Со мной летела бомба - Майоров Сергей - Страница 45

С криками возбуждения они ворвались в вольер. Они стремились выполнить свой план. Весь, до последнего пункта…

Когда же поняли, ошибку какого порядка совершили, было уже поздно…

Окаменев от ужаса, забыв о себе, мы с Димой смотрели на то, что происходило на ферме…

Мы смотрели и не могли сдвинуться с места. Ноги вмиг превратились в вату, и оставалось только радоваться, что они не подламываются…

Я очень терпеливый человек. Я хладнокровен настолько, что иногда даже подозреваю свою психику в несовершенстве. Собрать руками расчлененку или заглянуть в рот трупа для меня — пустяшное дело. Но сейчас впервые в жизни, хотя и совершенно без радости, сообщаю самому себе, что с психикой моей все в порядке: она может и сотрясаться, и быть ранимой…

Первым был кореец с автоматом. Вбежав внутрь, он сгоряча, не глядя вокруг, дал короткую очередь. Одна из гиен, заорав, бросилась…

Нога корейца затрещала в колене, и он закричал от ужаса и боли…

Реакции корейцев, а их было четверо, хватило лишь на то, чтобы по разу выстрелить. Уж слишком мало было расстояние между ними и животными. Тем более что бандиты бежали, и сила инерции вела их прямо навстречу страшной смерти…

В воздухе вольера стоял лишь истерический крик. И ни мне, ни Дмитрию не нужен был переводчик, чтобы понять: корейцы издают предсмертные звуки…

Не сговариваясь, мы стали стрелять в гиен. В этот момент в голову не приходила простая мысль: люди обречены. Они уже почти растерзаны, и крики ужаса начинают переходить в крики боли. Они обрывались один за другим. Люди были еще живы, они понимали, что с ними происходит, но шок болевой и шок психологический заставил окаменеть их голосовые связки…

Гиены уже волочили жертвы внутрь вольера, дрались за них и рвали на части.

А мы стреляли и стреляли, не боясь быть сброшенными в воду отдачей. Мы стреляли в гиен. Мы пытались спасти людей, которые только что хотели нас убить. Отношение к одному роду подавляло в нас чувство собственной безопасности. Мы стреляли бы бесконечно, лишь бы не слышать эти звуки разрывающейся человеческой плоти…

Несколько автоматов, кровь на песке — вот все, что осталось через минуту после того, как я приказал Верховцеву разбить на калитке щеколду.

— Уходим… — это все, что я смог выдавить из себя, пристегивая новый магазин.

Мы возвращались в два раза медленнее. Картина убийства стояла перед нашими глазами, повторяясь во всех подробностях. «Они показывали Насте, как гиены рвут барашка…» — это все, о чем я сейчас мог думать. Я чувствовал, что нахожусь в ступоре.

Закрывать за собой дверь я не стал. Ничего страшного, если гиены немного походят по дому. Мы это знаем, поэтому будем их ждать за каждым углом. А кое-кто этого не знает…

— Пора подниматься наверх, — Дима шел и на ходу загонял в ружье патроны. — Надоело мне это подземное царство. В натуре, преисподняя!

Шока у него не было совершенно. Словно ничего и не произошло. Таких людей, как Верховцев, легче убить, чем испугать. Но пока и этого никто не мог сделать.

Ситуация была еще та. Впереди шли два оперуполномоченных уголовного розыска, один из которых был в тине, как Водяной, а за ними, метрах в двадцати, поспешали две гиены. Своеобразный заградотряд. Отступать некуда. Я взглянул на часы. До того момента, как Ваня отправится за подмогой, оставалось десять минут. Но мне нужна была Ольга. Я был уверен, что она в доме. Юнг уже понял, что я в доме, и желание расправиться со мной будет тормозить его решение умертвить Ольгу. Сколько денег она сняла со счетов? Триста тысяч? Это деньги Юнга. А сколько еще денег не снято? Юнг скорее сам застрелится, нежели простит такие суммы. Они нажиты непосильным трудом, и вернуть их — дело принципа. Очевидно, Юнг знает то, чего не знаю я. Понятно, что, сняв деньги, Коренева их тут же положила в другой банк и, возможно, на свою, но уже другую фамилию. Соответственно, и забрать их обратно может только она. Это давало мне уверенность, что Юнг не станет ее убивать. Во всяком случае, до тех пор, пока не получит все деньги обратно. И другое дело — когда дом будет брать рота спецназа. Тут уж не до денег. Свидетеля Ольгу Кореневу дешевле обойдется скормить гиенам. Ни свидетеля, ни его тела. Поэтому я и не торопил события. Взять Юнга, как и Табанцева, никогда не поздно. Но что они будут стоить без показаний девушки? Никаких доказательств, кроме слепой уверенности в том, что они — ублюдки. Но они с пониманием этого живут всю жизнь и не кашляют.

