Клинические разборы в психиатрической практике - Гофман Александр Генрихович - Страница 88

От злоупотребления алкогольными напитками никогда не лечился. Наркологом и психиатром не наблюдался.

Примерно в июле 2000 г. был с детьми на даче, с ночевкой, собирали грибы. До этого пил в течение 5 дней, употребляя в среднем по 0,5 л водки в день. Последние две ночи плохо спал, «был какой-то тревожный, весь дрожал». Со слов родных, тогда впервые появились «глюки», он с кем-то разговаривал, размахивал руками, как будто видел свою мать и разговаривал с ней, был агрессивен, отгонял всех от себя, так что дети вынуждены были приехать с дачи домой. Затем с утра поехали за ним и застали сидящим на остановке. Сам рассказывал, что видел кого-то, разговаривал с ним, а также слышал голоса. Эти голоса заставили на даче скакать, отгадывать мелодии, которые тоже слышал, и делать другие вещи, о которых «не хочется даже рассказывать». Проснувшись с утра, подумал, что находится не у себя дома, а «на какой-то другой планете». Многих событий той ночи не помнил, «как будто отсутствовал, какие-то кошмары в голове». Старался продолжать жить обычной жизнью, работать, но этому мешали появившиеся после той ночи на даче голоса. Голоса сначала возникали периодически, носили комментирующий и назидательный характер. Слышал их со стороны, чаще из-за стены или из-за угла. В этот период продолжал работать, хотя и не спал ночами, было ощущение, «как будто они стимулировали». Удивления или иной реакции на появление голосов не было: «Ну, появились и появились». Голоса говорили, что он должен себя зарезать, иначе «они» сделают так, что умрут дети или другие близкие люди. Испугавшись за близких, думал о самоубийстве, но «ножа не нашел, а кухонные не подходили», так как «голоса» сказали: «Кухонными ножами нельзя». «Голоса» требовали подчинения себе: «Чтобы на работу не ходил и лежал на своем месте, на диване». «Голоса заставляли делать совсем не то, что я хочу». Затем стал понимать, что «голоса» для него делают специально какие-то люди. Появилось ощущение, что «это все не просто так». Стал называть своих преследователей просто «они». В последующем при неподчинении «они» давили на глаза, сердце и другие точки, кололи иголками: «Как будто моей нервной системой овладели. Слышали все мысли, стоило только о чем-нибудь подумать — тут же подхватывали слова». Поначалу пытался подчиняться им, выполнять их указания, при этом «голоса» избавляли больного от желания курить и выпивать: читали молитвы, заставляли «съесть кусочек мыла, а другой бросить в ванную», вызывали рвоту чем-то белым, «как будто сопли через рот идут», «что-то открыли внутри, до сих пор иногда этим плююсь», но до конца свое дело довести не могли из-за оплошностей, которые совершал пациент: например, «покушал с утра, а они говорят — о, что ты наделал?!». Потом стал стараться не обращать на них внимание. Но «голоса» могли контролировать мысли и знали, что «я их слышу». Также говорили, что все действия принадлежат не ему, но он понимал, что все делает сам. Временами все же чувствовал, что они могут управлять его действиями. Не мог понять, «кто они и что им надо», сами они ничего не говорили: «Сам догадайся». Для себя их возникновение объясняет наговором, сглазом, и сам слышал от них, что это его мать попросила какую-то бабку отучить его от курения и выпивки. Также вначале думал, что это жена навела на него порчу. Но, расспросив родственников, убедился, что это не так. Пытался закрывать уши ватой, отворачиваться, но ничего не помогало. Для того чтобы заснуть, стал сначала принимать димедрол, а затем водку, которая помогала на несколько часов. Вынужден был «допиваться до бесчувствия», чтобы ничего не слышать. В то же время отмечает, что после приема спиртного стал быстрее трезветь — «через два — три часа как и не пил». Как-то вместе с сыном поехали на машине в другой город, и по пути туда его «всего корежило» (за рулем был сын), так как «голоса запрещали ехать», пришлось сделать даже остановку. В последний год стал прогуливать работу, даже был поставлен вопрос об увольнении. Продолжал пить практически постоянно, так как только в состоянии алкогольного опьянения было ощущение облегчения. За месяц до госпитализации на дороге настолько погрузился в себя, что пропустил знак, за что был остановлен сотрудником ГИБДД. Близкие уговаривали начать лечение, но «голоса запрещали» это делать, поэтому отказывался. Когда состояние стало невыносимым, решил, несмотря на угрозы, обратиться к врачам. Был госпитализирован в городскую психиатрическую больницу.

