Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 131

- Ты не серчай, что я тебя так разукрасил. Лекаря прислать?

Но Таргис широко ухмыльнулся в ответ:

- Не хлопочи, дивный, заживет и без костоправов. Да, и спасибо тебе, что все эдак вывернул. Я-то сам следы читать умею, как вы, эльфы, книги свои мудреные, а вот врать складно не горазд. Особенно господину. Все кажется, что он меня насквозь видит, и язык сам собой отнимается.

Варгера увели, а Сарн молча двинулся вниз по ступенькам.

В опочивальне княжны эльф вынул ключ и снял кандалы. Камрин тяжело опустилась в кресло – она все еще была слаба. Лихолесец мягко коснулся девичьего плеча:

- Мне неловко оттого, что пришлось так откровенно сделать вас орудием шантажа. Простите меня. Я обещаю, что все сделаю для вашей защиты.

Но самозванка лишь пожала плечами:

- У вас не было выбора, Сарн. Кроме того, я слишком долго играю в эту игру, чтоб принимать близко к сердцу названия. Признаться, мне на свой лад льстит, как много вы смогли отторговать за мою довольно бесполезную шею.

В этих словах прозвучала нарочитая небрежность, граничащая с бравадой, но Сарн не услышал в них ни тени горечи. И готов был поклясться, что, сколько бы ни насмешничала отчаянная авантюристка Тугхаш над «бесполезной шеей», ей было важно знать, как дорога ее жизнь Сармагату.

Но вслух эльф лишь ровно спросил:

- Когда вы сможете сесть в седло, как вам кажется?

Камрин слегка нахмурилась:

- Завтра. Нельзя мешкать, мне впервые за много месяцев кажется, что эта карусель может закончиться, и даже что-то, наконец, пойдет на лад.

- Вы еще не оправились от ран.

- Я иду не на войну, – отрезала Камрин, – а усидеть в седле я могу и в худшем состоянии. Не тревожьтесь обо мне, комендант.

Сарн молча поклонился, поймав решительный и слегка испуганный взгляд, и ретировался, оставив княжну наедине с ее мыслями.

Трапеза подходила к концу, но в гроте было на удивление тихо, лишь кружки лаконично постукивали о грубо оструганные доски столешниц, кто-то вполголоса невыразительно бранился, обжегшись лепешкой, да Гослин хмуро грохотал в печи кочергой.

Эльфы плотной группой сидели за общим столом. Алорн, сбросив с плеч опостылевший груз вины, выглядел совершенно спокойным и с аппетитом приканчивал простецкий хлеб. Вериам также напускал на себя невозмутимость, но подрагивавшие брови и сжатые челюсти выдавали напряжение. Он чувствовал себя не в своей тарелке за этим чужим столом, на каждый взгляд отвечал столь же пристальным взглядом, словно ища тень насмешки или пренебрежения. Амауро так глубоко ушел в какие-то потаенные раздумья, что не замечал, как машинально размазывает по щеке золу перепачканными пальцами.

Тишина была похожа на бычий пузырь, постепенно взбухающий на кувшине с брагой. Неуютная, напряженная, она вдавливалась в нервы, как перетянутый оружейный ремень больно вдавливается в плечо. И наконец, кто-то оглушительно грянул кружкой о стол, вскакивая.

- Все, хватит! – рявкнул возмутитель фальшивого спокойствия, высокий молодой рыцарь в устрашающего вида кожаном камзоле с латными пластинами, – какого Моргота происходит? Леннарт, ты у нас костоправ, так скажи, какую такую болезнь ты у нас всех разом заприметил, что сообща стал за олухов почитать?

Лекарь спокойно поднял голову:

- Ты чего взбеленился, Холгер? – не повышая голоса, спросил он, и рыцарь смущенно и досадливо сдвинул брови:

- Да ты смеешься что ли, Леннарт? – проговорил он уже тише, – прошлой ночью тут будто Мандос именины справлял, а толком никто ничего не знает. Нам в Тон-Гарт пора, а мы тут сидим! С караула вернулся – говорят, все бочонки уничтожены, воды колдовской больше нет. Командир где? Да что с принцем случилось? Гослин обмолвился, он едва не при смерти.

Холгер снова почти перешел на крик, но в трапезной уже загудели голоса, подхватывая вопросы юноши.

- А ну утихли!!! – раздался громовой рык, и поднялся пожилой вояка с застарелым следом ожога на лице:

- Будет вам орать, – пробурчал он и обратился к Леннарту, – ты вот что, старина. Ты нам еще на рассвете сказал – не до расспросов сейчас, позже все растолкую. Мы-то не беспамятные, уважили. Но и ты нас уважь. Холгер по молодости глотку дерет, но парень прав, как ни верти.

- Да, он прав, – раздался голос от самой двери, и все разом обернулись: у входа в грот стоял Леголас. Из-под воротника камзола виднелось перевязочное полотно, там и сям багровеющее проступившими пятнами крови. Глубокие царапины перекрещивались на щеках.

Эльфы одним движением поднялись со скамьи, приложили ладонь к груди, коротко поклонились. Леголас ответил на приветствие и, войдя в грот, сел на край подклета печи:

- Вы вправе знать обо всем, что произошло, и я сейчас все выложу без утайки, – сказал он, обводя взглядом присутствующих, – не скрою, рассказ мой вам придется не по сердцу. Но Леннарт и Гослин подтвердят то, что видели сами. Все же прочее… Что ж, мне нечем доказать свои слова. Понадеюсь на Эру.

В гроте воцарилась тишина. Лихолесец же несколько секунд помолчал и завел рассказ…

…К чести мятежников нужно сказать, что его ни разу не перебили. Леголас то и дело запинался, подыскивая слова. Ему непросто было снова пройти через странные и трагические события прошлой ночи. Но эльф подробно описал все, что уже известно читателю, умолчав лишь о свитке. Наконец он умолк, глядя перед собой с выжидательно-непроницаемым видом.

После непродолжительного молчания кто-то хрипло откашлялся:

- Врешь, высочество, – припечатал одинокий голос. Алорн приподнялся из-за стола:

- Негоже мне платить неблагодарностью за гостеприимство, – начал он сдержанно, но тут же тяжелая ладонь Вериама легла на его плечо, заставляя снова сесть.

Седой рыцарь снова встал с места, широким движением руки гася снова забродивший рокот голосов:

- Вы того, парни, слова подбирайте, – отрезал он, – за «врешь» и я в челюсть съезжу за милую душу. А мы тут не свалку учинять собрались. Милорд, – обратился он к Леголасу, – ты уж не обессудь, но рассказ твой, по меньшей мере, чудной. Айнур промеж нас никогда не водилось, но и ты уважение знай. Вигге завсегда был Йолафу помощником, не мы ли привыкли ему подчиняться с командиром наравне? Уж не такие мы недоумки, чтоб столько времени змею не разглядеть. А бочонки? За каким балрогом Вигге оружия свое войско лишать? Хорошо, оставим байки о рыцарской чести, но не ему ли прямой резон орков от столицы вышибить? За этакий подвиг ему все грехи князь простит, да сотенным сделает, как пить дать. А вот что ты, милорд, мог сплоховать... Тут уж прости, тоже есть своя правда. Я тебя, упаси Эру, предателем не кличу. Да только хворь у тебя, принц, нешуточная. С таким недугом многие творят дела, о каких бы в здравом уме сроду не подумали.

- Да я ж о чем толкую, Бьерн, – снова раздался голос обвинителя, – кто орков-то знает, что в головах их варится? А ну как взыграло окаянное, да решил принц своей смертью новых своих сородичей от нашей атаки уберечь? А Вигге где-нибудь в цейхгаузе с перерезанным горлом валяется?

Эти слова снова взбаламутили стоящую тишину, словно камень, упавший на дно пруда. Леннарт встал, пытаясь навести порядок, старый рыцарь рычал, словно медведь, поливая всех подряд отборной бранью, но гвалт разгорался лишь сильнее. Эльфы повскакали со скамей, кто-то уже со звоном выхватил клинок, где-то раздался звучный удар кулака. В общем шуме прорывались отдельные крики: «…на командира клеветать!..», «…ублюдок…», «…не безумный же, самому в ту воду лезть!..». Дело грозило принять нешуточный оборот, но Леголас все так же сидел на подклете, безучастно глядя на кипящую в гроте неразбериху. Он знал, что драть глотку, колотя себя в грудь, бесполезно, его никто не услышит сейчас, и нужно просто ждать, надеясь, что скандал перегорит и снова можно будет достучаться до разгневанных и порядком сбитых с толку людей. Трудно сказать, чем обернулось бы то странное собрание, но в разгар потасовки в трапезную ворвался юный часовой и звонко выкрикнул: