Закон десанта – смерть врагам! - Зверев Сергей Иванович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая

Но ситуация менялась, возникали новые декорации и действующие лица. Однообразие тайги продолжалось до пяти вечера. Холмы тянулись вереницей — как барханы в пустыне. Ни людей, ни продуктов их жизнедеятельности. Холодный осенний лес — то поднимающийся на склон, то падающий вниз. Дряблые подосиновики, бессмысленная красота мухоморов («Аманита мускария — самый красивый в мире гриб», — блеснул интеллектом Борька). Круглые, сизо-черные «вороньи глаза» с туманно-восковым налетом — по единственной ягодке на вершине голого стебля… Кружил листопад. Идущие на автоматизме, без эмоций и раздумий, увязая в ворохах красной осиновой листвы, они не замечали, что впадины между холмами поднимаются, холмы сдвигаются в гармошку — образуется плато местного значения — здоровенное «блюдце» на скатерти тайги с трещинами лощинок. Лес густел, бурелом и кусты дыбились частоколом. Протискивались зачастую на корточках, получая по лицу острыми ветками и звереющей от увядания крапивой. Остатки одежды превращались в лохмотья. Бинты кончились. В рядах беглецов зрело недовольство — оброненная Жанной в сердцах фраза о том, что незачем ломиться в самую чащу, можно повернуть направо и выходить к Славянке, обрела популярность. Ее решительно поддержал Коля, у которого заплеталось все — от языка до ног. Журбинцев промолчал, явно выражая таким образом согласие. Нейтрально промычал Борька. Даже Катя, блеснув слезинками, попросила Вадима сделать привал и объяснить наконец, куда их несет нелегкая на ночь глядя.

— Мы тебе что, девы орлеанские — жертвовать собой во благо Франции? — бухтела Жанна, картинно сползая по стволу вековой сосны, идеально повторяя ее изгиб. У Макса аж слюнки потекли. Эротическую паузу прервал Борька, шутливо хлопнувший Валюшу по кумполу.

— А ты чего на нее вылупилась? Баб не видела?

— Не-е, — покрутила помпоном Валюша, — мне ваши Жанны д’Арк по барабану. Вы посмотрите, что у нее за спиной делается…

А «делались» весьма значительные вещи. Зоркие детские глаза за ажурным плетением ветвей и кривыми соснами разглядели небо. Плато обрывалось, переходя в каменистый склон. Открывалась даль влекущая, от которой захватило дух.

Они поднялись на приличную высоту. Тайга под ногами казалась далекой и какой-то ненастоящей. Волнистые массивы убегали за горизонт. Отдельные деревья казались игрушечными. Чернел кряж, разрубающий тайгу пополам. Облака клубились, набухали и километрах в десяти к югу уже изливались дождем, закрашивая небо мутной штриховкой. На обрыве, переходящем в плато, растительности не было — как химией отравили: только камни, глина в паутинах трещин, высохшие ручьи. Трава начиналась у подножия, быстро переходя в неистовый бурьян. За косматой поляной стояло что-то вроде хутора. Мираж? (В тайге — мираж?!) Покосившийся плетень окружал кособокие строения. Жилой дом зарос бурьяном, но под навесом сохло какое-то тряпье, кудахтала курочка, и из дымохода, заделанного фанерным дымником, волочился сизый дымок.

— Была бы печка, — ухмыльнулся задумчиво Борька, — а сибиряки найдутся.

Посреди двора красовался колодец без журавля, правее него — сараюшка, подпираемая поленницей, за сараюшкой — прокопченная банька, курятник с загородкой (оттуда и ворковала курочка). Позади строений тянулась узкая полоса огорода, а еще дальше — автомобильная дорога, вернее, одно название. Со времен начала стремительного обнищания народа этой колеей, похоже, ни разу не пользовались.

За хутором в тальниковых зарослях протекала речушка. Параллельно берегу тянулась старенькая линия электропередачи — от нее через ржавую трансформаторную будку шла запитка на усадьбу. И не только сюда — справа по берегу маячили еще несколько скособоченных крыш — похоже, это была окраина деревеньки, растянутой вдоль реки.

«Непримиримые» примолкли. Одно дело — мотать нервы себе и окружающим, совсем другое — предстать пред неизвестными людьми.

— Соблазнительно, ч-черт, — стукнул по ладони Борька, делая такое лицо, словно перед ним выстроились все искусы мира.

