You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 77

Да ты ебанулся. Совершенно точно.

Эрик знает, что не пойдет наверх, что не прикоснется к спящей Кристине. Он с тихим ужасом, разрастающимся там, за грудиной, понимает, что не хочет причинять ей настоящую боль. Ему не нравится, как она ноет. Это раздражает. Как хлюпает носом и смотрит этими огромными глазами, которые вот-вот вылезут из орбит. Ей, конечно, страшно. Эрик снова косо двигает губами. Ей должно быть страшно. Ни к чему девке знать, что силой брать он ее не будет. Продержит в той комнате, пока она сама к нему не полезет, наплетет какую-то очередную чушь о чувствах, еще сама в нее поверит. Дура.

Мужчина делает шумный глоток из кружки, когда ему на плечо опускается чужая рука. Кожа темная. Эрик едва поворачивается корпусом, видя, как Макс садится на соседний стул, щелкает пальцами Ксавьеру, прося пива. У бывшего лидера Бесстрашия прибавилось морщин на лице. Мэттьюс всю кровь выпила. Вампирит да истерит. Стерва.

— Тебя не было на собрании, — говорит Макс, когда бармен ставит перед ним большую кружку пива.

— Ага, — лениво отзывается Эрик.

— Почему?

— Потому что не захотел.

Макс с грохотом опускает кружку на блестящую поверхность стойки. Пара капель застывает совсем рядом. Ксавьер смотрит едва обеспокоенно, но тряпкой по дереву пройтись не решается.

— Ты издеваешься? — Максу хочется повысить голос, но он шипит, так, чтобы никто их не слышал.

Эрик трясет головой, делает еще одну затяжку, тушит окурок о дно пепельницы и тянется за кружкой.

— Нет, я не издеваюсь. Просто последнее время рожа этой бабы вводит меня в уныние.

Макс смотрит на своего бывшего ученика раздраженно и неодобрительно. От Эрика всегда было слишком много проблем. Еще когда он был неофитом. Макс тренировал его. Знает.

— Она говорила о Дивергентах.

— Правда?

Макс снова хмурится. С Эриком что-то не то. Словно он не здесь, а где-то далеко, мыслями, а может и сознанием. Он стал другим. И это трудно не заметить. Особенно ему, человеку, который всегда относился к нему по-отечески, еще когда Эрик был несносным мальчишкой, не в меру пижонистым и скалящим зубы. Мелкий сученыш просто. А сейчас он вырос в отвратительного характером кобеля.

— Зачем они ей? – нет, Эрик все же проявляет интерес, только вот настолько он истинный — это большой вопрос.

— Хочет использовать в войне. Даже говорила что-то об отряде особого назначения.

Эрик смотрит на Макса и иронично выгибает бровь, так, что его серебряное кольцо ползет вверх.

— Дивергенты? На войне? В отдельном отряде? Мэттьюс уверена, что у нее есть мозги?

Собеседник лишь хмыкает.

— Я подумал так же. Но у нее есть идея, и не такая провальная, как тебе кажется. Стоило сегодня прийти и послушать.

— Эта баба слишком хорошо умеет трепать языком.

Повисает пауза. Слышно, как дно пивной кружки скребет по дереву, как переговариваются позади посетители: кто-то шепотом, кто-то чуть громче. При желании даже можно разобрать слова. Макс внимательно смотрит на Эрика. Эрик смотрит на свое отражение в противоположной стене за полками с алкоголем.

— Что с тобой происходит?

Мужчина молчит. Продолжает рассеянным взглядом изучать свое лицо. Макс ставит хороший вопрос. Эрик знает лишь одно — с ним творится херня. И все мысли к той девке, запертой наверху. Если кто-то узнает, что она здесь… Эрик даже думать об этом не хочет. Его могут обвинить в предательстве [в очередной раз], в тайном заговоре или умысле, в еще какой-нибудь ерунде, приправив все это юридическими аргументами. Эрику не выгодно, чтобы о Кристине знал хоть кто-то. Если ее обнаружат, то, пожалуй, девчонке придется несладко. Мэттьюс вполне может пустить ее как расходный материал на свой стол экспериментов в большой стерильной лаборатории. Она может разделать девчонку на запчасти, выкрутить ей каждую кость, лишить жизни и воли, и глаза ее потухнут. Эрик вдруг понимает, что крепко сжимает пальцы левой руки в кулак. Вот тебе и на. Вот и реакция-то какая забавная. Кристина. Мать вашу.