Все. Последняя дверь наверх. Она, кажется, не используется за отсутствием надобности. Дверь, понятно, закрыта, но для чего тогда со мной Верховцев со своей безотказной отмычкой?

Звенящий удар по барабанным перепонкам, и дверь открыта.

— А что за шурупы у тебя в патронах? — поинтересовался я, глядя на исковерканный замок.

— Маленькие, — объяснил Верховцев. — Большие нельзя, иначе ствол разорвет.

Бережливый, когда дело касается его имущества…

Удивительно, но факт: мы вошли на первый этаж дома. Это была одна из трех дорог, по которым мы могли начать свою экскурсию по владениям Юнга. Но волею случая пошли другой дорогой. Кровь на полу напоминала о недавнем столкновении, но побежденные были уже куда-то унесены. Оно и правильно. Мешают.

Где сейчас Юнг? Правильно, там, где наше появление исключено. В своем изрешеченном кабинете. Ждет доклада от подчиненных о нашей ликвидации. Интересно, какое у него сейчас настроение? Я так и спросил, когда мы вошли:

— Юнг, как у тебя настроение?

Одновременно с моим вопросом Верховцев выстрелом свалил на пол верзилу-телохранителя. Верзила не металлический замок. Ему бы и утиной дроби хватило. Но раз у Дмитрия нет ничего другого, кроме шурупов…

— Ой, а это кто? — изумился опер, выщелкивая на пол дымящуюся гильзу. — Замначальника ГИБДД, что ли? Господин Юнг, вы что, на «красный» проехали?

Действительно, в дальнем углу кабинета восседал на стуле Виталий Алексеевич Табанцев! Увидев нас, он поднял голову и уставился ненавидящим взглядом. Юнг сидел за пробитым столом молча и достойно. Кажется, нас на самом деле никто здесь не ждал.

— А ферма ваша разрушена, — с видимым сожалением произнес я. — Гиены обиделись и пошли в дом бить вам морду. Вы когда их в последний раз кормили? Вас пора привлекать за жестокое обращение с животными.

Оставалось продержаться менее получаса. Пока Ваня сообщит, пока Обрезанов доложит… Один только СОБР собирается быстро. Но сейчас, сколько бы ни оставалось времени, стрелять в нас никто не будет. Здесь находится господин. Однако этот же господин может сделать своеобразное харакири. Громко заорать: «Огонь!» — и дело наше прошлое. Тогда его боевики в точности выполнят приказ. Это Восток… Дело тонкое. И мутное. Но на все тонкости Востока всегда найдется русская широта и простота. Мой поступок был гениален. Я поднял с пола рулон скотча и недолго думая залепил Юнгу рот. Этим же скотчем замотал руки за спиной. Теперь командуй! Пока твои люди не услышат «огонь», им и в голову не придет стрелять. Юнг понял ход моих мыслей, усмехнулся одними глазами и одобрительно покачал головой. А что же Табанцев? Майор с того момента, как увидел меня, никак не мог обрести покой.

— Слушай, Загорский… — он сжал челюсти так, что заскрипели зубы. — Чего тебе нужно? Я такого упрямого осла никогда в жизни не встречал. Неужели ты думаешь, что меня под что-нибудь смогут подписать?! Ты же сам мент! Неужели не понимаешь, что у тебя на меня ничего нет? Назови лучше сумму. Назови такую, чтобы вам обоим хватило… — он кивнул в сторону Верховцева.

— Это, Сергей Васильевич, он нам отступные предлагает? — заинтересовался Дима. — Может, подумаем?

Я хорошо понимал, что сейчас делает опер, но Табанцев, находящийся в цейтноте, соображал слабо.

— Подумайте! — настаивал он. — По сто тысяч хватит?

— Сто тысяч чего? — уточнил Верховцев.

— Ну баксов, разумеется, баксов! Просто возьмите бабки и уйдите! Весь мусор уберут тут без вас.