Теперь считает, что сделал это зря, причину голосов видит в наговоре, сглазе, планирует «сходить к хорошей бабке», «это не крыша у меня поехала, а голоса реально существуют», «как будто со мной кто-то что-то сделал».

Психическое состояние. Больной внешне опрятен, хотя волосы на голове не причесаны, одет достаточно просто, «по-холостяцки». В отделении держится обособленно, но доброжелателен, не конфликтен. Большее время лежит в постели, иногда читает книгу. Приходит к врачу только по вызову, собственной инициативы не проявляет. Пребыванием в стационаре тяготится умеренно, думает о том, когда же закончится лечение, желает работать. В то же время от лечения не отказывается. Походка неторопливая, движения скупые, несколько замедленные, ходит ссутулившись. Сознание ясное, помнит имя врача, знает, где находится, правильно называет текущую дату. На протяжении всей беседы мимика скудная, иногда грустно улыбается. Выражение лица задумчиво-грустное, взгляд тоскливо-обреченный. При беседе сидит в одной позе, меняя ее лишь изредка. На обращенную речь реагирует быстро. Себя психически больным не считает, связывает свое состояние с порчей, сглазом. В начале беседы был несколько замкнут, осторожен, затем стал более доверительным. На вопросы отвечает по существу. Внимательно следит за ходом беседы, но явного интереса к ней не проявляет. Речь негромкая, неторопливая. Говорит внятно. Сообщает, что слышит голоса, идущие извне, «маскирующиеся под шум», но какие-то особые, внутренние. Голоса принадлежат различным незнакомым людям. Они носят враждебный характер, иногда комментируют его действия, иногда заставляют что-либо делать. Слышит их обоими ушами, а если затыкает уши, то голоса все равно продолжаются где-то внутри головы. Голоса пытаются подчинить себе, «заставляют плясать под свою дудку», при неподчинении ругают, угрожают расправой с близкими, про нахождение в стационаре говорят «все равно от нас не избавишься». Появление голосов носит непостоянный характер, они возникают или усиливаются в вечерние часы. В случае неподчинения голосам испытывает ощущения давления на глаза, уколы в разные части тела, неприятные ощущения. Говорит, что «это они так делают, хотят меня заставить подчинится им». Внимание на протяжении всей беседы устойчивое, хорошо переключаемое с одной темы на другую. Тяготится своим состоянием, но не верит в эффект лечения, считая, что госпитализация бессмысленна, «мне ничто не поможет». Считает, что голоса возникли как результат порчи, сглаза, наговора. Пытается связать все это с замужеством своей бывшей жены, «я думал, может быть это она что-то сделала». Не считает наличие голосов болезненным проявлением, относится к ним с полной серьезностью, как к сделанным специально определенными людьми существам: «Да не знаю я, кто они, инопланетяне какие-то, что ли». Основываясь на всем этом, считает, что лучше бы он пошел к «хорошей бабке», что лечение вряд ли поможет. Разубеждению не поддается: «Ну, какая же это болезнь, если вот они есть». Неприятные ощущения в теле считает результатом влияния голосов в ответ на неподчинение им: «Давят как-то, колют». На протяжении беседы сохраняется сниженный фон настроения. Интеллект и память в норме. Критика к своему состоянию полностью отсутствует.

Рассказывая о пережитом на даче, летом 2000 г., сообщил, что помнит ту ночь очень смутно. «Помню, что откуда-то появилась мать, разговаривал с ней, было очень страшно, но все это сейчас как во сне».

За время пребывания в отделении пациент прошел курс психофармакотерапии, на фоне которого продуктивная симптоматика постепенно редуцировалась: сначала голоса стали звучать реже, затем тише, на 20-й день лечения «отключились». Улучшилось настроение, прошла тоска, появилось желание работать. Ведущими в клинической картине предстали явления полного отсутствия критики к психозу, эмоциональная нивелировка, легкие проявления волевого снижения в виде податливости, некоторой пассивности.