Антони Иден - Трухановский Владимир Григорьевич - Страница 48

Если вдуматься в смысл дипломатической переписки и переговоров между представителями трех держав в период с 18 марта по 17 апреля, то нельзя не прийти к выводу, что на протяжении этого месяца правительства Англии и Франции вели не переговоры о союзе, а предпринимали попытки спровоцировать СССР на такие дипломатические меры против Германии, которые вызвали бы дальнейшее ухудшение советско-германских отношений, побудили бы Гитлера оставить планы нанесения первого удара на Западе и совершить вместо этого военное нападение на Советский Союз.

На языке документов факты выглядят следующим образом. В связи с усилившимся нажимом Германии на Румынию (Гитлер вымогал у нее важные экономические и политические уступки) английское правительство запросило 18 марта одновременно через советского полпреда в Лондоне и наркома иностранных дел в Москве, "может ли Румыния рассчитывать на помощь СССР в случае германской агрессии, в какой форме и в каких размерах". М. М. Литвинов ответил, что Советское правительство "тоже может чувствовать потребность, прежде чем ответить на запрос Сидса (посол Англии в СССР - В. Т.), знать позицию других государств, в частности Англии". Нарком "выразил удивление, что нашей помощью интересуется Англия, а не Румыния, которая к нам не обращалась и, может быть, даже не желает ее". Однако Советское правительство, стремившееся не упустить ни одной возможности для переговоров с западными державами о совместном сопротивлении агрессии, решило использовать обращение англичан для внесения важного предложения о неотложных мерах по предотвращению агрессии.

Вечером того же дня М. М. Литвинов вызвал Сидса и передал ему советское предложение "немедленно созвать совещание из представителей СССР, Англии, Франции, Польши и Румынии". Нарком объяснил послу, что "из вопросов одного правительства другому о позиции каждого ничего не выйдет, а поэтому необходима общая консультация". Американский историк Флеминг впоследствии так расценил советскую акцию: "Это было то, в чем ощущалась неотложная необходимость". Но это было не то, чего хотели английские деятели. Уже на следующий день министр иностранных дел Англии сообщил советскому полпреду, что он "консультировался с премьером по вопросу о предлагаемой конференции", и они "пришли к выводу, что такой акт был бы преждевременным". Тем самым конкретное, деловое советское предложение о борьбе с агрессией было отклонено английской стороной.

21 марта Сиде вручил М. М. Литвинову проект декларации СССР, Англии, Франции и Польши о том, что эти страны обязуются совещаться о шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления агрессии. Сиде заявил, что "декларация составлена в таких необязывающих выражениях и так лаконично, что вряд ли могут быть серьезные возражения". Такой характер документа меньше всего импонировал Советскому правительству. Однако, следуя принципу "лучше что-либо, чем ничего", правительство СССР на следующий же день уведомило правительство Великобритании, что принимает его предложение. Но английская сторона вначале затянула ответ, а затем сообщила, что вопрос о декларации следует считать отпавшим.

На первый взгляд английская позиция выглядит непоследовательной и непонятной, однако в ней была своя логика. Объяснение ее следует искать в английских источниках того периода. Обратимся к одному из последних. Издатель дневников Кадогана Дэвид Дилкс, говоря, что взгляд Кадогана на Россию "не изменился ни в 1941, ни в 1945 годах", цитирует относящийся к февралю 1939 года документ, подготовленный Кадоганом для Форин оффис: "Бесполезно обсуждать, что опаснее для нас - фашизм или коммунизм. Совершенно ясно, что в данный момент (подчеркнуто Кадоганом. - В. Т.) фашизм более опасен..." И далее Кадоган заявляет: "Я ненавижу коммунизм, практикуемый в России". Это важный документ, ибо он излагает не столько мнение Кадогана, сколько позицию министерства иностранных дел и правительства - перманентную позицию: ее придерживались в 1939 году, в годы антигитлеровской коалиции и в послевоенный период. В ней сочетаются глубокая ненависть к Советскому Союзу и сознание необходимости сотрудничать с ним во имя собственного спасения.

Нельзя не учитывать также, что с каждым днем в Англии и во Франции (в несколько меньшей степени) нарастали требования народных масс объединиться с СССР для отпора агрессии. Чтобы успокоить народные массы, Чемберлен затевал переговоры с Советским правительством, а когда его демарши давали результат, тут же брал свои предложения обратно, ибо он не искал союза с СССР против агрессора, а думал о сговоре с ним против СССР. Английский премьер шел на прямой обман своего народа с целью скрыть истинную позицию правительства. 24 марта Кадоган записал в дневнике: "В 9 час. 45 мин. был на Даунинг-стрит, 10. Премьер-министр беседовал с лейбористами. Он разъяснил им.., что мы не относимся к России прохладно".

Что касается французского правительства, то оно пока активности не проявляло. М. М. Литвинов писал полпреду в Париже Я. 3. Сурицу: "Франция, поскольку дело нас касается, как будто совершенно стушевалась, предоставив даже разговоры с нами одной Англии". А Англия вела переговоры лишь для видимости, и Советское правительство это прекрасно понимало. "В самом деле, - писал М. М. Литвинов Я- 3. Сурицу 11 апреля, - в разговорах с нами англичан и французов после истории о совместной декларации не содержалось даже намека на какое-либо конкретное предложение или о каком-либо соглашении с нами. Если расшифровать эти разговоры, то выясняется лишь желание Англии и Франции, не входя с нами ни в какие соглашения и не беря на себя никаких обязательств по отношению к нам, получить от нас какие- то обязывающие нас обещания... Но почему мы должны принимать на себя такие односторонние обязательства?" Недобросовестность позиции западных держав заранее обрекала любые переговоры с СССР на провал.

15 апреля английское правительство обратилось к правительству СССР с вопросом, не согласится ли оно сделать заявление о том, что в случае агрессии против какого-либо его европейского соседа Советский Союз окажет ему помощь, если она будет желательна. Предложение, по сути дела, было провокационным. Его авторы приглашали СССР заявить, что при определенных обстоятельствах он будет воевать против Германии, но сами не обещали ему никакой поддержки. Это было не чем иным, как попыткой втянуть Советский Союз в войну с Германией один на один. Даже Сиде понимал несуразность такого предложения. После его вручения, "поразмыслив день", он сообщил своему министерству иностранных дел: предложение создает впечатление, что "мы не имеем серьезных намерений, а Советский Союз, понятно, опасается, что ему придется таскать каштаны из огня*'.

Если английское правительство не имело серьезных намерений организовать фронт сопротивления агрессии, то у Советского правительства, напротив, такие намерения были. Поэтому оно использовало английское предложение для того, чтобы вручить 17 апреля 1939 г. правительствам Англии и Франции свои предложения, предусматривавшие обязательство трех держав оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая и военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств. Внесение Советским правительством этих предложений и положило начало трехсторонним переговорам о заключении военного оборонительного союза СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе.

Это был искренний конструктивный шаг со стороны Советского правительства. Американский историк Флеминг характеризует предложение СССР от 17 апреля как "максимально реалистическое". "Никакими другими мирными средствами, - пишет он, - невозможно было остановить Германию или обеспечить выигрыш в войне, если бы Гитлер стал упорствовать".

Искренность Советского правительства и серьезность его намерений не вызывали сомнений у многих аккредитованных в Москве дипломатов. Временный поверенный в делах США в СССР телеграфировал государственному секретарю 22 апреля: "Советский Союз занял позицию исключительно широкого сотрудничества с Францией и Англией".