Эрику хочется иметь простой и логичный ответ на вопрос, который задает ему не только Макс, но и которым он задается сам уже который день подряд. Девчонку он не видел ровно неделю. Приносил еду, когда она еще спала, свернувшись клубком под одеялом. Он почему-то не может с ней говорить. После того, как оттолкнула, указала на дверь. Эрику кажется, что он сорвется, что распластает ее худющее тело под собой, просто возьмет свое, несмотря на ее слезы, истерики, мольбы и крики. Ему не хочется причинять ей настоящую боль. Не такую. Он слишком хорошо помнит ее разбитой, раздавленной, разваленной по частям. Эта картина рыдающей, давящейся икотой Кристины иногда встает у него перед глазами. Бред какой-то, конечно. Совсем свихнулся. Он столько раз говорил себе пойти и просто трахнуть ее, вдолбиться так, что у нее кости захрустят. Ей же понравится, она же потечет. Но каждый раз натыкался на ее огроменные глаза и замирал. Вот такая вот бесхребетная тряпка. Мудак последний. Ни одна баба, ни одна, не вызывала в нем всю вот эту хрень там, внутри. Это просто мракобесие какое-то. Эрику хочется курить, и пить, и не думать. Может действительно стоило пойти на собрание? Отвлекся бы. Или бабу снять? Какую-нибудь пышногрудую блондинку с отменной задницей. Эрик лишь кривится. Ему хочется, чтобы в его руках было хрупкое тело, с небольшой, но аккуратной грудью, и волосы короткие, черные. Мать вашу, ему просто нужна Кристина, под ним, с широко разведенными ногами, стонущая, краснеющая, разгоряченная, сладкая. Эрик шумно сглатывает слюну, скопившуюся во рту. У него точно едут мозги.

— Ничего, — наконец, отвечает он Максу.

Тот молчит, лишь сверлит своего бывшего ученика внимательным взглядом. Эрик делает большой глоток, пачкая верхнюю губу в пене, и небрежным жестом проводит рукавом по рту. Макс все продолжает на него смотреть, словно силится что-то прочитать в мужчине. А потом со вздохом сдается, отворачивается и сам припадает к пиву. Хмель вкусный. У Ксавьера всегда такой.

— Джанин хочет, чтобы ты разобрался с девчонкой.

Эрик чуть не давится пивом. Он спешно ставит кружку на стол и быстро глотает. Кристина. Мать вашу, Кристина. Кристина! Мужчина едва держит себя в руках, а у самого мозги лихорадочно работают. Может эта пигалица высунулась куда без его ведома? Да вряд ли. Если только девка не научилась проходить сквозь стены. Эрик старается дышать ровно, но что-то темными, склизкими пальцами пробирается ему за ребра, опоясывает каждый орган. И тут мужчина замирает. Причем тут Кристина вообще? Они не могут о ней знать. Вот мудачье. Чуть сам себя не выдал. Совсем мозги потерял. От девки надо избавляться. Эта тупая сука сворачивает ему кровь. Эрик снова злится, яро и сильно. И не знает, на кого больше: то ли на себя, то ли на Кристину.

— С какой девчонкой? — лучше спросить. Лучше показаться дураком, зато понять все правильно.

— Я о дочери Джека Кана. Джессика ее, кажется, зовут.

Эрику почти смешно. Он помнит девчонку. Узкий разрез глаз, длинные черные волосы, подтянутая фигурка, но сама девица трусливая и верещащая. Когда они ее похищали, лягалась девка слабо, лишь скулила и выла с мешком на голове. Мэттьюс обозвала ее блеющей овцой и заставила сунуть в камеру. Девчонка должна сидеть все еще там.

— Неужто Джек Кан согласился на сотрудничество?

Эрик знает, что у Джанин Мэттьюс дела идут не так хорошо, как ей бы хотелось. Люди ведь не глупы. Отречение она подмяла под себя. Шантаж — мощная штука. Особенно, если уметь ей правильно пользоваться. На Дружелюбие тоже не сложно было надавить. А вот с Искренностью вышла осечка. Джек Кан, лидер фракции, человек принципов, тот еще спесивый моралист, вечно одетый с иголочки. Ему не нравится политика Джанин Мэттьюс, он с ней не согласен. И, конечно, если лидер Эрудиции решит осуществить свою безумную идею с Дивергентами, использовать их в войне против афракционеров, то это не понравится ему еще больше. Похищение его дочери было делом грязным, но необходимым Мэттьюс. Теперь ее папаша будет плясать под дудку, а мелодию Джанин затянет веселую. С взрывами и фейерверками из крови.