— Соблазнительно, — согласился Вадим. — Предлагаю подумать.

— Может… ненадолго?.. — неуверенно предложила Катя. — Или будем идти, пока не постареем?

Коля Сырко снял очки, протер их о рукав, снова нацепил на нос и уверенно заявил:

— Нет мужика в доме. Особа женского пола проживает, причем не очень молодая и без детей. На жратву не богата, но голодных путников накормит. Душа открыта. Любит поболтать. Русская.

Последнее мог и не говорить. Не станут англичане или евреи проживать там, где неуместно находиться даже кладбищу.

Словно в подтверждение его слов, из дома появилась бодренькая пухлая старушенция с тазиком под мышкой. Прихрамывая, добралась до навеса, принялась снимать тряпье с веревок.

— Я уже люблю ее… — сладострастно зашептала Жанна. — Давайте считать. От нашей тюряги до Славянки верст восемьдесят — на юго-запад. Мы шли на юго-восток. Верст двадцать, если считать с ночи, отмахали. Прикиньте, какая получается гипотенуза! А сколько людей у твоего Ведерникова, Вадим? Толковых наберется десятка два, да и тех запустит в район Славянки — дороги перегораживать…

Возражения были. Целый ряд:

а) количество людей Ведерникова не знает никто. Упомянутый господин не является «верховным главнокомандующим». Влиятельная контора соберет людей столько, сколько считает нужным, в том числе официально — привлекая представителей органов власти;

б) деревенек в округе по пальцам пересчитать — проверить можно любую;

в) так или иначе любая деревенька имеет дорожное сообщение со Славянкой — как наиболее крупным поселением в округе;

г) патронов в активе остался один магазин.

— Ладно, — вздохнул Вадим, — будем работать с населением. Ведите себя покультурнее.

Живописный отряд растянутой цепочкой спустился с гор. Первым шел Вадим. Автомат, как мог, замаскировал под куртку. Второй брела Валюша, бормоча под нос: «Культурнее, мультурнее…» Вадим перешагнул плетень в том месте, где от него ничего не осталось, и едва вторгся в частную собственность, как был атакован лохматым барбосом. Он выкатился из-под сарая и с заливистым лаем бросился наперерез. Деревенские собаки злобой обычно не отличаются. Хлеб отрабатывают, не более. Вот и этот — загородил усадьбу, дескать, не пущу, и давай гавкать.

Пришлось остановиться. Пока подтягивалась растянувшаяся колонна, Вадим осмотрелся. По дурному ли умыслу или само так вышло, но практически все пространство вокруг плетня поросло коноплей. Рядовое дело на Руси — садим картошку, вырастает конопля.

— Запоминай, Валюша, — пробормотал негромко Вадим. — Трудно сказать, с чего начинается Родина, но заканчивается она, по всей видимости, здесь.

— Ерунда, — фыркнула Валюша, — здесь классно. Я бы пожила.

На собачий лай вышла хозяйка — в платочке и замусоленной фуфайке.

— Здравствуйте! — крикнул Вадим. — Вам спонсоры не нужны?

— Спасибо, нам вчера уже приносили, — отозвалась хозяйка. Но на всякий случай подошла. И ахнула, всплеснув руками: — Деточка, да что с тобой? На кого ты похожа?

Громко шмыгнув носом, Валюша соорудила улыбочку дауна.

— Мамаша, — попросил Вадим, — пусти на постой. Мы заплатим. Разбойники на нас напали; не смотри, мы народ приличный.

Рука уже протягивала сдавленную сотенную купюру, затерявшуюся в складках кармана. Подходил Журбинцев с аналогичной. Дрожа посиневшими губами, спешила Жанна, держа наперевес куда солиднее — сиреневую.

— Да боже ж ты мой… — засуетилась хозяйка, оттаскивая перепачканного опилками «сторожа». — Да цыц ты, зараза!.. Проходите, ребятки, проходите, я привяжу этого басурмана…

Им повезло с первого же захода. Тетя Глаша оказалась женщиной правильной, порядочной, хотя и побитой жизнью. Расклад Коли Сырко подтвердился, вследствие чего он и надулся от важности. Обрадованная прибавке к пенсии, хозяйка рассадила гостей по лавкам, засуетилась с готовкой. Через полчаса на полу пыхтел раритетный самовар (прокопченный, как и банька), из чугунка соблазнительно веяло борщом, а тяжелая бутыль на столе весьма доходчиво убеждала, что день прожит не зря.

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая