Волнолом (СИ) - Прягин Владимир - Страница 23

Самое смешное (и самое страшное тоже) в том, что Сельма искренне верит - цель достижима. И, судя по ее заявлениям, имеет совершенно конкретный план.

Нет, правда, что нужно такого сделать, чтобы железный век прекратился? Хотя бы чисто теоретически? Убить короля и канцлера? Посадить на трон кого-нибудь из Стеклянного Дома и запретить машины? Выглядит, опять же, бредово, но предположим. И в сотый раз вернемся к вопросу - зачем в этом случае убивать аптекаря и механика?

Он ломал над этим голову до самого вечера - сначала в поезде, потом в извозчичьем экипаже; за обеденным столом, в ванной и, наконец, в любимом кресле возле окна. Единственным результатом этих раздумий была головная боль - тупая и раздражающая. Давно стемнело, и можно было ложиться спать, но сон, как назло, не шел.

Генрих поднялся с кровати и какое-то время бесцельно бродил по комнатам. Заглянул в шкафчик, достал коньяк - и со вздохом сунул обратно. Пить не хотелось.

Нужно было отвлечься.

Подойдя к книжным полкам, он бережно провел пальцем по корешкам. Вот они - проверенные друзья, которым не грозит превратиться в призраков. Только они в последние двадцать лет придают его жизни некое подобие смысла.

Генрих понял, о чем он хочет прочесть.

О светописи - но не о той, которая представляется Сельме в ее фантазиях, а о реальной, служившей человеку верой и правдой много веков. О том, как она впервые открыла людям свои секреты.

Быль, осевшая на книжных страницах, подарит успокоение.

'Обретенный свет', - гласила надпись на переплете. Томик сам собой открылся на любимой главе. Эту историю Генрих знал почти наизусть. И сейчас, скользя глазами по строчкам, он видел все картины ясно и четко, будто листал страницы собственной памяти.

Сухим и теплым выдался в долинах Эльзаса май 770 года от рождества Христова. Пригорки, увитые виноградными лозами, выгибали спины, будто коты, пригревшиеся на солнце. Изумрудно зеленели поля, тени от облаков скользили по ним беспечно и невесомо. Коровы отъедались на лугах после весенней бескормицы, а их хозяева поднимали к небу глаза, вознося хвалу Господу за эти благословенно-тихие дни и моля продлить мир во владениях франков.

Предыдущий франкский правитель Пипин - первый король из династии Каролингов - полжизни провел в военных походах. Полтора года назад он умер, а подвластную территорию, в соответствии с завещанием, разделили между собой его сыновья - старший Карл и младший Карломан.

Легко ли ужиться в одном государстве двум молодым властителям, преисполненным гордости и амбиций? До открытой вражды, благодарение небу, дело не доходило, но отношения между братьями были далеки от идиллии. Особенно после того, как Карломан отказал Карлу в помощи при подавлении мятежа в Аквитании.

С тех пор они не общались лично. Посредницей стала их мать Бертрада, вдова Пипина - она приехала к Карломану в эльзасский городок Сальц.

И вот настал момент, чтобы расставить точки над 'i'. Вдовствующая королева и ее сын, которому едва исполнилось девятнадцать, стояли лицом к лицу на берегу неширокой речки и сверлили друг друга взглядом.

- Я вас решительно не понимаю, матушка, - Карломан зло дернул головой. - Сговор с баварцами, примирение с лангобардами - это вы считаете достойным продолжением дела вашего почившего мужа? Да он за голову бы схватился, доведись ему сейчас восстать из могилы!

- Не богохульствуйте, сын, - она говорила, не повышая голоса. - Тот, кто был мне супругом, а вам - отцом, признал бы, что я права. Войн было слишком много. Нам нужна передышка.

- Да, но не такой же ценой! Вспомните недавние письма из Рима - Святой Престол пребывает в недоумении, если не сказать большего. Курия - враг лангобардского короля, с которым вы ведете переговоры. А ведь переговорами дело не ограничится - вы хотите с ним породниться. Не так ли, матушка? Поправьте, если я ошибаюсь.

- Да, его дочь станет супругой Карла. Я еду, чтобы организовать сватовство и обсудить еще кое-какие подробности. Лангобарды вернут Святому Престолу несколько захваченных городов, так что курия слегка успокоится - и будет, к тому же, помнить, что этим подарком она обязана нам. Мы же, получив пару мирных лет, сможем накопить силы, чтобы продолжить то, что начал мой муж. Так ответьте же, сын, разве этот план не разумен?

- На словах получается гладко, матушка. Однако мои советники опасаются (а я склонен им верить), что Карл заключает свои союзы с соседями не столько ради мира, сколько против меня. Он спит и видит, как будет править франками в одиночку.

- Вы слишком мнительны. И несправедливы к старшему брату. Мне, как матери, ранят сердце ваши постоянные ссоры.

- Ой ли? Вы в который раз принимаете его сторону! Ну же, давайте будем наконец откровенны - признайтесь, что вы считаете Карла более достойным правителем! Я вижу это с самого детства. И если сейчас вы солжете, матушка, то знайте - это будет наша с вами последняя встреча!

Бертрада вздохнула - ей бы известен взрывной и упрямый характер младшего. Позже он наверняка пожалеет о своей резкости, но гордость не позволит ему изменить решение. При этом Карломан отнюдь не глупец и умеет чувствовать ложь. Поэтому сейчас нужно подумать трижды, прежде чем дать ответ.

В глубине души она знала, что однажды сын спросит ее об этом - вот так, напрямую, в лоб. Знала, потому что в его словах была некая доля правды. Но как объяснить ему, что на самом деле все гораздо сложнее?

- Я отвечу. Отвечу честно. Но прошу вас, сын, дайте мне полминуты, чтобы собраться с мыслями.

Несколько секунд он молчал, гоняя желваки по щекам, потом кивнул:

- Что ж, матушка, извольте. Я подожду.

Карломан отвернулся и, заложив руки за спину, прошелся взад-вперед по плоскому берегу. Здешнюю речку, уныло окаймленную ряской, называли Кислым Ручьем - вода и правда имела своеобразный привкус из-за торфяников, лежавших в верхнем течении. Река журчала лениво, наслаждаясь покоем и не ведая, что через несколько миль ее примет в себя огромный и прожорливый Рейн.

- Итак? - король снова глядел на мать.

- Вы знаете, сын, какие слухи обо мне ходят? Погодите, не перебивайте меня. Я не пытаюсь уйти от темы - просто начинаю издалека, чтобы вы поняли меня лучше.

- О вас ходит множество слухов, матушка, - его голос звучал язвительно. - Вы - персона более чем заметная. Были замужем за одним королем, а еще двоих произвели на свет. И сих пор уверены, что без вашего деятельного участия жизнь в государстве не устроится должным образом. Неудивительно, что о вас судачат в народе.

- О, несомненно, - она кивнула, давая понять, что оценила иронию. - Но я сейчас имею в виду другое. Вы слышали, например, легенду о старой Перхте?

- Полноте, матушка, - он поморщился. - Разумеется, я слышал эти крестьянские побасенки. Вдовая королева - это, на самом деле, злая колдунья Перхта, укравшая чужое лицо и одурачившая несчастного Пипина. К чему вы об этом вспомнили?

- Вы не задумывались, как рождаются подобные слухи?

- Всегда подозревал, что вы сами их распускаете. Дабы ваше имя внушало подданным трепет.

- Вы переоценили мое коварство. Но в каждой легенде имеется зерно истины, пусть даже крохотное.

- Да? Ну так явите же мне ваш истинный облик, матушка! Покажите скрюченный нос, похожий на птичий клюв! Достаньте топор, которым вы кромсаете провинившихся! Позвените хотя бы цепью! И, может быть, тогда мы наконец перейдем к серьезному разговору?

- Терпение, сын, - впервые за всю их встречу королева-мать слегка улыбнулась. - Не нужно все понимать буквально. Я - не колдунья Перхта. Клюва у меня нет, топора тоже, и чужие лица я не краду. Но что если мне открылись некоторые вещи, которые любой трезвомыслящий человек сочтет невозможными?

- Боюсь, не уловил вашу мысль.

- Я вижу сны, - сказала Бертрада тихо. - Сны о том, что грядет. Я вижу, как франки движутся на восток - им покоряются лангобарды, баварцы, саксы. Я вижу осаду Павии, горы обезглавленных тел на берегу Везера и наведенные мосты через Эльбу. Я вижу, как одному из моих сыновей возлагают на голову императорскую корону.