Роше, арестанта и одного жандарма, который видимо должен был предотвращать возможные попытки побега. Второй конвоир взобрался на козлы к своему товарищу, мгновенно заводя какой-то бессмысленный разговор. Эдмона несколько грубовато втолкнули в темное пространство экипажа первым, что позволило ему тут же забиться в угол и прислонившись головой к стенке закрыть глаза. Усталость, вызванная почти бессонной ночью, давала о себе знать и сейчас ему казалось, что он готов уснуть даже на этом неудобном жестком сиденье. Дорога в Париж обещала быть долгой и тихой, потому как Роше и Лефевр явно не были настроены разговаривать в присутствии жандарма и тем более арестанта, который хоть и выглядел спящим, вполне мог притворяться.

***

Клод влетел в холл «Виллы Роз» едва соскочив коня и чуть не сбив с ног Жака, не спрашивая ни у кого разрешения, ворвался в кабинет Иды. Средняя виконтесса Воле сидела в кресле и читала, когда в её тихом и темном уголке появился взмыленный, раскрасневшийся и задыхающийся кузен. Он рухнул в кресло напротив, не снимая ни пальто, ни перчаток, ни выпуская из рук хлыста, ни поздоровавшись с ней. Закинув голову и тяжело переводя дух, он несколько мгновений смотрел в потолок. Ида молча ожидала его слов, оглядывая с ног до головы. Волосы растрепаны, золотая прядь упала на лоб, лицо бледное, мокрое, щеки покраснели, галстук сбился, воротничок рубашки помялся. Она догадывалась, какую весть он принес. Но Клод не торопился говорить. Ида решила не торопить его и, спокойно поднявшись, хотя это спокойствие давалось ей с трудом, отошла к шкафу и убрала книгу на полку. Как только она встала, Клод мгновенно вскочил, так что средняя виконтесса Воле вздрогнула от неожиданности, и сделал круг по кабинету. Последовало ещё несколько секунд тишины.

— Эдмона арестовали, — наконец выдохнул Клод. Это было единственное, что он сказал, падая в кресло, в котором раньше сидела Ида, и закрывая руками лицо. Ида побледнела и, вздрогнув, отступила на шаг. Сейчас она благодарила Бога, за то, что Клод сидит к ней спиной и не может видеть её лица за высокой спинкой кресла. Стараясь взять себя в руки, она спросила громким, но всё же дрогнувшим голосом:

— И где его держат? В Венсенском замке, конечно же?*

Клод встал и повернулся к сестре. Он был бледен, почти так же как и белоснежный воротничок рубашки.

— В Консьержери**, — негромко сказал он. Ида медленно повернулась к окну и крепко сжала в кулаке нитку жемчуга на шее.

— Ида, оттуда не выходят живыми, — Клод стоял, опустив голову. — Точнее выходят, но редко. Я пришел тебя просить… Скоро будет суд… Я знаю, ты ненавидишь Эдмона… Но ты красноречивей Шэ д’Эст Анжа*** в сто тысяч раз, если захочешь, и я прошу тебя выступить на этом процессе, как свидетельницу защиты.

— Ты мне льстишь, — ответила Ида. Она и сама желала выступить на этом суде больше всего на свете и не важно, с какой стороны, она в любом случае защитила бы Эдмона. Но теперь, когда её просит это сделать Клод, она не должна соглашаться так быстро.

— Ида, прошу тебя… — Клод рванулся было к ней, но она остановила его властным жестом и ответила:

— Я подумаю. Я бы не хотела, что бы мое имя фигурировало в этом деле.

— Ида, речь сейчас не о твоей ненависти! — воскликнул Клод. — Речь о жизни человека! Неужели ты так его ненавидишь, что готова отправить на гильотину за то, чего он не совершал?