Странник - Резанова Наталья Владимировна - Страница 62

– Я слышал, что находятся люди, которые осмеливаются говорить с тобой?

– Осмеливаются.

– Кто это?

– Те, кто знал меня на войне.

– О чем они говорят?

– Об этом ты у них сам спроси. Только ты прежде их найди. – Она засмеялась тем нехорошим смехом, к которому Раймунд уже успел привыкнуть. Большего от нее не добились.

После допроса все остались на своих местах.

– Февраль уже близится к концу, – тихо сказал епископ, – а морозы все лютеют… И в этом, – он повысил голос, – я вижу некое знамение.

– Точно так! – воскликнул Унрик. – Пора кончать с этим делом. Уже почти месяц мы только им и занимаемся. Как будто это так уже важно.

– Очень важно! – епископ поднял палец. – Нет ничего более важного, сын мой, чем установленный от века порядок. Он должен быть почитаем и незыблем! А эта женщина нарушила порядок. Она захотела сравняться с мужчиной, что противоречит божественным установлениям! А если подобные мысли начнут посещать других женщин? И если вообще все захотят жить, как им хочется, а не как положено? Вообрази, какая поднялась бы смута! Опасный пример, очень опасный! И это сейчас, когда в королевстве – наконец-то! – воцарился мир… – Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями.

– И чтобы избежать повторения таких позорных случаев в будущем, мы должны тщательно разобраться. Разумеется, всего нельзя предусмотреть, но мы должны стараться не допускать ничего подобного впредь. Может произойти и более страшное. На этой молодой женщине явственно лежит отблеск адского пламени, но сатана способен явиться и в ангельском обличье… – И словно бы без всякой связи с предыдущим добавил: – А людям низкого звания, коих немало в замке, это послужит хорошим уроком.

– Я прикажу сменить всю стражу и поставлю своих людей, проверенных, – сказал Унрик.

Лонгин молчал.

Раймунду хотелось знать, что скажет наследник. Он до сих пор не мог уяснить себе его позицию. Еще с Абернака он считал, что мнение Гельфрида безусловно для Филиппа, но в последнее время ему стало казаться, что они отдаляются друг от друга.

– Я хотел бы знать, – наконец проговорил он, – почему до сих пор не поступили деньги от введенного мной в Лауде налога?

От неожиданности все переглянулись.

– Возможно, – неуверенно сказал Раймунд, – городское управление считает, что это ущемляет лауданские вольности…

– Вот! – Гельфрид резко повернул к нему голову. – Вот подтверждение моим словам!

– Я вовсе не утверждаю этого. Задержка может быть связана с какими-либо формальными трудностями, неизбежными при всех нововведениях.

– В таком случае я нахожу, что тебе, как моему легисту, надлежит съездить в Лауду и разъяснить советникам магистрата, что в денежных делах всякие проволочки неуместны.

– Да уж, ты бы сумел поговорить с тамошними крючкотворами на их языке, – хмыкнул Лонгин.

Так как Раймунд все еще не отвечал, принц сказал:

– Обещаю, что в твое отсутствие окончательный приговор не будет вынесен.

– Тогда завтра я отправляюсь. Неплохо бы иметь собственноручное письмо твоей милости. Это ускорило бы ход событий.

– К завтрашнему утру оно будет готово.

Как обычно, Раймунд отправился к Адриане. Он обязан был сообщить ей о своем отъезде. Вид у нее был несколько сонный, безо всякого проблеска адского пламени. Раймунд не удержался и пересказал ей весь происшедший разговор.

– В самом деле, – сказала она, – что они тянут? Я ведь знаю, что и дрова для костра уже заготовлены, и палач жалуется на безделье…

– Значит, они в самом деле общаются с тобой… Стражники?

– Они как раз побаиваются. Но люди подходят к дверям и кричат… разное.

– Разве что-нибудь слышно? Дверь такая толстая.

– У меня хороший слух.

– Они… бранят тебя?

– Иные. А другие кричат, что я молодец, и, может, все обойдется… Черт-те что думают обо мне. Ты ведь знаешь природу слухов. А это только те, кто живет в замке. А сюда многие приезжают – уезжают. Обозы со жратвой, сборщики, солдатня. Каждый день. Представляю, в каком виде это дойдет до других мест… Ну ладно. А вот было бы весело, если бы они действительно захотели жить по-своему. А! Пустое. Если это и произойдет, то уже после того, как я закончу свое земное странствование. А ты поезжай спокойно. К твоему приезду… – вдруг она замолчала.

– Я постараюсь скоро вернуться.

Ответа не последовало.

Он вышел, ничего не видя. Всю жизнь он с чистой совестью говорил себе, что ничем не погрешил против закона, которому служил, но сейчас вдруг эта мысль стала ему противна. Выйдя из подвала, он зашагал по коридору и далеко не сразу сообразил, что пошел не в ту сторону. Судя по запаху, где-то рядом располагалась кухня. Он услышал человеческий голос. Глянул за угол. На узкой боковой лестнице сидела женщина, обхватив колени руками. Он вздрогнул. На ней было платье служанки. Ничего в ней не было похожего на Адриану – круглолицая, с кудрявыми волосами. Она что-то напевала, не замечая Раймунда. Он разобрал незнакомые слова:

Он уехал. Но тревога за Адриану не оставляла его в течение двух последующих суток в Лауде, где он диктовал условия магистрату (в иное время он бы постарался быть помягче). Что еще они могут придумать? В последнее время слово «обман» не возникало на суде. Это напоминало мошенничество, а подобное обвинение выглядело слишком мелочным для высокого суда. Но от мелкого обвинения – к большому… Он торопился, выехал из города в неурочное время, был вынужден заночевать в Нижней Лауде и в Гондрил приехал утром. Первым, кого он встретил во дворе, был Лонгин. Он шел из конюшни – осматривал лошадей, которых привели для его отряда.

– Ну, что здесь было без меня? – нетерпеливо спросил Раймунд.

– А ничего. Как всегда. Его преосвященство опять пытался прицепиться к ней из-за мужской одежды, а она притянула какую-то святую, не то Маргариту, не то Схоластику, не то обеих вместе, дескать, они поступали так же… Эгей! Ты слышишь?

В морозном воздухе явственно слышался звук рога.

– Гонец? – удивился Лонгин. – От кого бы это?